1
Вчера, неожиданно для себя, внимал беглой и спесивой речи ведущих и посетителей французского телеканала. Собеседники мне незнакомы, но гость их – небезызвестный писатель Андрей Курков, автор успешный, хоть и среднего калибра, но мастерства примечательно упорного, сделавший себя в чудовищной силы пробиваемости, упрямстве и подвижках. Французская речь его была славянски чиста, без гугнивого и гунявого прононса и обязательной для телевидения тараторки…. но я заметил в нём некоторым образом любезное и опасливое подлизывание – в звуке голоса, мимической суетности и бегающем взгляде (что подать-с), в то время, как местные снобы были, хотя и улыбчивы, но весьма высокомерны.
Мсье, это Европа…
2
Что мне до иностранца Андрэ Куркофф? Что мне до куртуазных пожирателей хрустящих свежестью булочек и любовью языкатых профи, свободой границ и полов необратимо замутивших чистоту нации Жанны и Монтеня?
Своего вдосталь — кургузого, родного: курные избы, лапти и дыба, сбитень и кистень, банька и девки, кулачные бои, квасные блины, Ермак и набежавшая волна, Сусанин и болото, Достоевский и карты, Аляска и Порт-Артур… и ближе, ближе: 1937, Берия, Победа, кукуруза, Гагарин, Афганистан, БАМ, 1991…
Чем далее от веков, тем значимей амплитуда скрипучего маятника, тем тише голос человека…
Кривда «истории», правда удела.
Прошлое: что есть «кто»? Есть ли?
Знает ли «я», как звали его пращуров? Поляк, литвин, еврей, татарин, помор, нивх… Русский?
Архивы сожжены за ненадобностью. Предки расстреляны или сосланы. Личности советизированы. А как иначе – новая общность. На века.
Себе на уме француз незыблемо в древо памяти врос. Он сам конкретное растение: ветвистое, от корней до неба.
У нашего – разве что былинные гербарии на уровне подсознания или, в ближнем, счастливом случае, чердачные семейные сундуки во тлене и моли, а фиксированной памяти мало. Она издревле и неистово изничтожена заграничными науками, её писцами, церковниками над Христом, коленопреклонёнными пред властью и ею вскормленными… самой властью она выкорчевана: имеем разве что саженцы, побеги…
Ростки возможного будущего.
И просеки.
Зато душа, — некая, французу непостижимая субстанция, в наличии! Её так много, души у нас, — единственного, не пропитого, не проданного, не преданного состояния, что ею, драгоценной, можно услужливо поделиться – с кем угодно! И делимся!
Но вот…. авось, кабы, блат, взятка… Кому сие понять и поднять?
------------------------------
давнее
