Блюз осеннего дня

Ты спрашиваешь, мой друг, что мы будем слушать этой осенью, и я отвечу, увидев небо в белых стоячих тучах, желтые листья под ногами и ощутив лицом сырой тягучий воздух октября: «Ирландский блюз-рок». Да, рок и блюз, слияние двух рек, одна из которых вытекает из Ливерпуля, с его агрессивными гитарами и дерзкими мальчишками в кожаных куртках, а другая берет начало на американском юге, где старый негр в синих выцветших штанах, с белесой щетиной на щеках, сидит на обочине и играет на губной гармошке. И вот две эти реки, Мерси и Миссисипи, сливаются там, где им никогда не слиться в школьной географии: в Ирландии.
Их трое, тех, кто даст нам силы одолеть длинный день, когда мы с тоской смотрим в утреннюю хмарь, забрызгавшую дождем стекла окон. Как пуст день без музыки. Но вот Рори Галлахер берет в руки гитару, и над московскими крышами медленно плывет густой звук. В руках у него старый Фендер Стратокастер, который был с ним на сотнях сцен и на тысячах концертов; руки музыканта стерли с него краску и протерли чуть ли не до дыр.
Красные пятна на деке как пятна крови на голой душе ирландца, бившейся об углы нашего странного и неприютного мира. Зачем он такой? Кто его знает.
Рори Галлахер, мальчик-вундеркинд из города Корк, в десять лет удивлявший взрослых тонкостью игры на акустической гитаре, вырос, отпустил длинные волосы и ушел в блюзовое странствие. Он жил от концерта и до концерта, и только на концертах он жил. Только тут, на сцене и с гитарой, он ощущал себя в ладу с самим собой. Гитара приросла к его рукам; он ничего больше не хотел, как играть на гитаре. И поэтому его концерты длились бесконечно, он мог играть четыре часа подряд, и люди в зале теряли ощущение времени и пространства, забывали, где они и кто они, их забирал, закручивал, возносил и доводил до слез и восторженного крика этот мощный звук. Они видели чудо ― Рори Галлахера, претворявшего свое тело и свою душу в блюз.

А вслед за ним в наш стылый осенний воздух входит Гэри Мур, ирландец с лицом, сильно помятым жизнью. В молодости он услышал, как Питер Грин из Fleetwood Mac ― великий Гриини, впавший в безумие от несправедливости жизни и надолго приземлившийся в дурдоме ― играет блюз-рок на гитаре. Услышал и больше не мог жить спокойно. Он разбирал игру Грина по частям и нотам, он слушал его гитару день и ночь, но так и не мог понять, как Грин делает это. Это было что-то неуловимое, что давало звуку горечь и тоску, что превращало блюз в любовь, а рок в страсть. Мур в конце концов додумался до того, что тайна игры Грина кроется в его гитарах, и поэтому он купил у сбрендившего Грина его гитары. Я бы не удивился, узнав, что Мур, запершись в комнате на каком-нибудь ветхом ирландском чердаке, разбирал эти гитары, ища в них душу, подобно тому, как врачи средневековья разнимали на части человеческие тела, ища в них обиталище души.
Секрета Грина он так и не раскрыл, но зато записал для больного друга альбом Blues for Greeny. Играл вещи Грина, используя старую гитару Les Paul Standart, на которой их играл сам Грин.
Когда играет Гэри Мур, шум жизни утихает сам собой; кошка перестает мяукать; чашка кофе задумчиво замирает в руке; разговор прекращается; дождь становится фоном для гитары.
В шуршании дождя играет Гэри Мур и своей игрой снимает с человека всю дрянь, которая к нему прилипла. Неловкие слова, лишние движения ― все к черту. Страдание гитары в руках Мура обнажает душу, даже если мы не знаем, где она живет. Гэри, гитарист с сердцем теленка, вместившем в себя грусть и печаль жизни, играй с тем драйвом, который делает звук плотной рекой видений, ассоциаций и галлюцинаций. Куда она несет нас и куда впадает? В ирландский рай, в зеленые равнины вокруг Белфаста, в тот яркий, сияющий, истовый свет испанского городка, где в номере отеля Kempinski у Мура разорвалось сердце?

И третий ирландец тоже тут, дружбан Мура с юных лет, высокий, стройный Фил Лайнотт с шевелюрой как куст и со смуглым лицом, в черных джинсах с собственноручно пришитыми заплатками и легких кедах. Соединение Мура и Лайнотта на сцене всегда было соединением керосина и огня, алкоголя и педали газа. На пару они впадали в заводное и заразное безумие. Когда, поссорившись, встречались, окружающие их люди опасались драки. Но дело кончалось не дракой, а музыкой.
Какие музыкальные дебоши они устраивали, играя в Thin Lizzy, в какой раж и жар впадали, не уступая друг другу в соревновании соло и баса, голоса и рыка. Фил Лайнотт, сын гордой Филомены, ирландец с африканской кровью в жилах и вирусом придури в мозгах, то клеил осколки зеркала на гитару, чтобы пускать зайчики в лица девушкам в зале, то мазал подглазья гуталином и в знак дружбы двух народов запивал ирландский виски шотландским самогоном.
И это был у него блюз, переходящий в панк, панк, переходящий в рок, рок, снова переходящий в блюз ― ирландская блажь, ирландская ширь, черная роза Ирландии.

Да, все трое пили, пили по-страшному, галлонами и литрами ― три ирландских алкоголика, одержимые блюзом.
Их музыка, их блюз-рок пахнет чистым спиртом и весельем, которое наступает по ту сторону отчаяния. Это смех после слез, когда все уже выплакано.
Одиночество Рори Галлахера на темной сцене, мучительное желание разгадать тайну блюза у Гэри Мура и приступы саморазрушения у Фила Лайнотта ― все это так странно, так нелепо и так больно. Печень Галлахера, сердце Мура и легкие Лайнотта не выдержали. Но что мы знаем о мучении души, ищущей звук, чтобы судить их за выпадение в осадок, за несвязные речи и странные поступки? Как они играли и как звучат сейчас, осенью, когда сверху, из окна, видны медленно плывущие по улице черные мокрые зонты. Блаженны играющие блюз, ибо им принадлежит рай.

Рори Галлахер, 1948–1995

Фил Лайнотт, 1949–1986

Гэри Мур, 1952–2011

Алексей Поликовский "Новая газета"