Польская поэзия. Ежи Фицовский

не было у нее ничего
кроме огромных глаз
в них совсем не нарочно
две звезды давида
может их погасила б слеза

вот она и плакала

Ее речь
не была серебром
стоила разве что
плевка презрительной гримасы
ее слезливая речь
полная горбатых слов

вот она и умолкла

Ее молчанье
не было золотом
стоило в лучшем случае
5 грошей может какой морковки
очень послушное молчанье
с еврейским акцентом
голода

вот она и умерла



в пятницу за костелом
иерусалим возникает
встают златоустые
исаии свеч
под вывеской лавки
каббала корица и К0
сарры малки юдифи
укладываются ко сну
на двугорбых верблюдах
своих грудей
звезды везут чтобы сеять
козленок на веревке
говорит негев негев1
и все останавливаются посреди пустыни
будут под сохачевом2 сеять свои звезды


долгая была дорога
в Ерушалаим
полосатая как талес
то свет то тьма
то ночь то день
сиял Ерушалаим
за самой долгой ночью
и созревали скрипки
как на вербе груши
а в бердичеве шумно
корчма балагула
и погромы и свечи
зажженные звездой
и читаемые благоговейно
соленые версеты сельди
с комментарием лука
на голода отпущенье
через подлесья заречья
осень подсвечников горбатых
через газовые камеры
через кладбища воздуха
шли в Ерушалаим
и мертвые и живые
в свою возвращенную древность
и аж туда донесли контрабандой
горсточку вербных груш
и на память
от селедки
все еще колющую кость

 
Время считает здесь лишь дятел,
кукушка отбивает час.
Они здесь шли когда-то, плача,
можжевельник их цеплял за полы.
Лежат уж много лет расстрелянные здесь,
лежат в молчании земли.
Деревья не заламывают ветви,
из их стволов не проступают лица,
глаза не расцветают из бутонов.
Крик не взрывает дерева слои,
земля покров травы не раздирает,
не рвет на себе рубище тимьяна.
Липы не стыдятся пахнуть,
хлеба не боятся расти,
дороги не убегают в поле.
Придорожные камни не стонут,
не крошится гладкий воздух,
не вздыхает ветер.
И не отзываются ни словом,
ни листком, ни песком
пожранные корнями сосен.