В поисках идеала

Холод терпим мы, славяне,
В доме месяц не один.
А в причудливом романе
Топят деньгами камин.
От Невы и до Кубани
Идиотов жалок век,
«Идиот» же в том романе
Самый умный человек.

Д.Д.Минаев (1868 г.)


Сто пятьдесят лет назад, в апреле 1867 году Фёдор Михайлович Достоевский приступил к работе над романом «Идиот». В августе 1867-го писатель и его молодая жена Анна прибыли в Женеву. Первые наброски романа появились в сентябре. Именно «наброски», так как в письме от 1 января 1868 года Достоевский пишет: «Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь…Прекрасное есть идеал, а идеал… еще далеко не выработался».

Искал идеальные черты писатель в окружающих людях.

В начале сентября 1867 года в Женеве состоялся Конгресс мира, участниками которого были видные пацифисты  того времени, в их числе оказались анархист Михаил Бакунин, революционный демократ Николай Огарёв и даже герой Италии Джузеппе Гарибальди, встреченный с восторгом женевцами. Анна Достоевская отразила это событие в дневнике: «Нам удалось увидеть Гарибальди очень близко, и мой муж нашел, что у итальянского героя чрезвычайно симпатичное лицо и добрая улыбка».

Ждали Карла Маркса, но он по неизвестной причине не смог приехать.

Фёдор Достоевский, присутствовавший в качестве гостя на втором заседании конгресса, поделился в письме к Ивановой-Хмыровой тягостным впечатлением от содержания речей ораторов:  «Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру, большие государства уничтожить и поделать маленькие; все капиталы прочь, чтобы все было общее по приказу и пр. Все это без малейшего доказательства, все это заучено еще двадцать лет тому назад наизусть, да так и осталось. И главное — огонь и меч — и после того как все истребится, то тогда, по их мнению, и будет мир».

Явно не вписывались эти разрушители в мучительно вырабатываемые писателем представления о прекрасных душами носителях идеала.

Их следы искал Достоевский и в российских газетах.

В дневнике Анны Достоевской описывается распорядок дня семейной пары:  «В три часа отправлялись в ресторан обедать, после чего я шла отдыхать, а муж, проводив меня до дому, заходил в кафе на rue du Mont-Blans, где получались русские газеты, и часа два проводил за чтением «Голоса», «Московских» и «Петербургских ведомостей».

Запись А.Г.Достоевской от 21 сентября 1867 года: «Вечером мы пошли гулять и ходили по Ботаническому саду, который находится у Palais Electoral. Прошлись по саду и по дороге Федя мне рассказал о том, что прочитал сегодня в газетах, именно про жизнь одного крестьянина Архангельской губернии, который много странствовал, много видел и, попав в Россию, был наказан плетьми…».

По поводу этой записи в Примечании к третьей книжке Дневника А.Г.Достоевской (в расшифровке Ц. М. Пошеманской) сделана отсылка к корреспонденции в газете «Голос» (Санкт-Петербург) от 5 сентября 1867 года.   

Следует сказать, что материал аналогичного содержания  под названием «Спехин И. П. Автобиография одного из неведомых распространителей грамотности в народе»  опубликован и в № 32 газеты «Современная летопись», выходившей в качестве приложения к «Московским ведомостям».

Первоисточником для двух столичных газет послужила публикация в газете «Архангельские губернские ведомости» секретаря Архангельского статистического комитета Чубинского, находившегося с 1863 по 1869 годы в северной ссылке.

Рассказ о Павле Чубинском, российском этнографе, историке, географе, исследователе Русского Севера, авторе стихотворения, ставшего в 1992 году государственным гимном Украины, члене-корреспонденте многих российских научных обществ и пр. требует отдельного повествования. Интересующиеся жизнью замечательного человека могут найти немало информации о нём, в  том числе и в Интернете.
 
В одном из писем Павла Чубинского есть такие строки: «Я работал на севере без устали и доказал мою любовь к русскому народу». 

Доказывали любовь делом и другие исследователи, оказавшиеся по воле царских судов на Русском Севере и вложившие свои знания, умения, сердца в дело его изучения. Благодаря стараниям «инакомыслящих» сохранились многочисленные свидетельства жизни наших предков.

Биография того же И.П.Спехина впоследствии приводилась в публикациях многих сочинителей, при этом как предисловие «открывшего» историю жизни деревенского учителя для российских читателей автора, так и его имя  по непонятной причине ими не упоминались.

Ниже представлена публикация из газеты «Архангельские губернские ведомости» № 52 от 19 августа 1867 г. в первозданном виде.

          ОДИН ИЗ НЕВЕДОМЫХ РАСПРОСТРАНИТЕЛЕЙ ГРАМОТНОСТИ В НАРОДЕ.

Года два назад я узнал, что в Зачатьевском приходе, близ Емецка, живёт крестьянин, издавна занимающийся обучением крестьянских детей грамоте; но, к сожалаению, мне не удавалось получить о нём и его деятельности никаких сведений до последней моей поездки на евдокиевскую ярмарку (самая древняя ярмарка Архангельской губернии в селе Благовещенском, что в 76 верстах к югу от уездного города Шенкурска – прим. А.Ч.). Пользуясь этим случаем, я попросил станового пристава г.Дьяконова собрать сведения об этой интересной личности. Г.Дьяконов попросил самого крестьянина Спехина составить коротенькую записку о своей жизни, что тот и исполнил. Я спешу передать подробности о жизни этого человека, придерживаясь почти буквально его собственного рассказа. Как скромный и неведомый деятель на поприще народного образования, он заслуживает внимания общества; как человек, жизнь которого представляет столько превратностей, он имеет полное право на сочувствие. Жизнь его представляет ряд несочетаемых явлений: мальчик в купеческой лавке, лакей у чиновника, матрос в иностранном флоте, деньщик у иностранного офицера, солдат, смотритель иностранного госпиталя, он возвращается на родину, - наказывается плетьми; и после подобных испытаний делается сельским учителем. Явление поистине редкое и замечательное!  У нас находится именной список обученных им письму и чтению мальчиков и девочек, которых оказывается 212 человек, в том числе 13 девочек; кроме того из числа этих 212 человек им обучены арифметике 38 человек. Собственно же Спехиным обучено большее число детей, но он не мог припомнить имён и фамилий.
 
П.Чубинский

27-го апреля 1867  г.
г.Устюг

 
Биографические сведения о крестьянине Архангельской губернии, Холмогорского уезда, Емецкой волости, деревни Юшковской Иване Петрове Спехине.


Родился я марта 30 дня 1785 года. На четвертом году моей жизни мать моя умерла. На седьмом году я уже умел читать и писать так хорошо, что мог читать на клиросе в церкви часы. От отца я остался на 9 году; а на 10, по своему желанию, поступил в мальчики к купцу в Верховажском посаде Алексею Лукьяновичу Лазареву. Через два года, переселившись в Архангельск, я поступил в услужение к советнику губернского правления Ивану Петровичу Владимирову, у которого жил три года. Затем некоторое время жил дома, в деревне. А в 1804 году нанялся в матросы к Власу Ермолину с тем, чтобы отправиться в Лондон на корабле, нагруженном пшеницей, куда пришли благополучно и товар сдали. Перезимовавши там, весной собрались с одним балластом в обратный путь, в Россию. Но только перед самым отходом я выехал со штурманом в город для разных покупок; штурман пошел в город, а я остался караулить шлюпку. С 2-х до 5-ти часов он где-то ходил, наконец пришел пьяный до зела и отпустил меня ненадолго походить. Возвратившись через полтора часа, я не нашел ни его, ни шлюбки: он уплыл без меня.


Таким образом, на закате солнца, за восемь верст от корабля, я остался один в незнакомом городе, не умея говорить; денег от разных покупок нисколько не остаюсь. Пришел к жиду и у него приютился на ночь. На другой день в 10 часов он повел меня в остиндскую контору и там отдал в матросы, получив за меня пять фунтов (то есть 100 р. по тогдашнему курсу). Отсюда же меня отослали на корабль, отправлявшийся в Индию, не спросив ни паспорта, ни моего согласия на отправку. Жид из полученных денег ничего не дал мне, только привез после койку и одеяло. На корабле дали мне имя Джон Петерсон.

Вскоре наш корабль вместе с другими кораблями, в количестве 64 (в том числе были два брика и один военный корабль), отплыл. Таким образом шли мы до Мыса Доброй Надежды 8 месяцев, нигде не сходя с корабля на землю, только видели два острова: Мадеру и Тенериф. Мыс Доброй Надежды — гора высокая, как ровный стол, в половине ея проходят облака. Город тогда принадлежал Голландии. Пришел англичанин, высадил 3000 солдат и взял город приступом. Через три или меньше недели с фрегата был подан пушечный сигнал в отвал всем кораблям в Ост-Индию. Я же и несколько других матросов, которым также наскучила морская хода, остались в городе, не жалея 800 рублей жалованья за 8 месяцев, которое оставляли на корабле.

Потом я поступил к англичанам же в солдаты и два года жил денщиком у одного майора. Затем наш баталион был отправлен в Вест-Индию, на остров Барбадос, потом в Антигу и Сан-Люис. Тут я прожил шесть лет. Из 1000 человек нашего баталиона осталось только 200. Почему из Англии были присланы свежие солдаты, и баталион был снова сформирован и отправлен в колонию Суринам. Здесь я был сделан капралом, вскоре унтер-офицером и определен был над госпиталем штуром. В это время я знал уже арифметику и умел читать и писать по-английски. Здесь я дослужил срок службы, 14 лет (собственно, я служил восемь лет, но каждые два года считались за три). Это было в 1815 году, и я вышел в отставку. Так как я служил хорошо и исправно и жил воздержанно, то англичане просили меня снова поступить к ним в службу, но я пожелал возвратиться в свое отечество. Поэтому меня вместе с другими солдатами, тоже выслужившими срок службы, привезли в Англию, а оттуда отправили через канал в город Остенде; тут мне дали 500 франков. Из этого города я поехал в Брюссель, где явился к русскому посланнику.

 Он дал мне паспорт на проезд через французские города в крепость и город Мобеж. Здесь в канцелярии мне приказано было жить до отправки в Россию раненых и больных. Таким образом, в 1817 году, вместе с инвалидами, я прибыл на корабле в Петербург, потом в Архангельск. Здесь я был судим за самовольную отлучку, потому что корабельщик и штурман, по возвращении в Россию, показали, что я самовольно ушел с корабля, за что, по решению суда, я был наказан 10-ю ударами плетьми и за молодостью оставлен на родине.

С 1825 года я принялся обучать за небольшую плату крестьянских мальчиков и девочек чтению и письму: чтению по часослову и псалтири, а письму по собственному начертанию и прописям. Мальчики приходили в восемь часов утра, в полдень два часа отдыхали, потом до пяти часов снова учились; тем же из них, которые жили далеко от моего дома, за ненастьем и морозами, я давал ночлег и похлёбку бесплатно. Обходился с учениками всегда кротко. Таким образом с 1825 года и до сего времени я обучил 250 человек мальчиков и девочек. Многие из них поступили в прикащики. Живу в своем доме. Женат был на двух женах, с ними я прижил семерых детей, из которых остались живых