Художник Минас Аветисян
Аревшат Авакян
НЕДОБРЫЕ И ДОБРЫЕ СЛОВА
Добрые слова зарождаются в нашей мысли,
Набухают, как почки,
И расцветают на наших губах,
Словно любовь и молитва.
Недобрые слова
Зарождаются в недрах
Завистливых, желчных чувств,
И вместе с пронзающими,
Излечивающими словами,
Появляются на свет
Из глубин внутреннего мира.
Недобрые и добрые слова
Обитают в нашей сущности,
Рождаются из наших раздумий,
И на свет появляются
На нашем языке и на губах,
И красками и линиями слова
Рисуют образ нашей сущности.
Генрик Эдоян
НЕДОСЯГАЕМОЕ
Недосягаемое — это то, что рядом.
Можешь подойти, потрогать, но при этом
Ты стремишься к другому.
Недосягаемое — это то,
Что становится твоим сейчас и здесь,
Но ты ищешь его
В других местах.
Недосягаемое — это то,
Что ты называешь так часто,
Что уже не находишь его. И кто-то
Отнимает его у тебя, ты — потеря твоя.
Собери по крупицам
Все осколки своей жизни,
Разбросанные там и тут,
Соедини в рисунок, построй себя сам
И измерь свою тень —
То, что действительно недосягаемо.
Гукас Сирунян
КОГДА ЖДУ ТЕБЯ
Когда жду тебя,
Время похоже на реку,
В которой нет воды.
Когда жду тебя,
На стуле растут шипы,
В моей обуви гвозди торчат.
Когда жду тебя,
Жизнь пустынна,
Словно до дней сотворенья.
Когда жду тебя,
Я в огонь превращаюсь и воду,
Превращаюсь в дыханье бесплотное,
Что мечтает о глине, о плоти.
Когда жду тебя,
Дверь отворяется, льётся в кувшины вино,
Гамак растягивается, словно сеть.
Когда жду тебя,
Уже в который раз ко мне приходит другая,
Другая сгорает в огне поцелуев моих,
Но той, что уходит ранним холодным утром,
Незаметно и молча, всегда бываешь ты...
Манвел Микоян
Упругий ком полночного молчанья
разбился вдребезги, как хрупкое стекло,
осколки больно впились в моё тело,
и тихо добираются до вен...
Ком обретает целость, завершённость,
и снова разбивается в куски,
и слышу я, как медленно, но верно
твердеет боль в моих пронзённых венах.
И кровь моя — бесцветная, горячая
течёт и остывает в виде шариков,
чтобы затем рассыпаться, исчезнуть.
Я с нетерпеньем жду последней капли,
жду без конца, до самого рассвета.
Вокруг снуют живущие в иллюзиях
прохожие, они не замечают,
что кровь уже ушла из вен моих...
И капля эта, самая последняя,
до самой полночи
из вен моих выбрасывает прочь
бесчисленное множество осколков.
Упругий ком полночного молчанья
разбился вдребезги, как хрупкое стекло,
осколки больно впились в моё тело,
и тихо добираются до вен...
И свет и тень срастаются друг с другом,
и тишина холодная хрипит,
и раздаются с неба голоса,
и эхо откликается в ущельях...
В последний раз ЛИЦО твоё рисую —
незримое, бесцветное отныне...
Самвел Косян
С чьей-то лёгкой руки
во мне появилось сиротство,
став для меня окном, открытым в мир,
и домом, в котором я прячусь от мира...
В сиротских глазах
белизна облаков не бывает молочной,
и крылышки ангелов
не связаны спицами мира,
идёт ли дождь или нет, —
в душе сиротской — капель,
она его дни покрывает
зелёным и склизким мхом...
У сироты и родина — другая:
по ночам её карты стирают
с дряблой кожи своей,
и шум поездов на вокзалах
исходит не от колёс или рельсов,
он исходит от шагов сирот,
когда они бегут за поездами,
думая, что сиротство — это пространство,
думая, что пространство это преодолимо...
Но до сих пор никому из сирот
не удавалось сесть в поезд...
Сироты всегда, постоянно опаздывают...