Эволюция известного сюжета во времени и в пространстве театральной сцены

             
                                                           Почти классическое прочтение

«Я вас люблю, чего же боле, что я могу еще сказать…»
Именно так воспринял Онегин смысл письма Татьяны.
Евгений в смятении перебирал в уме строки. И как быть? Что сказать этой девочке, возомнившей себя женщиной? Что не надо искать книжный образ в настоящем? Принимать призрак – за живую плоть? Фантазм – за реальность? И кто он сам на деле - бегущий от своей тени?
Ему надо предостеречь ее – не лететь бабочкой на огонь. В романах все кончается свадьбой, а ему свадьба не нужна. «Что делать буду я в четырех стенах, когда мне и мир тесен!»
Так здраво судил Онегин, понимая, что лишний в судьбе Татьяны. Правда, лишних людей не бывает, если они рождаются с душой и пониманьем. Лишними становятся. Но как?
Ум – двойственная штука. Кому он дан для Дела. Кому-то, чтоб играть со злом в картишки… Чем определяется выбор? Даже гениальный Пушкин не знал. Но – предполагал, откуда грех берется. А где грех, то тут прискоком – черт, чтоб толкать под руку.
Начало пути в пропасть – хандра от своего ума. Потом… Потом – реакция на любовь, как лакмусовая бумага. Не можешь найти применение уму, проверь его чувством. Если уж и тогда пусто, то ваша карта бита. Тройка… семерка… а дальше, не туз, но дама роковая.
И вот, черт раздает. На кону уже не ум – душа! Пока одна, а там – вторая… Ход ваш, Онегин!
…Евгений ходил по комнате, пытаясь придумать ответ. Садился, макал перо в чернила, но через несколько строк рвал бумагу. Не то, не то. Остается сказать лично, подбирая слова на ходу, выглядывая ее реакцию. Поймет ли? Должна понять.
Но что именно?
Что не надо принимать за любовь влечение; трепет сердца от запахов весны – за подлинное чувство; свежее лицо в деревне – за того единственного, кто неясно виделся в мечтах.
Как это все банально, но… справедливо! Оставалось объяснить сие Татьяне и…  ехать дальше, вспоминая в скучной дороге о невинном приключении А письмо – сохранить. Пусть лежит в шкатулке. Когда охватит меланхолия, то перечитать с улыбкой легкой на устах.
И вот  пред ним Татьяна. И вдруг холодное сердце застучало. Неужель она та самая, что грезилось ему судьбою? Воплотившийся книжный лик? Нет, не может в такой глуши явиться мечтательный образ наяву в виде провинциальной экспрессивной барышни. Пустое. Морок. Наважденье. Надо взять себя в руки и покончить с недоразуменьем.
Итак…
Он прочитал ей выверенную нотацию на предмет того, что не нужно поддаваться фантазиям. Жизнь – проще и  далека от книжек. Татьяна поняла. Кивнула, и смиренно отошла. Теперь спокойно, без пустых мечтаний, обретет покой душевный и… «В Москву, на ярманку невест! Там, слышно, много праздных мест».
Онегин еще узнает на себе, насколько глубоко запали доводы его. Как сладка девичья месть за танцы с Ольгой… И в конце получит сам отказ: «я другому отдана и буду век ему верна».
Однако главное свершилось: Черт посрамлен! И карта «пошлый адюльтер» бита. Тем более, Онегин не Вронский даже. Хужей по качеству. Но то потом, а тогда – что это было?
Она была права в своей любви. Он был прав в своей опытности. И одна правда умертвляла другую. Они же, созданные быть вместе, когда б в союзе Татьяна нашла опору в своих чувствах, а взамен дала Евгению цель и смысл его жизни, разминулись по возрасту. Ах, если б одна потерпела, а другой подождал… Однако то было иное время: спешили замуж одни, тянули с женитьбой другие.
А пока, Онегин думает: ну, все! Он выполнил свой долг и может уезжать… Ах, да Ленский. Да-с, позавидовал чужому счастью. Ведь мог быть на месте окрыленного Ленского, но только с Татьяной… Нет, пустое. Дурацкая дуэль. Выстрелим в воздух, и разойдемся. «И без меня пора придет, пускай покамест он живет». Останется он чист пред всеми, и жизнь покатит прежней колеёй… А там… А там: «Придет, придет и наше время, и наши внуки в добрый час из мира вытеснят и нас!»
Вытеснили… Пришел черед смотреть на прошлое новым взглядом.

P.S. Жаль лишь, что Пушкин, описав дуэль в поэме, подсказал чёрту, как подвести черту под ним самим. И даже через Татьяну угадал своей жене второго мужа… Что делать, тоже дал зацепку в игре со злом. Однажды даже чуть было не проиграл в карты 5-ю главу, о Тане. Такое происходит неспроста. Как и отыгрыш. Тройка… семерка… Дама… Где-то Там шла битва за главу, а с ней за всю поэму… Как ни крути, Онегин в чем-то – alter ego. И стал эпохой для поэтов. Задел и Лермонтова. Тот тоже пытался отвести беду своим «Печориным», предвосхищая Андерсена и Шварца, и тоже напророчил себе дуэль… В обоих случаях «Онегин» меток был, а потому продолжил жить в истории, и постарался тащить с собой Татьяну – России душу, суля ей посильную любовь. Та хоть раскусила натуру Онегина («С его озлобленным умом, кипящим в действии пустом… Чудак печальный и опасный»), но – не тайну своего чувства к нему. Так идут они поодаль. Но вместе. Волею режиссеров-интерпретаторов, то падая в трагедию, то в мелодраму, то в оперу, то в водевиль, стараясь из Тани сделать совсем иное, но им понятное…


                                Тоже классическое, но разбавленное веяниями

                                                 Что было для него измлада
                                                  И труд, и мука, и отрада,
                                                  Что занимало целый день
                                                  Его тоскующую лень, —
                                                  Была наука страсти нежной
                                                            ……
                                                 Но, боже мой, какая скука…

Онегин лежал на диване и курил папироску в мундштуке. Книга, раскрытая на семнадцатой странице, валялась рядом. Его взгляд внимательно следил за колечками дыма, беспечно устремлявшихся к потолку, а в голове крутились строки из письма местечковой дворянки:
«Я к вам пишу, чего же боле…».
Опять провинциальный половой вопрос! С одной стороны созревшая девица на выданье, с другой он - столичный щеголь, враг труда. А ему уже который месяц не переводят деньги за крестьянский оброк. Опять надо садиться и писать управляющему. А тот в ответ отпишет что-нибудь вроде: «Так я Вам уже посылал зимою. Новый оброк еще не собрали».
Не собрали. Так собери! Для чего тебя поставили на хлебное место? Чтоб ты интересы барина блюл.
Хм. «Блюл» - какое неказистое слово в русском языке. А по-французски как будет? Забыл… Надо же, начал забывать почти родной в детстве французский, хотя эпиграммы на нем писал! Вот и при чтении письма Татьяны, писанное по-галльски, пришлось три раза заглянуть в словарь.
Онегин повернулся на бок.
Может, слугу крикнуть, чтоб обед накрывал? Так ведь, наверняка, дрыхнет, лентяй. Пока добудишься… Лучше обождать, пока тот сам от голода не проснется. Тогда он проворным становится.
Так что ответить на письмо? Как ее, кстати, зовут? Татьяна? «Хороша была Татьяна, краше не было в селе». Что за песня? Иль сам ненароком сочинил? Не помню. Что-то рано стала подводить память.
Раз лень писать, то придется встречаться лично, и объяснить девушке, что ей мужа надо, а любовь - пустое. Да-с, судя по письму – пора ей под венец. За солидного, состоятельного… А отдохновенную  любофф легко найдет с местным щеголем, хотя бы с Петушковым, или с проезжим офицером на постое. А он ей не жених. У него с деньгами трудно, а ейное приданое - ему на полгода. После чего начнутся будни. Она станет проситься на бал-маскерад к Арбениным. А ему к ним не стоит ездить. И перед Ниной неудобно, и Арбенин, не ровен час, физию набьет. Вот только не романтично как-то с Татьяной получится. А барышня, судя по слогу, книжек а-ля сентименталь начиталась. Еще в пруду утопится бедной Лизой. Нет, надо что-то придумать ответно-романтичное. А-а! Придумал! Скажу-ка ей, что еду в Грецию с турками сражаться за нашу и вашу свободу. Тем более Ольга, сестра ее, завела какие-то мастерские, а Ленский проповедует просвещение для крестьян. «Какое просвещение, друг мой, - говорю. - Научишь ты их книжки мусолить, начитаются они какого-нибудь Гегеля, а дальше что? Опять быкам хвосты крутить? Это диссонанс в их куцых мозгах вызовет. Нет уж! Пусть лучше пашут на барина и веруют, что Земля плоская и стоит на трех китах: православии, самодержавии и оброке». А тот в ответ… Ну да бог с ним... Точно! Скажу-ка я Татьяне, что еду на юг, на войну, а перед отъездом меткость глаза проверю в дуэли с Ленским. Тем более знакомец Мартынов зовет в Пятигорск. Мол, там объявился знатный пиит. Хоть и наглый, но вельми талантливый. А еще княжна некая блистает в свете. Да и черкешенки попадаются очами страстные… Решено, еду! А попутешествовав, вернусь через энное количество лет, да и заеду к Татьяне. К тому времени она выйдет замуж и можно будет потолковать с ней о половом вопросе, как со взрослой дамой.
Разрешив нежданную проблему, Онегин наш заснул сном праведника. В гостиной часы  пробили полдень.
До обеда оставалось два часа.
До революции - чуть дольше.


                                                         В стиле лубка и Мейерхольда

                                                              Мы все учились понемногу
                                                              Чему-нибудь и как-нибудь…

Татьяна в сени дубрав, порывисто качаясь в гамаке, читает толстый фолиант на букву «К…». На трехколесном лисапеде с большущим передним колесом на сцену жизни выезжает Онегин.
- Здравствуй-здравствуй, милая Татьяна. А вот и я. Что вам могу сказать на ваше предложение любви и сердца. Если сердце – дело анатомическое, то любовь – эфемерное. В первом случае, я не хирург Базаров и даже не патологоанатом (шутка),  а что касается второго, то мне не до любви, когда в имении простой продукт гниет в амбарах.
Татьяна вздыхает полной грудью.
- Причина в том, что вы, Евгений, недооцениваете роль прибавочной стоимости. Не продукт, а товар должны производить вы на полях.
- Ах, оставьте эту моду, я – сторонник теории трудовой стоимости Рикардо. А она, уверен, верна, раз писана по-французски!
- Однако Рикардо недооценивает роль дифференциальной ренты, - возражает Татьяна. – И классовую борьбу, - добавляет тихо, но твердо девушка. – Ее вы тоже – непонимэ, как и немецкий язык истинной науки!
- Ну знаете - вспыхивает уязвленный Онегин. - Были б вы Ленским, вызвал вас на дуэль.
- Да если б я была… была.., - ищет подходящей для себя роли в мировой истории Татьяна, - была Пугачевым, то повесила бы вас, эксплуататора, как Швондера на воротах…
- Швабрина, - механически поправляет Онегин.
- И его тоже!
- Прощайте! Учитесь, а опосля женитесь! То бишь, замуж выходите. За Ленского. Он поэт. То, что вам нужно. А Ольга найдет другого. Может, даже офицера. Таков совет мой и наказ умудренного высшим светом.
- Не учите ученую. И катитесь на своем велосипеде во вчерашний день.
Они в растрепанных чувствах разбегаются в противоположные стороны. Вдали громыхает гром. Надвигалась гроза.
Проходят годы. Опали соцветия в вишневом саду. В заброшенное дворянское гнездо где-то в саратовской глуши приезжает Онегин. Его встречает старый дворецкий.
- А ты как здесь? – спрашивает славного старика Онегин.
- Забыли меня, - охая, говорит бывший дворецкий в засаленной ливрее. – Вот и коротаю свой век, а он, вон