У меня в столе хранится старая тетрадь, в которую я, когда-то давным-давно переписывала тексты, особенно понравившихся мне студенческих песен. Были там и две песни на стихи Киплинга:
Кузнечики
Трещат кузнечики в саду –
Сегодня жаркий день.
По жизни в сказку я иду
И каска набекрень.
По жизни в сказку я иду
И каска набекрень,
А что кузнечики в саду,
Так это – дребедень…
И перед всеми на виду
Шагаю я туда,
Где снова в сказку попаду
Без всякого труда.
Где снова в сказку попаду
Без всякого труда,
Скатилась каска в лебеду,
Так это – ерунда…
Но если захочу придти
Домой, к своей вдове,
Мешает сказка на пути
Да пуля в голове.
Мешает сказка на пути
Да пуля в голове,
Да и дороги не найти
В такой густой траве…
Я знаю, загрохочет бой,
И короли опять
Начнут меня наперебой
Из сказки вызволять.
Начнут меня наперебой
Из сказки вызволять,
Своей ручаюсь головой –
Мне каску примерять…
Примерил раз, примерил два,
Потом примерил три –
Куда девалась голова?
Получше посмотри…
Куда девалась голова?
Получше посмотри…
А, впрочем, марш вперёд, братва, -
И раз, и два, и три.
Наверное, они правы,
Что гонят в бой опять.
Ведь у кого нет головы,
Тем нечего терять…
Ведь у кого нет головы,
Тем нечего терять,
И вот приходится, увы,
Опять маршировать.
Мы выходим на рассвете…
Мы выходим на рассвете, из Сахары дует ветер,
Поднимая нашу песню до небес.
И только пыль под сапогами, с нами Бог и с нами знамя,
И тяжёлый карабин наперевес.
Командир у нас хреновый, не смотря на то, что новый.
Только нам на это дело наплевать.
Было б выпить, что покрепче, ну, а дальше, станет легче,
Всё равно, с какой холерой воевать.
Если друг сегодня помер, без него сыграем в покер.
Мы, ребята, не жалеем ни о чём.
Есть у каждого в резерве деньги, слава и консервы
И могила, занесённая песком.
Говорят я – славный малый, может, стану генералом.
Ну, а если я не выйду из огня,
От несчастия такого – ты найдёшь себе другого
И навеки позабудешь про меня.
Маслом смажу я «Винчестер», собираюсь, честь по чести.
Враг разбит и не оправится вовек.
Я всегда в себе уверен, отступать я не намерен.
Я не кто-нибудь, я – белый человек.
(У третьего куплета имеется ещё и такой вариант:
Вот из наших кто-то помер, без него сыграем в покер.
Эту смерть мы как-нибудь переживём.
Есть у каждого в резерве деньги, водка и консервы,
И могила, занесённая песком.)
А теперь о сюрпризе… Я вычитала, что существуют имитации Киплинга (как пишут: «…а, стало быть, опошление…»). Как раз на счёт этих двух стихотворений мнения в Интернете расходятся: в одних источниках автор - Киплинг, в других – нет.
Когда мы были студентами и пели эти песни, то считали, что стихи Киплинга.
Сейчас особенно сомневаются насчёт «Мы выходим на рассвете…», а мне, наоборот, кажется, что это Киплинг написал: уж больно конец характерный – «…Я не кто-нибудь, я – белый человек». Кстати, в нашей студенческой песне этого куплета не было, я узнала о его существовании из Интернета только сейчас.
И ещё один сюрприз от Киплинга…
Помните, в кинофильме «Жестокий романс», Никита Михалков поёт песню «Мохнатый шмель – на душистый хмель…». Так вот, это сокращённый и немного переработанный вариант стихотворения Киплинга «За цыганской звездой кочевой…» в переводе Г. Кружкова.
А вот его полный текст:
Мохнатый шмель – на душистый хмель,
Мотылёк – на вьюнок луговой,
А цыган идёт, куда воля ведёт,
За своей цыганской звездой!
А цыган идёт, куда воля ведёт,
Куда очи его глядят,
За звездой вослед он пройдёт весь свет –
И к подруге придёт назад.
От палаток таборных позади
К неизвестности впереди
(Восход нас ждёт на краю земли) –
Уходи, цыган, уходи!
Полосатый змей – в расщелину скал,
Жеребец – на простор степей,
А цыганская дочь – за любимым в ночь,
По закону крови своей.
Дикий вепрь – в глушь торфяных болот,
Цапля серая – в камыши.
А цыганская дочь – за любимым в ночь,
По родству бродяжьей души.
И вдвоём по тропе, навстречу судьбе,
Не гадая, в ад или в рай.
Так и надо идти, не страшась пути,
Хоть на край земли, хоть за край!
Так вперёд – за цыганской звездой кочевой –
К синим айсбергам стылых морей,
Где искрятся суда от намёрзшего льда
Под сияньем полярных огней.
Так вперёд – за цыганской звездой кочевой –
До ревущих южных широт,
Где свирепая буря, как Божья метла,
Океанскую пыль метёт.
Так вперёд – за цыганской звездой кочевой –
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.
Так вперёд – за цыганской звездой кочевой –
На свиданье с зарёй, на восток,
Где, тиха и нежна, розовеет волна,
На рассветный вползая песок.
Дикий сокол взмывает за облака,
В дебри леса уходит лось.
А мужчина должен подругу искать –
Исстари так повелось.
И ещё мне хочется привести здесь стихотворение Новеллы Матвеевой «Под британским флагом» (или иногда её называют «Песня – шагом, шагом под британским флагом») о Киплинге и его стихах:
Ты похлопывал гиен дружески по спинам;
Родственным пожатием жало кобры жал;
Трогал солнце и луну потным карабином,
Словно прихоти твоей мир принадлежал.
Кроткий глобус по щеке потрепав заранее,
Ты, как столб заявочный, в землю вбив приклад,
Свил поэзии гнездо в той смертельной ране,
Что рукою зажимал рядовой солдат.
Песня – шагом, шагом за британским флагом.
Навстречу пальма пыльная плыла издалека;
Меж ветвями – кровь заката, словно к ране там прижата,
С растопыренными пальцами рука…
Брось! Не думай, Томми, о родимом доме.
Бей в барабан! Бей в барабан! Эй, Томми, не грусти!
Слева – слава, справа – слава, впереди и сзади – слава
И забытая могила – посреди…
Словно сахарный пожар, снег вершин пылает,
А ущелье веселей винных погребов.
О, надкусанный Восток, цепи Гималаев,
Точно в мякоти плодов оттиски зубов…
Но, прихрамывая, шёл Томми безучастный,
Без улыбки, без души, по земле чужой,
И смутили Томми слух музыкой прекрасной,
Чтоб с улыбкой умирал, убивал – с душой.
И взлетела рядом с пулей, со снарядом
Песенка о добрых кобрах, о дневных нетопырях,
Об акулах благодарных, о казармах светозарных
И о радужных холерных лагерях.
Сколько, сколько силы в этой песне было,
Сколько жизни… в честь могилы, сколько истины – для лжи.
Постижим, но непостижен, удержал – так отпусти же,
Отпусти нас или крепче привяжи!
Песня – всё на свете, дышит песней ветер,
Грохот гонга, говор Ганга, мерный шаг слона…
Но не спеть мне ни единой, ни единой – лебединой,
Ибо в песню вся планета впряжена.
Ноги чёрные скрестив, как горелый крендель,
На земле сидит факир – заклинатель змей.
Встала кобра, как цветок, и на пёстрой флейте
Песню скорби и любви он играет ей.
Точно бусы в три ряда, у него на шее
Спит гремучая змея – зло притихло в ней.
Властью песни быть людьми могут даже змеи,
Властью песни из людей можно делать змей.
Так нужна ли миру киплингова лира?
(в другом варианте:
Так прощай, могучий дар, напрасно жгучий!)
Уходи! Иль нет, останься! Слушай, что наделал ты!
Ты, нанёсший без опаски нестареющие краски
На изъеденные временем холсты!
Вот такие стихи, вот такое мнение о поэзии Киплинга. Виктор Берковский подобрал к стихам Новеллы Матвеевой музыку, и получилась песня, правда, в несколько сокращённом варианте.
Недавно мне, наконец-то, удалось найти разгадки к некоторым загадкам Киплинга:
об авторе песни "Кузнечики" смотрите заметку "Дополнение к дополнению, или еще один забытый поэт",
а о песне "Мы выходим на рассвете..." упоминается в заметке "Неизвестный известный поэт".