Искусство без мысли, что человек без души — труп.
Когда любят человека, любят его всего, не как идею, а как живую личность, любят в нем особенно то, что не умеют определить, ни назвать.
Смешно было бы требовать, чтоб сердце в восемнадцать лет любило, как оно может любить в тридцать и сорок, или наоборот.
Умные среди дураков всегда странны.
Любовь часто ошибается, видя в любимом предмете то, чего нет... но иногда только любовь же и открывает в нём прекрасное или великое, которое не доступно наблюдению и уму.
Человек влюбляется просто, без вопросов, даже прежде нежели поймет и осознает, что он влюбился. У человека это чувство зависит не от головы, у него оно — естественное, непосредственное стремление сердца к сердцу.
Нет преступления любить несколько раз в жизни и нет заслуги любить только один раз: упрекать себя за первое и хвастаться вторым — равно нелепо.
... можно сильно, живо и пламенно чувствовать и вместе с тем не уметь выражать своих чувств.
Всякая любовь истинна и прекрасна по-своему, лишь бы только она была в сердце, а не в голове.
Жить значит — чувствовать и мыслить, страдать и блаженствовать; всякая другая жизнь — смерть.
Во всякую пору человека сердце его само знает, как надо любить ему и какой любви должно оно отозваться. И с каждым возрастом, с каждою ступенью сознания в человеке изменяется его сердце. Изменение это совершается с болью и страданием.
Сердце вдруг охладевает к тому, что так горячо любило прежде, и это охлаждение повергает его во все муки пустоты, которой нечем ему наполнить, раскаяния, которое все-таки не обратит его к оставленному предмету, — стремления, которого оно уже боится и которому оно уже не верит.
Ревность без достаточного основания есть болезнь людей ничтожных, которые не уважают ни самих себя, ни своих прав на привязанность любимого ими предмета; в ней выказывается мелкая тирания существа, стоящего на степени животного эгоизма. Такая ревность невозможна для человека нравственно развитого; по таким же точно образом невозможна для него и ревность на достаточном основании: ибо такая ревность непременно предполагает мучения подозрительности, оскорбления и жажды мщения. Подозрительность совершенно излишня для того, кто может спросить другого о предмете подозрения с таким же ясным взором, с каким и сам ответит на подобный вопрос. Если от него будут скрываться, то любовь его перейдет в презрение, которое если не избавит его от страдания, то даст этому страданию другой характер и сократит его продолжительность; если же ему скажут, что его более не любят, — тогда муки подозрения тем менее могут иметь смысл. Чувство оскорбления для такого человека также невозможно, ибо он знает, что прихоть сердца, а не его недостатки причиною потери любимого сердца и что это сердце, перестав любить его, не только не перестало его уважать, но еще сострадает, как друг, его горю и винит себя, не будучи в сущности виновато. Что касается до жажды мщения, – в этом случае она была бы понятна только как выражение самого животного, самого грубого и невежественного эгоизма, который невозможен для человека нравственно развитого. И за что тут мстить? – за то, что любившее вас сердце уже не бьется любовью к вам! Но разве любовь зависит от воли человека и покоряется ей? И разве не случается, что сердце, охладевшее к вам, не терзается сознанием этого охлаждения, словно тяжкою виною, страшным преступлением? Но не помогут ему ни слезы, ни стоны, ни самообвинения, и тщетны будут все усилия его заставить себя любить вас по-прежнему… Так чего же вы хотите от любимого вами, но уже не любящего вас предмета, если сами сознаете, что его охлаждение к вам теперь так же произошло не от его волн, как не от нее произошла прежде его любовь к вам?
Разум дан человеку для того, чтобы он разумно жил, а не для того только, чтобы он видел, что он неразумно живёт.
Кто скажет мне правду обо мне, если не друг, а слышать о себе правду от другого — необходимо.
Сила воли есть один из главнейших признаков гения, есть его мерка.
Жена не любовница, но друг и спутник нашей жизни, и мы заранее должны приучиться к мысли любить ее и тогда,
когда она будет пожилою женщиной.
Нет ничего опаснее, чем связывать свою участь с участью женщины за то только, что она прекрасна и молода.
Чем сильнее человек, чем выше нравственно, тем смелее он смотрит на свои слабые стороны и недостатки.
Отец должен быть столько же отцом, сколько и другом своего сына.
Жизнь женщины по преимуществу сосредоточена в жизни сердца; любить — значит для неё жить, а жертвовать — значит любить.
Пьют и едят все люди, но пьянствуют и обжираются только дикари.
Как грубо ошибаются многие, даже лучшие из отцов, которые почитают необходимым разделять себя с детьми строгостью, суровостью, недоступной важностью! Они думают этим возбудить к себе уважение, и в самом деле возбуждают его, но уважение холодное, боязливое, трепетное, и тем отвращают от себя их и невольно приучают к скрытности и лживости.
Человек ясно выражается, когда им владеет мысль, но еще яснее, когда он владеет мыслью.
Самая горькая истина лучше самого приятного заблуждения.
Виссарион Григорьевич Белинский
«Дело не в слове, а в тоне, в каком это слово произносится.»
В.Г.Белинский
А как же можно определить тон речи человека, не зная его голоса, не видя его эмоций, не зная его в повседневном быту? Вот в чём есть смысл существования мысли человеческой. Всё можно слышать, всё можно увидеть через то, о чём человек задумывается, что ищет, чем тяготится его Душа, его сердце.
Даже выбор говорит о том многом, что хочется знать в первую очередь, встречая людей в первый раз, знакомясь с кем-то в первый раз.
Это не значит, что ты сходу будешь спрашивать других о Белинском, о Толстом, о Пастернаке. Но заметить глубину молчания от неловкости, от незнания, от непонимания того, что говорить, на какую тему - даже такие признаки способны говорить о многом в незнакомом для нас человеке. Человек может нагромоздить свою речь всем чем угодно: бытовыми заботами, поверхностными интересами жизни, но никто не согласится замечать в нём только такое существование. Хотя бы потому, что такое существование заменяемо любым другим человеком. О котором рано или поздно можно будет подумать:»Как же с ним скучно стало, нудно, потому что думает и заботится лишь одним и тем же».
Литература существует для человека как раз-таки с той целью, чтобы сделать нас друг для друга интересными людьми. Чтобы мы не отказывались друг от друга от скуки, от нежелания думать о пустом и поверхностном, когда нет ничего Духовного, того, что при употреблении не спустишь в туалет, а наооборот - проникнешься настолько, что начнёшь расти и укрепляться, понимая что-то больше, чем можно было.
Такой интерес к жизни я называю ростом личности. Ведь всем нам дано одно и тоже небо, один и тот же дождь, одни и те же возможности в том, на что потратить своё свободное время. И если представить человека ищущего, пытливого ( прошу не путать это качество с понятием человека любопытного), не равнодушного и созидающего своё свободное время, можно будет понять его желание искать в других тоже самое. Не с целью сравнивать себя, чтобы судить возможности других. Ни в коем случае! Такие люди заинтересованы другими так же, как самими собой - с поиском смысла, с возможностью показать им самих себя, как что-то не бессмысленное и поверхностное, а лучше, нравственнее, способное затронуть настоящее время частичкой своего пребывания в этом мире. Примерно так, как это сделал Виссарион Григорьевич Белинский.
Если кто-то из читателей этой заметки возмутится её существованием здесь, на литературном сайте, сразу отмечу одно важное знание. Я уважительно отношусь ко всем здесь присутствующим, и именно по этой причине по возможности стараюсь и буду стараться напоминать и беречь других и в других только то, что есть подлинной человеческой красотой. К которой, рано или поздно, но каждый когда-нибудь возвращается. Потому что становится так много противного и сердцу, и Душе, что приходит нужда в очищении внутреннего содержания. И как же хорошо, когда ты понимаешь, что есть люди, которым не всё равно на тебя.
Спасибо В.Г. Белинскому за то, что ему было не всё равно на нас, людей.
В заключении своих рассуждений, хочется признаться в том, каким я слышу тон речи самого Белинского. Его тон подобен дыханию. Это, когда в мысли человека дышит каждое слово. И ты, как читатель, дышишь с автором в такт. Чувствуя такт произношения, как свой собственный.