МЫ, ВЫЖИВШИЕ В ДЕВЯНОСТЫЕ
(Вольный стих)
Мы дети, выжившие в девяностые -
Депутаты делили власть,
Не могли накричаться всласть,
Затевая дебаты острые.
Мы пили из майонезных баночек суп,
Бесплатно в школах раздаваемый от бескормицы,
От всех болезней - анальгин был только в больнице.
Мы мечтали отоварить по талонам колбасу,
А ещё нам безумно хотелось конфет,
Любых, даже батончиков без бумажки;
Родители выглядели уставшими,
Глядя в наши голодные желторотые рты;
Говорили: «Нет!»
Нет конфет, мяса - нет, хлеба - нет.
Есть - винегрет
Из домашней картохи, свеклы, огурцов…
Мы не видели дома голодных отцов,
Равнодушно спивавшихся по гаражам;
Им нечего было дать нам, они напивались в хлам.
Нас для них стало слишком много,
Кормить нас было дорого,
Водка была дешевле, они напивались без цели.
Нас кормили голодные матери,
Посылая отцов по матери.
Некоторые залезали в петлю,
С запиской: «Не прокормлю!»
Детдомов тогда открывалась тьма -
Нас толпой возвращали стране, государству.
Детсады превращали в детдома,
Нам светила колония да тюрьма.
Государи заступали на царство,
Плодилось новое барство…
Мы хотели поступить в ГПТУ;
Спецодежда, бесплатный «хавчик».
Там любой упакованный мальчик
Осуществлял свою мечту.
Было модно носить телогрейки,
Катанки-валенки; картонные наклейки
Становились качками. Шапки-пидораски
Защищали мозги от тряски;
На нас испытывали новый героин,
И дольф лунгрен был нашим героем,
И грудастая сабрина украшала каждый туалет;
Нам говорили: «Ничего интересного нет!»
Но у нас был свой интерес,
Мы знали уже, что в России есть секс!
А где-то есть колбаса.
До Москвы электричкой четыре часа -
И у вас уже есть колбаса!
В сытых городах Очередь требовала прописку
При покупке колбасы;
Мы говорили: «Дядя, не ссы!
Мы живём за углом, здесь близко!»
Вот такие у нас были шутки.
Мальчиков забирала армия,
Девочки шли в проститутки
Заработать на жизнь достойную.
Затевались новые войны.
Нас всё равно было слишком много…
Сейчас нам уже под тридцать,
Мы полноценные единицы.
Тем, кому повезло уцелеть и не спиться,
Предлагают за деньги плодиться,
Готовят четвёртый на нашей памяти кризис.
У власти шесть тезисов, как катехизис.
Зарплаты замораживают понемножку -
Нам уже наплевать!
На все фокусы власти мы отвечаем одним:
Угрюмо садим картошку!
Нас по-прежнему много, мы выжили
И нарастили на душах броню,
Мы не верим новому дню!
Во славу чьих-то славных идей мы не рожаем детей!
У нас на счетах ничего не сгорит,
Потому что нет ничего!
И пока у нас ничего не болит,
Мы празднуем над властью своё торжество!..
УКОРОТ
Как Христос, умирал у нас каждый боец!..
Виталий Григоров
Пусть мы не верили в Христа,
Мы жили по его законам,
Пусть строй не тот, но вера та,
Был наш Иисус краснознамённым!
Мы верили, что гнёт падёт,
И каждый от рожденья равен,
И Коммунизма рай придёт,
Эксплуататор обезглавлен.
По совести вступали в бой,
По совести пахали землю,
Мы шли святыми за Тобой,
Молитве лозунговой внемля.
Сейчас мы верим во Христа,
Так говорят с телеэкранов,
Но пашня прежняя пуста,
Все заповеди для баранов!
Ты говорил: «Не укради!»
Они воруют поголовно!
Ты повторял им: «Возлюби!»
Но любят только биллионы!
Жирует Золотой Телец
На ниве прежнего Колхоза,
Банкиры-вши стригут овец,
Кредитным подкормив навозом.
И идеологи ЦК
Поспешно облачились в рясы,
Пристроят рыхлого сынка
Туда же бонзы-лоботрясы.
Там граф, там князь, там Дух Святой
В родстве с семейкой налитой!
Христос бомжом ушёл в народ,
Как прежде: бос и гол, и грязен,
Страдает с нами, водку пьёт,
Поднимется ли новый Разин!
Послушает его народ,
Даст негодяям укорот!
Из храмов выбьет торгашей,
Потравит дустом горстку вшей,
Авось без вас, премьер-министр,
Построит божий коммунизм!
МОЙ ГОРОД
Мускулистый, как все настоящее,
Город просто пристанище дал
Моему поколенью ледащему,
Что сходилось квартал на квартал.
Мы кололись паршивыми иглами,
Собирали в полях коноплю,
Обменявшись в постели бациллами,
Всем подряд говорили "люблю".
Цепью звонко дрались и нунчаками,
Водку смело мешали с вином -
И ушли за железными траками,
Кто в Чечню, кто в кино за углом.
Кто-то прибыли в банке отращивал,
Кто-то полк поднимал в ружье...
Поколенье мое настоящее,
Ты ушло, словно детство мое.
Город, город, ты манишь нас пристально,
Все прощаешь отечески нам,
Только делит с тобою неискренно
Кто-то фарт, кто-то жизнь пополам.
***
Верните женщину в Любовь,
Она простит вам все на свете,
Шутя подсядет на морковь
И отощает на диете.
Достаньте Солнце и Луну,
Дарите звездные алмазы,
Все вам простит, не обману,
И не поймет, что это стразы...
Верните женщину Любви,
Пусть на мгновенье, но верните,
Пусть будут слезы до крови...
Потом на цыпочках уйдите...
***
Я вынимаю ручку, как нож из спины.
(Твоей спины на чужой постели).
И мысли черны, и слова черны
Из тех, что друг другу сказать не успели.
Железной ручкой тычу в тетрадь.
Мало руке стола, и обыкновенно
В рост поднимается фраз хромоногая рать.
Сквозь этот строй мне опять продираться из плена.
И буду жечь безжалостно, как в бою.
Не стоит свеч та игра, где едят без соли...
Но даже в «убью» мне слышится: «Я люблю»...
Поставлена точка, и, видимо, я на воле.
10 августа 2003
РУСАК
Алексею В.
Может, сказка топает за полем,
Да бежит по жниве русый заяц.
Ничего ты, миленький, не понял,
Ни брюнет, ни лысый, ни китаец…
Просто синеглазый мой мальчишка,
С юными случайными прыщами,
На лице синяк, а может, шишка,
Любим вас таких, таких прощаем.
Всех прощаем, где иных набраться,
Русый, мой русак, любимый заяц,
Станем спорить, драться, целоваться,
Ни брюнет, ни лысый, ни китаец…
Мой воитель — воин-охранитель,
Верный оградитель мой от страха,
Словно сказки русской светлый житель —
Русый чуб да красная рубаха.
Не рубаха — рыжая футболка,
Не кольчуга — камуфляжный китель,
Берцы, стрельбы, смена, самоволка —
Сердца беспардонный похититель.
Скупо вас рождают наши пашни,
Не хватает русого в природе.
Милый мой, ни пришлый, ни вчерашний,
Русый огонек в честном народе.
***
Прости, мой друг, ведь ты, к несчастью, дорог
Поэту, что с законом не в ладу —
Мне чуть за двадцать, вам — чуть-чуть за сорок,
В вас утонула на свою беду...
И пишутся затейливые вирши:
«Ваш огонек украсил мой ночлег...»
Люблю, грешна, меня простит Всевышний.
Что наша жизнь? — какой-то жалкий век.
Мой добрый друг, вам проще, вы сильнее,
А мне сегодня ночью не уснуть...
Вы — не Ромео, я — не Лорелея,
Мне право грустно сделалось чуть-чуть.
И обронила слово, как слезинку,
На волосы, что жарче янтаря.
Простите непутевую Маринку,
Я вас прощаю, проще говоря...
ЕВРАЗИЙКА
1
На пластилинном серо-голубом,
На неподъёмном шарике старинном
Летел в пространство сизым голубком
Мой предок дальний на коне былинном.
Волной неслась несметная орда,
Смывая городки и города.
Сшибались, падали и вновь разъединялись.
Вдаль уходили - дети появлялись…
2
Я – Евразийка, всем гожусь в невесты.
В скелете тонком моим генам тесно.
Меня прабабки круто замесили
На пересылках кочевой России.
Народы в поисках всё той же лучшей доли,
В таёжных приисках, на стройках и в забое.
С земных глубин вздымается порода,
В одну сливается вся уймища народа.
Все вплавились в меня, сваялись и сплелись.
Такая даль во мне, попробуй, оглянись!
В ЗАЩИТУ ТАЁЖНОГО ЛЕСА
Тайга лежала раскрасавицей,
Медвежьей шкурой меховой,
С такой и гребень-то не справится,
Пожар лишь только верховой.
Попалит шкурку. Глянь, в горельнике
Такой, смотреть не надоест.
Встаёт в багульнике и ельнике
Таёжный лес, надёжный лес.
Прошла эпоха одиночников,
В тайгу с двуручною пилой
Уже не ходят, полуночников
Манит туда доход другой.
Не за избою пятистенною,
Не за дровами в пять кубов,
А тех, кто ширь её бесценную
Спустить задёшево готов.
Пластай, руби, тебе забудется.
Обменный курс, доходный курс.
Тридцать монет, а вам не чудится,
За столько продан был Иисус?
Ползут КамАЗы многотонные
К Иркутску тайною тропой.
Такою тайной, ночью тёмною,
Что знает каждый постовой.
Где документы правят чистые
На свежий лес, таёжный лес,
Китайцы дельные и быстрые,
Наш лес им нужен позарез.
С машинами сопровождения
Доставят, там готов вагон.
И никакого преступления.
Всё шито-крыто испокон…
…Я помню город, соль за городом.
Рассвет над шумной Ангарой,
А вдалеке, за водным воротом
Заросший сопочник густой.
Сейчас там плешь, и нет художника
Запечатлеть пустой пейзаж.
Беснуюсь на манер острожника,
А, может, это глупь и блажь?
Зачем наследство заповедное
Нам жжёт от жадности нутро?
Хотеть ведь, кажется, не вредно?
У кошелька двойное дно?
Распродадим, располыхаем,
Достанем, спишем, растрясём.
Так Авеля прикончил Каин,
Так буриданов сдох осёл!
И шкура леса заплешивет,
Облезет, зарастёт пеньём.
Народ сопьётся и завшивет,
А мы ему ещё нальём,
Чтоб спал в угаре, беспечальный,
Смотрел, пока не надоест,
Тот сон, где плещется бескрайний
Бесценный лес, таёжный лес.
ОСТРОВИТЯНИН
Как суша окружённая водой,
Есть оппонент и вечный недруг мой:
Еврей? Американец? Англичанин?
Есть нация одна – Островитянин…
До острова плыви, не доплывёшь,
Любой в бинокль человечек – вошь,
Змеёй в руках удавочка-петля,
Там в мареве ничейная Земля.
Ничья земля? – Моя, Островитянин!
Ты на моей лишь инопланетянин.
Твой остров – межпланетная тарелка,
Тебе послышалось, мы не кричали «вэлком!»…
Здесь на краю России, в Тёплом стане,
Где и москвич давно островитянин,
Тебя встречали с дыркою в кармане.
– «А где же мани?»
Достал скорее почерней фломастер,
Аборигену сочинил блокбастер,
Чтобы поверил русский папуас,
Что ты опять нас от вторженья спас.
Арендодатель покупной земли,
На срок аренды дни свои продлил.
Что может нация, когда она без крови?
Бензином насосаться, как «лэнд ровер»,
Вампир киношный в кетчупе томатном
Пьёт нашу кровь из ящиков квадратных,
А зомби и живые мертвецы –
То в стельку пьяные и братья, и отцы.
Мысль иностранца очень материальна:
По четверо орально и анально
Имеют в порно наших матерей,
А заодно сынов и дочерей.
Солдат российских превратив в зверей,
Кликухи вешают: Толстой, Тургенев, Пушкин,
Макаренко-убийца, гей-Слепушкин,
А Гоголь – злой маньяк боевика.
Не больше туалетного листка –
Литература, что читать века…
А папуас забыл и рад стараться,
Инопланетным дивом нахлебаться…
Моя земля, песчинка в море лжи,
Стихами, книгами над бездною кружи,
Дай разглядеть народу моему
Среди тумана – лагерную тьму:
Островитяне суррогаты наций
Готовят папуасам резервации.
Арабы, африканцы и индейцы
Для них всего лишь недоевропейцы;
Какой вокруг межзвёздный перекос,
Их истребление совсем не холокост?..
Мы русские, в нас совесть через край,
Мы сделали победным месяц май,
В своей стране живём, как в оккупации,
Пора нам выходить из резервации.
Долой инопланетное вторжение!
Я первой выхожу из окружения.
РУССКОЕ БАРСТВО
Вековечное русское барство,
Удивительное постоянство
В смене старых и новых картин.
Там и варварство, там и чванство,
Прикупил по дешёвке дворянство
Внук холопий, торгаший сын.
Из нагретых обкомовских спален,
Слово пакостное «Хозяин»
Выбирается из глубин…
Голубиная наша вера,
Ястребиное наше слово.
В гордой выправке офицера
И учительском добром: «Толково»
Выставляется на правёж,
Только режь ты меня на части,
Распусти ты меня по жилам,
Но хозяину не служила
Никогда. Вот гламурная ложь -
Накопление капитала…
Только мало ему, все мало
«Толстобрюхому богачу».
Он жирок отсосал в салоне,
Приложился к святой иконе,
И уверен, я тоже хочу
Помотаться по куршавелям,
Сделать пилинг, Монэ, Боттичелли,
Прикупить пока не успели,
Откупную собрать палачу.
«Надо ставить реальные цели».
Я таких вершин не ищу.
«Только каждому по заслугам
Будет дадено». В это верю.
И не смыть ни греха, ни позора
Ледяною крещенской водой.
Ни пешком, ни четверкой, ни цугом,
Не пролезть похудевшему зверю
Сквозь ушко одно золотое,
Кошелёк не возьмёшь за собой.
Что успех? – напускная гордыня,
Жизнь песком проскользнет между строчек,
И как в зеркале в сытом сыне
Отразится трусливый отец.
Целиком умирать не захочет,
Заморозит в заморской машине
Мозг, желудок и пару почек
И преставится, наконец...
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
1
Как прекрасна земля без людей,
Как чиста, как по-детски невинна.
И не слышно нелепых вестей,
И любовь ее к небу взаимна.
Как причудливы склоны ветвей,
Как округлы и трепетны липы,
В стороне от кичливых идей,
Вдалеке от унылой молитвы,
Как прекрасна земля без людей!
2
Шел день шестой. Земля существовала.
Над полем, над изнеженной листвой
Сияло солнце, бережно сияло.
Душа к Земле просилась на постой.
Мол, ничего, что грубые одежды,
Что тело не пригодно для жилья,
На небе жить, на небе безмятежном,
Мол, это бытие без бытия.
Кричала, что молиться не устанет,
Текли с небес горючие ручьи.
Но голос был, что Род на Род восстанет.
Бог полем шел. Он полем шел ничьим…
ПЕСЧАНАЯ АРХИТЕКТУРА
Пескобетонная архитектура,
Глина, раскрашенная, как металл,
В глиняной жиже торчит арматура,
Тот неудачник, кто не украл.
Небо подперли песчаные глыбы,
Палки и тряпки торчат из щелей,
Вы ещё выше построить могли бы,
Лозунгу вторя, – «Жулье для людей».
Ваша песчаная архитектура,
Каменный ценник – картонный фасад.
Скажут потом: «Виновата структура;
Взятка, что сладка; чиновничий зад.»
Стоить и строить дворцы на трех сотках,
В тыл, упираясь другому дворцу.
(Забор под три метра, блондинка- молодка,
Дочь, что в правнучки годится отцу.)
В городе только холодные мощи
Пыльных, захватанных серых дворов.
Пивом на розлив запружена площадь,
Нет ни травинки, ни птиц, ни садов.
Воздух фильтрует за деньги машина,
А за забором на вилле своей,
Спит с автоматом в обнимку детина,
Лозунг придумавший: «Все для людей!»
***
На программу вещания выбиты квоты,
Пепси пьют и глотают спасительный «Мом».
На экране беснуются рожи и жопы,
Тянет дымом отечества, вместе с дерьмом.
Не томятся желаньем без презерватива,
Пятна сводят и «Вискасом» кормят котов.
Но мучительно мимо, вы слышите, мимо,
Прохожу мимо что-то горланящих ртов.
Бесконечно прощаю, опять «русопятым»
Назовут и, наверное, будут правы,
Ощущаю себя по привычке распятым
Среди зимней и словно бумажной травы.
Нас любых позабудут, присыплют украдкой
На бетонной дорожке продавленный след.
Но над детской кроваткой, над детской кроваткой,
Дух невинный витает…Чей-то новый сюжет.
