С возрастом всё больше укрепляюсь во мнении: не мы выбираем книги, но книги выбирают нас.
…лестница, убегающая каменными ступеньками далеко вниз — крута и опасна, о том же услужливо предупреждает белый лоскут объявления на стеклянной двери.
Стараюсь не думать об истинных мотивах такого душевного участия со стороны администрации магазина, однако воображение настойчиво подсовывает под нос страшные картины рокового падения человеческого тела, послужившего, что называется, инцидентом для прецедента.
Невесёлые мысли придают движениям сосредоточенность, которой бы позавидовали 90-летние бабуси.
Кот, сидящий на подоконнике, внимательно наблюдает за моими сомнамбулическими па. Во взгляде — настороженность.
Перешагнув (уф!) последнюю ступеньку, открываю чёрную дверь…
Этот книжный подвал прелестен во всех смыслах: неистребимой прелью (из-за постоянно выходящей из строя канализации) и искусительным соотношением цены и качества (за сущие копейки здесь можно приобрести
по-настоящему интересные книги).
Есть такие книги — неудачники. Всё как у людей. По неизвестной причине их уценивают и сбрасывают в общую кучу книжного хлама, где они оказываются по воле прихотливой судьбы бок о бок с ярко размалёванными любовными романами, детективами в мягких (изрядно потрёпанных) обложках, «ужастиками» и психологическим ширпотребом из серии: «Как научиться быть...».
Чувствую себя охотником, когда в очередной раз перебираю корешки (решки, орлы, орешки) книжного ряда. Ага, вот и первая добыча. Владимир Эрн «Борьба за Логос». Открываю наугад. Читаю. «Не Логосом единым жива философия. Философия есть л ю б о в ь к «мудрости», жажда, искание, а не простое «перечисление» аргументов, не простая классификация доводов. Истинно философскую душу обуревает страсть, πάθος, которую Платон с незабвенной силой отождествил с любовным влечением, с Эросом».
Ощутив себя «истинно философской душой», беру книгу.
Следующий ряд порадовал сразу двумя «орлами». Франц Кафка «Письма к Фелиции» и Н. Гоголь «Вечера на хуторе близ Диканьки» (против последнего просто не смогла пройти мимо, несмотря на то, что двойник его давным-давно обитает дома, на книжной полке, но не оставлять же пылиться Николая Васильевича между «Благородным соблазнителем» и «Австралийской дикаркой»).
Наконец последняя на сегодня добыча: «Училище благочестия. Избранное из жития святых». Не того ради
ч т о в ней написано, но в большей степени из-за того к а к это написано: «даровал благорастворение воздуху… долговременное бездожие …жить в суетах …мгла предрассуждений». Дивен церковнославянский язык. Словно причудливая вязь — цветист и пышен.
…лестница, убегающая каменными ступеньками далеко вверх — крута и опасна. Перешагнув (уф!) последнюю ступеньку, открываю стеклянную дверь…
«С таким удовольствием после упорного дня, проведённого в книгохранилище, выходишь на оживлённую улицу, испещрённую огнями, манящую непрерывным мельканием незнакомых лиц».
