Алексей Абашин (Леший). Другие окна

На днях после тяжелой, долгой болезни ушёл в мир иной хороший человек, самобытный поэт и замечательный программист, которого мы знали под ником «Леший».  Ему принадлежит фраза, которая была хорошо известна в сети.

Вы говорите, что стихи нам диктуются сверху. Как можно править божественное?
Попробуйте. Со временем вы заметите, что диктовать вам стали гораздо грамотнее.
……………………………………………………………………………………………………………… Алексей Абашин

Стихи и афоризмы Алексея Абашина

О рабстве

Убить в себе раба и умереть.

АльцГеймер

Когда во мне – стозевно, стоязыко –
заговорит альцГеймер – Вавилон,
я открещусь от вирусного лиха.
Закрою рот… И молча выйду вон…


О беззвучном

Однажды смерть за локоть мягко тронет.
Затеплится прощальная свеча.
Досадно, если кто-нибудь уронит:
«Он говорил… но как-то не звучал…»


Лучше…

…И одна шестая чуши, и погост на Колыме,
всё равно намного лучше заграничных ойкумен…

Вираж

Барражирую во ржи —
виражи.
Кто меня сюда занёс?
Знает пёс.
Отыскать бы пса, спросить: «Что за блажь?»
А пока, на сорок пятый вираж…

(2013)


Пятнашки

Я больше не хожу по краю.
Я как-то ближе к сердцевине.
Я в отщепенца не играю.
Я вырос… В этом не повинны
мои продвинутые взгляды.
Мне просто стало так понятно,
что лучше, если дети рядом…
Родимы пятна…

Пятак

Всё сложнее думать просто так, что часы не время, а «тик-так».
Верить беззаботно [без тревог], что на небе есть какой-то бог.
Не глазеть ночами в потолок, перепутав запад и восток.
И подкинув в облако пятак всё сложнее думать: «Просто так»…

Уметь летать

Вы замечали, как бегают дети?
Дети не бегают. Дети летают.
Но не сбиваются в детские стаи
самые вольные птицы на свете.

Вы замечали, что лето в объёме?
В детском объёме, который типичен
при… приобщении к радугам личным…
Вы не пытались остаться в объёме?

Лето кончается раз… лето кончается два… лето кончается три…
Где-то в объёме… Внутри…

Почва

Потом всё будет… Если доживёшь… Ну, а потом всё будет «если надо». Ты не спеши. И может прорастёшь какой-нибудь травинкой палисада. Сорвут – не бойся… даже не проси. Ты корешок оставил в чернозёме. И если корешку хватает сил, то не судьба остаться приземлённым.
У неба цвет холодного родства. Уродства цвет. Юродивый оттенок. Из корня словотворчества оставь себе зелёнку раненых коленок…
Икары: «Карррр!»…
А ты не гамаюнь… Июнь* июль, чтоб август приземлился.
Я для чего всё это говорю?
Чтоб жил как я…
И жить не торопился…

*»Июнь» — это глагол

Была мечта

была мечта
без вариантов
там – небо
здесь – качели
мячик
и рос с мечтой обычный мальчик
без явных признаков таланта

была мечта
и жили-были
коммунистические веры
был телевизор чёрно-белым
а сны – цветными
словно были

была мечта
обычным делом
и жизнь была обычной жизнью
с невнятным запахом полыни
со снегом
с тем
который белый

была мечта
потом пропала
и небо близкое всё дальше
и лишь одни глаза без фальши
короче
всё нормально
мама

Из жизни пернатых

Пиши, читай! И кровью молодой
подписывай шедевры для прелестниц.
Ведь ты – Поэт! Запомни, Козодой:
Парнас – всего лишь два пролёта лестниц.

Нет нового на свете ничего…
И бегают пернатые в подъездах.
Играют в догонялки, пьют вино –
смотри-ка, Сыч несётся в рваных кедах.

Прикольно с бодуна будить зарю
весеннею шизоидной порою.
Я расскажу [вот только покурю],
как Жаворонок сделался Совою…

А во дворе курей топочет Кочет –
ему плевать, что там Поэт лопочет…

Причины

ходил по краям
но боюсь высоты
шатко на них
шатаюсь
тянет
но как говорил Хайям
я для каждого шага нахожу причину

а потом забываю причину
тянет
чтобы не попрекать себя
чтобы не трогать словом и делом
внятных сторонников моего бытия
которые явно ошиблись
выбором тела

я не пытаюсь писать стихи
я их тихо так подбираю
где-то ворую идеи и смыслы
где-то приходит муза
и тогда приобретается воображение
и начинается это брожение
по шатким краям

но как говорил Хайям
я для каждого шага нахожу причину



Вчера

Взаимосвязь душевной непогоды
с февральской вьюгой – в качестве клише…
Казалось нам, что дальше только годы,
которым рано думать о душе.
Казалось, примерещилось, наверно…
Шаги однажды выбились «за такт».
И ты ушла в февральское инферно
своей судьбы… одна… оставив страх…

Смотреть в окно. Чему-то улыбаться.
Шептать слова… ненужные теперь.
Считать огни чужих пустынных станций
под стук колёс: «не верь-поверь-не верь».
Ещё недавно «тили-тили-тесто»
кричала нам вдогонку детвора.
Ну, а сегодня…
Как-то неуместно
остался жить, не умерев вчера…

Мороженое

Попробуй со мною вместе.
Я знаю: ты любишь фреш.
И щурясь от снежной взвеси,
ты ешь, дорогая, ешь…
В формате по Сеньке – шапка,
живу – коротаю век.
И знаешь, совсем не зябко
в продрогшей моей Москве.
И знаешь, ничуть не стыдно,
что вышло вот так, как есть…
…Мне счастья брикетик выдан –
один не успею съесть.

Круги

И летит кверху пузом Земля.
И лежу на земле этой я.
Кверху пузом…
Вселенская суть,
что с планетой у нас общий путь.
Кто ведомый, а кто поводырь
мы потом разберёмся. Одни…

Жизнь за жизнью; дорога проста:
по кустам, по воде, по мостам…
И когда в руслах прожитых рек
обрету наконец имярек,
то девятую жизнь подберу…
И на время останусь в аду…

Полетит кверху пузом Земля.
И во чреве её буду я…



По сути

И пошло, и поехало: стуки тебе колёс.
А за тучами не было: неба, и сути слёз.
И кривая не вывела: выводок – это жизнь.
Я себя как-то выволок: надо тебе? держи…
И летальные крылышки на нательном кресте
всё равно, что пупырышки: по спине канитель.
Это кажется казусом… и пустой болтовнёй.
Только сердце за пазухой – ковылём…
Полыньёй…



Небо в комнате

Это не было мечтой, но случилось:
небо в комнате моей – антуражем.
Тронув облако, скажу: «Очень мило!» —
и почувствую себя дюже важным.

То, что где-то за окном понедельник,
и вливается в метро многолюдность,
стало сущим пустяком – канителью;
захотелось в зазеркалье и в юность.

Непричёсанная жизнь перестала
мне казаться наказанием свыше.
Согласитесь: небо в доме – немало;
а ещё внизу московские крыши…


Другие окна


Когда-то окна были интересней…
…Пусть сквозняки гуляли по квартире,
которая жила на Красной Пресне –
под номером четыреста четыре.
Пусть по утрам в мой сон врывался дворник,
коловший лёд в Столярном переулке.
И дядя Федя – каждый божий вторник –
будил своим: «Тачаю!*». Пьяно. Гулко.
Пусть было шумно, зябко, но… тактильно.
И никогда – тоскливо-одиноко.
В окладах деревянных стёкла жили.
Такими были те… другие окна.

Когда по вечерам сгущались краски,
я раздвигал жаккардовые шторы,
и пропадал надолго в зимней сказке…
…Москва. Окно. Морозные узоры…

* автор в курсе, что «тачаю» — это совсем не то, что «точу»…))) Но! Персонаж реальный… и кричал он именно так…

Штурм Кёнигсберга

Убаюкивает дождь-пономарь.
Исповедует бойцов политрук.
По-над городом весенняя хмарь.
А я знаю, что сегодня умру.
И молиться смысла вроде бы нет:
с поля брани полагается в рай.
Только дал бы кто толковый совет:
что туда с собой дозволено брать?

Обозначит горизонты рассвет.
Оборвётся мысли каверзной нить.
Вспыхнут звёздочки сигнальных ракет.
И подумается вдруг: «Будем жить!»
Брошу тело из окопа вперёд,
подхвачу осипшим горлом: «Ура!»
Мне в ответку забубнит пулемёт –
огрызается ещё немчура…

***

…Не рассказывал мне дед про войну.
Он остался в сорок пятом. А я,
словно чью-то искупая вину,
вижу сны о тех апрельских боях.

* Штурм города Кёнигсберг продолжался с января по апрель 1945 года. Капитуляция была подписана 9 апреля 1945 года. Мой дед – Денисов Кузьма Яковлевич – погиб 8 апреля 1945 года при очередной, совершенно бессмысленной, атаке окружённого, уже практически стёртого с лица земли, города.


Там, где небо…

Там где небо чешет спину об иглу Адмиралтейства,
наше чувство оказалось в ареале декаданса.
Мы придумывали танцы, забавлялись лицедейством;
но любовь застыла сфинксом, заблудившимся в пространстве.
Мы прощались понарошку, а не встретились нарочно.
Мы надеялись вернуться к теме прошлою весною.
Но остались там, где плохо – в городах, где порознь тошно…
…Ты во сне сжигаешь письма ненаписанные мною.


Споткнулась песня…

Споткнулась песня на слове «лю…»
Застыли пары в случайных па.
Оттаяв, двинулись к алтарю
с ленивой грацией черепах.

Звенели вилки, ножи и смех.
Рубином винным горел хрусталь.
И в каждом взгляде блестел успех.
И каждый первый держал грааль.

Гуляли боги всея Руси.
Уйти пытался двадцатый век.
Декабрь тучи опять трусил:
кружил над миром привычный снег.

*****
Усталый дьявол смотрел кино:
мелькают лица бродяг, сирот…
На свежий холмик кладут венок –
и смерть глумливая щерит рот…

Пощёлкал пультом. Нашёл канал:
танцуют пары под тихий блюз…
Такой уютный банкетный зал…
Споткнулась песня на слове «лю…»


Пришла пора

Пришла пора… И впору посошок.
И трын-трава осеннего разлива
прошепчет вслед: «Всё будет хорошо!»
и потечёт тропа неторопливо.
В полях стога иголок. Выбирай,
какой из них свою рубаху штопать.
Камнями обозначен вящий край –
тмутаракань в пределах Азиопы.

Исход исходу — рознь — и разный дол.
Вот у людей — «кузнечики из скобок».
А у меня — в кавычки — богомол:
но думаю, что это лишь до гроба…
Всё ближе смысл прочитанных молитв —
слова уселись стайкою на ветки.
Когда молчишь, то больше не болит:
пришла пора… без пишущей каретки…


Сегодня делили небо

Сегодня делили небо.
По спискам.
По возрасту, льготам, принципам.
Летнее, зимнее, осеннее.
Отдельновисящее,
и привязанное к каким-то координатам.
[весеннее уже расхватали в 60-х прошлого века].
В принципе, всё было, как «для человека».
Но человеческого не хватало –
постоянно слышалось: «мало!».
Например,
в списках «кому за тридцать»
произошла банальная свалка за летнее небо Парижа.
Вру.
Было весеннее.
В списках «материнский капитал».
Можно использовать для:
обучения отпрыска, улучшения жилищных условий,
маминой пенсии.
Разобрали.
Бэбибум.
Бум.
Кто-то пьяно ответил рядом: «Бум здоровы»!
Бум.
Многие растерялись.
Многие развернулись.
Кто-то спросил про реки: «нет ли, в которую дважды»?
— Реки в другом квартале.
Кто-то крикнул: «Займите и мне там очередь!».
Один человек попросил инсталляцию.
Дали.

Мне «за сорок».
Я успел ухватить:
кусочек летнего в Подмосковье,
кусочек осеннего в Москве,
и кусочек зимнего со свободной привязкой…
это для хмурого такого момента…

Алексей Абашин. Род. — ?… — ушёл 2021, ноябрь.