Четвертый час утра, начинался рассвет, чернота за окном постепенно отступала, совместно с тьмой уходили из организма привычные силы. Почувствовав усталость, решил сесть в любимое кресло и час другой вздремнуть, чтобы силы восстановились, дабы продолжать наносить краски на холст, воплощая в жизнь воспоминания из прошедшей молодости.
Удобно расположился в глубоком кресле, накрыл грудь и ноги халатом и стал медленно погружаться в сладкое состояние сна. В то состояние, когда не чувствуешь тяжести в ногах и нудную боль в голове, к которой не возможно привыкнуть. Почти вошел в сон, вдруг чувствую, что дверь открылась и рядом с креслом кто-то стоит. Обычно в это время ко мне никто не заходит, все домашние в это время спят. Открываю глаза и вижу, что рядом с креслом стоит фигура в черном балахоне, из-под низко надвинутого капюшона на меня из провала глазниц, смотрят яркие, голубые глаза, на лицо я не обратил внимания, а именно взгляд и тень капюшона не давала рассмотреть черты лица. Сознание мне услужливо подсказало: ну наконец-то ты дождался, это смерть пришла по твою душу. Не ведомо почему, но я даже обрадовался, сейчас все прекратится, эти боли в ногах, эта постоянная забота о диете диабетика, нехватка воздуха в больных легких, все уйдет в небытие и душа станет свободной от оков старого, изношенного тела.
А она, эта фигура в черном балахоне, будто читая мои мысли произнесла приятным голосом:
- И не надейся твой срок еще не пришел.
- А тогда зачем ты здесь, я же мог напугаться до смерти и нарушил бы тогда все записи в книге судеб. – Спросил я фигуру.
- Я знала, что ты не испугаешься и поэтому пришла к тебе без опаски на не предвидимость. Ты же ждешь меня, мысленно беседуешь со мной. Была бы моя воля, я бы приходила к тебе в свободное время, ибо мне нравится ход твоих мыслей. А сейчас вставай, и пойдем в мастерскую.
- В мастерской уже нет ничего, там внук хозяйничает.
- Ничего, я верну все в то состояние, когда мастерская была в твоем распоряжении.
Встал и вижу, что стою у верстака, у которого я провел много времени, когда немалое хозяйство требовало моей заботы.
В нижнем ящике верстака, лежащий отбойник и молоток, которым я пользовался только для отбивания кос, вдруг инструменты оказались на верстаке.
- Отбей мне косу, тупая она стала, плохо режет, нет ни одного дня, чтобы у нее не было работы. А ты знаешь, какая стала ныне кровь у кандидатов? Она у многих, от жадности и злобы стала хуже кислоты, у иного вот так срубишь голову, а коса дымится, ее злоба грешника, уничтожить хочет. Но не получается, ибо металл особый, божественный.
-Так ты все таки за мной пришла?
- Ну, что ты как попугай заладил одно и то же, ты мне косу отбей, кроме тебя мастеров не осталось. Кто спился, а кто сам удавился, не ждут меня, своевольничают люди.
Меня апостолы, попросили тропинку в Рай прокосить, вся заросла, от такой жизни на земле. У людей только деньги и грех на уме, вот тропа в Рай и заросла, ибо ходить по ней некому. Ты отбей косу хорошенько, траву косить – это не голову с плеч снимать, здесь инструмент должен острый быть, сняв с лысой головы капюшон, она мило улыбнулась.
Уж чего доброго, а улыбаться умеет, как голливудская звезда, все зубы разом показала. Бледная, натуральная блондинка, очень приятной внешности. Молодая, на вид лет 66 не более, одним словом молодуха. Я похожую на Украине видел, Юлей ее зовут. Точь в точь она, белая и с косой!
Работалось в удовольствие, руки сами вспоминали навык. Это как езда на велосипеде, если научился, то на всю жизнь. Пока я стучал молотком, Юля мило щебетала, вспоминала курьезные случаи из многовековой практики, я их не запомнил, хотя она смеялась заразительно.
Закончив работу, собрал косу воедино, туго забил прикосок в кольцо, прикинул на взгляд рост собеседницы и перевязал лучок в удобное положение. Траву косить – это не головы стричь, тут не только умение, но и инструмент должен быть острый. Протянул инструмент заказчице и проснулся. Сижу и думаю, а было ли это на самом деле.
