Девяностые

Москва гудит. Митинги, листовки, репортёры... Пассажиры в электропоездах ходят с портативными радиориёмничками - слушают горячие новости, неожиданные признания, ожиданные разоблачения... Преподаватель по Марксистско-Ленинской философии, пожилой еврей непривычно возбуждён. Пришло время признать полную несостоятельность того, что рассказывал студентам много лет подряд. И по собственной инициативе, волнуясь, он делает это признание. Сконфуженно слушаем. Понимаем - настали новые времена. Ещё больше удивил декан. Раньше он всегда появлялся на кафедре в строгом классическом костюме тёмно-синено цвета. А тут пришел в... джинсах и свитере!..
Ещё в прошлом году все были студенты как студенты. А осенью - не узнать. Мощные ребята-сибиряки выглядят как рекетиры. Ими скорее всего и являются. Кудрявый, заикающийся парнишка с несусветным хозяйством (шила в мешке не утаишь) женился второй раз и на женщине, заметно себя старше, но с капиталом. Одет как денди из Лондона. Бывший комсорг курса оставил мечты о партийной карьере и разводит лохов в переходе у Трёх Вокзалов в "три листика". Институтские геи и раньше не слишком шифровались, а теперь и подавно. Высокий и худенький музыкант наш женился на англичанке, уехал из страны и его клип выиграл у всех, то ли в России, то ли в мире...
Я тоже женился, поэтому пришлось перевестись на заочный. Днём работаю, ночью "бомблю" на подаренной на свадьбу машине в Москве и её окрестностях. Под "крышу" не лезу (там аншлаг). Зато приглянулся местным бандитам, тем что выгляжу слишком юным. Спрашивают - есть ли восемнадцать, права. Восемнадцать есть, прав нет. Развожу их по хазам, малинам, катранам. Гляжу во все глаза на эту "чёрную кошку". Братки насыпают с горкой, не жадятся. Предупреждают, чтобы не борзел - не стоял на точках, не торговал с борта. И без того мне профит. Делятся: Садились при коммунистах. Был закон. Ментов опасались. Ни с того ни с сего, по зонам поехали купцы, предлагают работу. Те, кто освобождался, уже знали в какие группировки попадут. Вышли в другой стране. Ментовской власти пришёл край. Функции закона на местах взял на себя криминал.
Отпуск. Примерно через день езжу в Московский. Приезжаю затемно, пишу трёх-четырёхзначный номерок на руке и в очередь, почти до закрытия. Многие ночуют прямо тут, на мостовой, на картонках. Сегодня дают импортные женские куртки, одну в руки. Бо'льшую часть дня стоим на улице. Потом ещё несколько часов ползём вверх по лестницам универмага. Народа море. Порядок наводит милиция. Чуть что - прилетает дубинкой. Стоим вместе с молоденькой девчонкой. В очереди познакомились. У входа в торговый зал - охрана. Выхожу с купленной курткой, быстро меняюсь со случайной моей знакомкой верхней одеждой, чтобы охранники не узнали, и захожу повторно. Потом она... Вечером следующего дня, с курткой (одну отобрала жена) еду на "плешку". Решаю - к Детскому Миру, на Бабку или ещё куда. Леплюсь к цыганам. У тех - мелкие на стрёме на каждом углу. Можно не опасаться облавы...
Жизнь бурлит и клокочет. Видеосалоны манят новыми удивительно сильными ощущениями, развалы дразнят именами новых исполнителей,  смелых, дерзких, талантливых...
В Сокольниках - очередной митинг. На парапете, примелькавшийся уже, средних лет чернявый мужчина в пальто и в сопровождении охраны, резким голосом выкрикивает одни и те же тезисы о том, что не нужно покупать импортную еду, что Запад нас травит. Хорошо ему говорить. Если бы не "ножки Буша"... С продуктами в Москве туго. Не слушаю, иду мимо столиков с рекламками и значками ЛДПР.
У посольства толпа. Держу в руках анкету. Она пахнет удивительно завораживающим, далёким, почти фантастическим миром. Я ещё слишком молод, чтобы делать обоснованные умозаключения, но считаю ли, что всё происходящее однозначно обернётся благом для сбросившей морок державы? Имею ли основания верить или не верить в это? Прислушиваюсь к чувствам и кладу анкету в сумку...
Девяностые... Молодость моя совпала с молодостью страны. Только... я и теперь молод. Духом, во всяком случае. Страна же, наскоро перешагнув грань подросткового максимализма, выбравшись из юношеского нигилизма, и лишь начав ощущать себя самодостаточной и взрослой, подхватила несвойственные возрасту недуги и обнаружила все признаки рецидива мании преследования на фоне избыточной латентной агрессии. Она не захотела взрослеть и выбрала старость. Именно этим можно объяснить отказ от креативных инициатив, развития и откат к моральным и социальным меркам времен Некрасова и Салтыкова-Щедрина.
Девяностые... Как охарактеризовать их кратко? Судя по тому, что я часто читаю и слышу, это страшный период перехода от хорошего к худшему. По мнению других - это период между плохим и ещё более худшим. Люди расходятся в оценке прошлого, но о настоящем думают примерно одинаково. В моём понимании, девяностые это эпоха нереализованных возможностей, показавшая, в то же время, что многие не боятся перемен, инициативны и готовы работать на будушее своё, своих детей, а следовательно и страны в целом. А значит, не всё ещё потеряно.