Фестивалим

Почему-то все самые запоминающиеся события моей службы приходились на самое её начало. Мечтал ли я увидеть Москву раньше, чем через пару лет? А вот поди ж ты! В составе отобранной группы еду на Международный фестиваль молодёжи и студентов в Лужники. Правда, сперва на специально оборудованную площадку, оказавшуюся бывшим аэродромом, к тому времени, плотно застроенным по периметру многоэтажками. Взлётно-посадочная полоса его потрескалась и поросла местами травой. Вдоль высокого бетонного забора, хвостами к нам, стояли грустные, отслужившие свой век самолёты.
На чистом асфальте, в окружении газонов, разбиты добротные командирские палатки, установлены рядные уличные умывальники. Весь городок наш представляет из себя зрелище довольно живописное, напоминая чем-то пионерский лагерь. Близость гражданской жизни, лётный антураж и приличная кормёжка смягчили даже самых злобных старослужащих настолько, что существование сделалось почти сносным.
Каких-то ярких впечатлений от пребывания в этом раю было немного. Первое, на что было обращено наше внимание, это умывальники, от воды в которых нестерпимо несло хлоркой. Впрочем, для меня, жившего до того в столице, запах не был чем-то из ряда вон выходящим. Воду в Москве всегда хлорировали, что называется, с горкой. Причину нам разъяснили. Оказывается, американцы, чтобы сорвать фестиваль, отравили воду СПИДом. Об этой чуме двадцатого века мы тогда услышали впервые. Вторым ярким событием было выступление перед нами и перед тусующимися тут же развязными студентами замечательного актёра Евгения Леонова. Любимый артист был до изумления пьян. Сопровождающие его лица, похожие на офицеров в штатском, почти вынесли того на высокую трибуну. Леонов дежурно проговорил текст, с которым выступал должно быть постоянно, дежурно пошутил про голую сцену в "Полосатом рейсе" и назвал себя в ней "секс бомбой". Впечатление было тяжёлое. Я почти ненавидел напоивших артиста сопровождающих. Понятно, офицерское гостеприимство... Тогда я ещё не догадывался скольких знаменитых людей придётся мне увидеть в самое ближайшее время.
Ну и третья неожиданность произошла, когда наши начальники вспомнили вдруг, что давно не гоняли "артистов" строевой. Почему артистов? Об этом - чуть позже. Маршируем туда - сюда по взлётке. К счастью, на тот момент, в направлении, откуда заходили некогда на посадку самолёты. Внезапно, из-за ближайших домов и столь низко, что думалось, вот-вот заденет антенны на крышах, совершенно бесшумно выплыла-возникла туша довольно крупного пассажирского авиалайнера. Казалось, что крылья его вдруг ослабли, и едва миновав словно присевшие в ужасе дома, лайнер почти отвесно плюхнулся на то самое место, где мы ещё пару секунд назад вышагивали, и с которого, безо всякой команды, но достаточно резво, прыснули в обе стороны от взлётки. Я наблюдал, как мимо меня на заторможенных, горящих шасси несётся по неимоверно короткой для собственных размеров, последней своей ВПП гордый белый воздушный корабль. К удивлению моему, тот не снёс бетонный забор и не уехал в сторону ближайшего квартала, но встал, замерев, словно не до конца веря в то, что этот крошечный пятачок почти в центре Москвы стал последним его пристанищем.
В тентованных Уралах подъезжаем к "Луже". Выгружаемся у обваловки Московской кольцевой железной дороги, ныне несуществующей. Теперь по валу летит, а чаще ползёт, знаменитое Третье автотранспортное кольцо. Покидаем машины, строимся для движения в колонне. Офицеры становятся в ряд и не скрываясь, долго и радостно ссут на вал. С пива наверное. Вокруг гуляют люди и смотрят. Это Лужники, не Бутово! Мне становится стыдно.
Всех "артистов" переодели в травяного цвета дешёвое хлопчато-бумажное трико и кеды. Шлёпаем в строю, как жабы. Проходим внутренним двором и рассаживаемся на трибунах, недалеко от Чаши. Чаша... Кажется, она ещё не остыла после Олимпиады. Стройная, словно парящая над пространством стадиона, лёгкая и в то же время, внушительная конструкция. Снизу к ней ведёт экскалатор. На нем, по замыслу устроителей, поднимутся парень и девушка с огнём, и чаша вновь оживёт, как тогда, пять лет назад. Не знаю, кто парень, а девушка - это дочь Гагарина. Так символично.
Сидим напротив правительственных трибун. У каждого - флажки разных цветов, бумажные веера и фонарики. Действие праздника начинается вечером и должно плавно перейти в ночь. Тогда мы сделаем световые картинки. Да да, мы, солдаты и студенты - аниматоры. Вернее, пиксели огромного экрана. Днём мы будем по команде поднимать флажки и распускать свои вееры. Команда даётся из какого-то электронного устройства, параметры которого память моя не сохранила. Возможно, микрофон или индикаторное табло. У каждого - индивидуальная методичка. Там расписан алгоритм команд. Руководит нами весьма интеллигентный, представительный мужчина, обеспечивающий живые картинки на олимпиадах. Такая честь! Он договорился, чтобы то, что мы показываем, иногда демонстрировалось на табло стадиона. Самим-то нам не видно. Очень красиво. Тренируемся не только мы. Тренируются мужчины в штатском. Их такое количество на трибунах, в проходах и на территории, что возникает сомнение в необходимости дополнительных зрителей. Сидят настороженно. Хлопок. Срываются, бегут, оцепляют опасное место. На стадионе тренируются технари. Они вкатывают в два противоположных входа на поле приземистые и длиннострелые японские подъёмные краны КАТО. Краны будут изображать жирафов. От стрел идут длинные тросы для акробатических этюдов. На поле тренируются группы танцоров, спортсменов и акробатов. Идут прогоны с артистами. Молодой Леонтьев, Алла Пугачёва, ещё другие. Всё это напоминает какой-то сон.
Праздник. На правительственной трибуне напротив - первые лица государства. Прошли, протанцевали в национальных одеждах колонны гостей фестиваля, поднялась, вместе со своим стройным спутником, и зажгла чашу дочь Гагарина. Феерические, сопровождаемые сложными техническими решениями выступления сменяли друг друга. Стемнело, и в колизей стадиона, с двух сторон просунули свои огромные шеи чудесные жирафы. В свете разноцветных прожекторов белоснежные гимнасты летали над потемневшим полем, а мы включали и выключали по команде свои фонарики. Наверное, это было красиво.
Что осталось у меня от того времени? Где-то, очень-очень далеко, пылится в ящике стола диплом участника Всемирного Фестиваля Молодёжи и Студентов в Москве. И значок участника. Ну и конечно память. Только, она здесь и со мной. А тогда... Тогда все мысли были о дембеле, до которого было ещё так далеко.