Георгий Иванов
"Петербургские зимы" (отрывок)
— ...если угодно, возьму вас с собою. Обещаю — прелюбопытное зрелище... и недурной ужин.
Едемте, в самом деле, — не пожалеете.
— Куда?
— В Санкт-Петербургское общество внеслуховой музыки...
Едемте, в самом деле, — не пожалеете.
— Куда?
— В Санкт-Петербургское общество внеслуховой музыки...
...Делать мне было в тот вечер — нечего. Я поехал.
...Мы вошли в темноватый подъезд какого-то особняка. Швейцар, молча, поклонившись, снял с нас шубы. Так же молча лакей повёл нас через какие-то пустовато и дорого обставленные комнаты [...]
...В большой, неярко освещённой гостиной было человек двадцать [...]
Ц. встретили тихими аплодисментами. Он важно раскланялся, пожал кое-кому руки, всё это безмолвно, как в кинематографе. — Глухонемые, — шепнул он мне. — Все глухонемые. Не говорите громко, это их раздражает [...] Не звук голоса, конечно, а жесты, движения губ. Народ нервный. Сядьте вон там. Сейчас начнётся.
...Лакей щёлкнул выключателем. Лампы погасли. На эстраде вспыхнул бледно-серым светом диск в поларшина диаметром. Этот бледный свет едва освещал высокий инструмент, вроде пианино, и грузную фигуру Ц. за ним. Всё остальное было погружено в темноту. Стояла полная тишина.
И вот Ц. ударил по клавишам из всей силы. Вместо грома музыки — послышался только глухой стук. Но диск вспыхнул — ярко-оранжевым, потом синим, потом со стремительной быстротой в нём пронеслись все оттенки красного — от бледно-розового до пунцового...
Так вот она, внеслуховая музыка!
Немые клавиши сухо трещали под сильными ударами пальцев Ц. Оранжевый, синий, красный, зелёный — пронеслись по диску в дикой какофонии красок.
И вдруг... в зале послышалось какое-то сопение, шорох, гул. — Глухонемые слушатели начали подпевать.
Сначала робко, тихо, потом всё сильней. Нестройный шум, похожий на ворчание, всё возрастал, делаясь всё более нестройным. Уже не ворчанье — лай, блеяние, крик, вой, хрипенье — наполняло комнату...
Диск мелькал и мелькал. Когда он вспыхивал особенно ярко — видны были слушатели. На всех лицах выражение не то блаженства, не то ужаса. Одни орали — выделывали ртом странные движения, некоторые, опрокинувшись, обхватывали голову руками, другие раскачивались всем телом, третьи размахивали руками, точно дирижируя...
...Глухонемой швейцар, получив от меня двугривенный, страшно замычал в благодарность. Пока я одевался — Ц. догнал меня в прихожей.
— Уходите? Испугались? Что за глупости?! Я проиграю им ещё две-три вещицы, и потом будем ужинать, всей семейкой. Оставайтесь, право [...]
Я сослался на головную боль — и, действительно, голова начинала трещать. Ц. пожал плечами. — Ну, до свидания. Так уж не понравилась музычка? А знаете, кстати, что я им играл и что они подпевали? Ведь они перед концертом готовятся, разучивают по нотам — Девятую симфонию!..
В. Кандинский "Несколько кругов" (1926)