Я заметил, что, сколько ни пью,
все равно выхожу из запоя.
Я заметил, что нас было двое.
Я еще постою на краю.
Можно выпрямить душу свою
в панихиде до волчьего воя.
По ошибке окликнул его я, —
а он уже, слава Богу, в раю. Занавесить бы черным Байкал!
Придушить всю поэзию разом.
Человек, отравившийся газом,
над тобою стихов не читал. Можно даже надставить струну,
но уже невозможно надставить
пустоту, если эту страну
на два дня невозможно оставить. Можно бант завязать — на звезде.
И стихи напечатать любые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
и деревья стоят голубые…
Особенно любопытно читать название книги "Как стать великим..."
Это тоже самое, когда кто-то критикует чьи-то ШЕДЕВРЫ? Но при этом сам не может создать что-то хоть мало мальски любопытное, а ни то что ЗАБОЙНОЕ!
Я смотрю на тебя из настолько глубоких могил, что мой взгляд, прежде чем до тебя добежать, раздвоится. Мы сейчас, как всегда, разыграем комедию в лицах. Тебя не было вовсе, и, значит, я тоже не был. Мы не существовали в неслышной возне хромосом, в этом солнце большом или в белой большой протоплазме. Нас еще до сих пор обвиняют в подобном маразме, в первобытном бульоне карауля с поднятым веслом. Мы сейчас, как всегда, попытаемся снова свести траектории тел. Вот условие первого хода: если высветишь ты близлежащий участок пути, я тебя назову существительным женского рода. Я, конечно, найду в этом хламе, летящем в глаза, надлежащий конфликт, отвечающий заданной схеме. Так, всплывая со дна, треугольник к своей теореме прилипает навечно. Тебя надо еще доказать. Тебя надо увешать каким-то набором морфем (в ослепительной форме осы заблудившийся морфий), чтоб узнали тебя, каждый раз в соответственной форме, обладатели тел. Взгляд вернулся к начальной строфе... Я смотрю на тебя из настолько далеких... Игра продолжается. Ход из меня прорастет, как бойница. Уберите конвой. Мы играем комедию в лицах. Я сидел на горе, нарисованной там, где гора.
и здесь
