Париж в ХХ веке — это одна из первых работ Верна, которую забраковал Этцель (его издатель), посчитавший, что книга не будет иметь успеха из-за ее пессимистичного настроя.
«Я не ожидал чего-то совершенного; я повторяю, я знал, что вы взялись за невозможное, но я ожидал лучшего. Вы не даете решения ни одной серьезной проблемы будущего, все ваши критические замечания повторяют уже сделанные и многократно повторенные выпады — и если я чему и удивляюсь, так тому, что вы на едином порыве, как бы побуждаемый высшей силой, создали такую тяжелую, столь неживую вещь… »(из письма Этцеля Верну)
Не могу сказать, к сожалению или к счастью, что этот роман мир увидел только в 1994 году, в разгар процветающего капитализма, технического прогресса, ярко и красочно, невероятно правдоподобно описанных в «Париже ХХ века».
В «Париже... » — мир, в котором высятся небоскребы, люди путешествуют на сверхскоростных поездах, а преступников казнят с помощью электричества.
Что сказал бы кто-либо из наших предков, доведись ему увидеть эти бульвары, освещение которых по яркости соперничало с солнечным; эти тысячи экипажей, бесшумно кативших по гладкому битуму улиц; эти магазины, богатством уподоблявшиеся дворцам и излучавшие яркий до белизны свет; эти магистрали, широкие, как площади, и эти площади, просторные, как равнины; эти гигантские отели, где в роскошных условиях могло остановиться двадцать тысяч путешественников; эти столь легкие виадуки, эти уходящие вдаль элегантные галереи, эти мосты, переброшенные от одной улицы к другой, и, наконец, эти сверкающие поезда, буквально рассекавшие воздух с фантастической скоростью! Вне сомнения, его поразило бы увиденное. Но людям 1960 года было не до восхищения всеми этими чудесами, они спокойно пользовались ими, хоть это не добавляло им счастья: их торопливая походка, их прямо-таки американский пыл свидетельствовали о том, что их гонит вперед демон обогащения, гонит без передышки и без пощады.
В «Париже... » — мир, в котором нет войн.
В «Париже... » — мир, в котором технократия, тотальный бюрократизм и жажда наживы без капли смущения или сожаления красоту отправили на свалку истории, надругавшись над ее останками. Этот мир, к примеру, музыку превратил в какофонию, заменяя ее, традиционную, на темы науки.
Он сел за фортепьяно, вернее, набросился на него. Несчастный инструмент, истязаемый его пальцами, его кулаками, его локтями, испускал немыслимые звуки; ноты сталкивались и колотили, как град по крыше. Нет мелодии! Нет ритма! Сверхзадачей автора было изобразить последний опыт, стоивший жизни инженеру Тилорье.
— Ну, — кричал Кенсоннас, — вы слышите! Вы понимаете! Вы присутствуете при эксперименте великого химика! Ощущаете ли вы в полной мере обстановку его лаборатории? Слышите ли вы, как выделяется углекислота? Вот давление достигает четырехсот девяноста пяти атмосфер, цилиндр вздрагивает, осторожно! Аппарат сейчас взорвется! Спасайся, кто может!
[center]И, нанеся По клавиатуре сокрушающий удар кулаком, Кенсоннас воспроизвел взрыв.
— Уф, — выдохнул он, — было ли это достаточно похоже, достаточно прекрасно?
Мишель лишился дара речи. Жак не мог удержаться от смеха.
[/center]
В «Париже... » — мир, в котором нет места для любви, чистой и благородной.
«Бездуховность, декаданс литературы и искусств, огосударствление и бюрократизация жизни во всех ее проявлениях, жесткий контроль властей за мыслью да и за повседневным поведением своих граждан вообще — такой видится Жюлю Верну расплата за комфорт, приносимый научно-техническими достижениями» из послесловия романа.
Главным героем романа является юный Мишель — один из последних романтиков-мечтателей, тянущегося ко всему прекрасному, дабы созерцать и создавать это самое прекрасное самому. Но таких, как он, в этом мире практически не осталось, поэтому Мишель не может найти себя в этом обществе, которое давит на него, ломает, подчиняет себе.
И, глядя на метания героя, мы видим, что Верн главным вопросом романа ставит вопрос не «Как жить?», а «Зачем жить?».
[center]— Так вот где будет протекать моя жизнь! — подумал Мишель перед тем, как войти. — Должен ли я оставить у дверей всякую надежду?
Что человека может сделать по-настоящему счастливым?
И, забегая вперед, скажу, что ответа мы не увидим. Наш герой так и не смог его найти. К сожалению для него, Мишель — человек не того времени, он родился слишком поздно.
«Разве не может он таскать тяжести и притом оставаться поэтом?» — спросите вы невзначай, не понимая, что на фоне в абсолют возведенного тоталитарного капиталистического общества все стремления в жизни сводятся лишь к тому, что требуют сердца капиталистов — обогащению. Поэтому сколько бы ни пытался Мишель творить, работая при этом не покладая рук, его бы никто не понял, не оценил, не принял. Он — лишний в этом мире. Он — одиночка, который так символично погибает с букетом цветов, купленном на последние деньги. Мишель отцвел.
Еда была обильной, но с оттенком скупости, как если бы она сожалела, что исчезнет в желудках сотрапезников. В этой навевавшей тоску зале с ее нелепой позолотой ели быстро и без понятия. Ведь главным было не то, что ты съешь, а как ты на это заработаешь. Мишель ощущал этот нюанс, он задыхался.
В конце хочу отметить мои скромные наблюдения, касаемые самого Жюля Верна. Я долго рыскала по его биографии, но так и не нашла подтверждения своим догадкам, но все же не могу ими не поделиться.
Мне кажется, что Верн был сторонником диалектического взгляда на мир. Иначе я просто не могу представить, как ему удалось в эпохе бурного технического и промышленного прогресса, безграничной веры в него, в эпохе зачатков того, «классического» капиталистического общества, который казался благом для будущего всего человечества, — тщательно все рассмотреть, изучить и перенести в мир «Парижа в ХХ веке»? Как по мне, так это нечто невероятное!
[/center]
