| | Подробнее об авторе «Брюсов Валерий Яковлевич» | О Брюсове писать непросто. Он - будто вселенское зеркало, в котором непременно отразится без лицемерного житейского флёра суть каждого, кто приблизится к этому зеркалу. Чтобы убедиться в сказанном, достаточно послушать лекцию Дмитрия Быкова о Валерии Яковлевиче.
К творчеству Валерия Яковлевича невозможно относиться равнодушно. Именно поэтому с ранних лет он обзавелся как почитателями и последователями, так и мелкотравчатыми злопыхателями. Во все века и времена Личность Гения проявляла у одних людей - высоту и глубину души и разума, у других - низменные страстишки и пагубное стремление остаться в памяти земной во что бы то ни стало. О последних исчерпывающе сказал Игорь-Северянин:
" Мелкие "поэтики" - моль на шубе великого поэта.".
Валерий Брюсов родился 1 (13 по новому стилю) декабря 1873 года в Москве. Отец - Яков Кузьмич Брюсов (1848-1907), увлекался идеями революционеров-народников, поэт, публиковал стихотворения в журналах; в 1884 году Яков Брюсов отослал в журнал «Задушевное слово» написанное сыном «Письмо в редакцию», описывавшее летний отдых семьи Брюсовых, оно было опубликовано (№ 16, 1884). Брат - Александр (1885-1966) - профессор искусствоведения, сотрудник Исторического музея, участник поисков Янтарной комнаты. Сестра - Лидия, жена поэта Самуила Киссина. Сестра - Надежда (1881-1951), музыковед-фольклорист, преподаватель (с 1921 по 1943) и проректор (1922-28) Московской государственной консерватории. Дед по матери - Александр Яковлевич Бакулин, купец и поэт-баснописец, издал в 1840-х гг. сборник «Басни провинциала» (фамилией деда Брюсов подписывал некоторые свои сочинения). Дед по отцу - Кузьма Андреевич Брюсов, был крепостным помещицы Федосьи Алалыкиной, владевшей землями в Карцевской волости Солигаличского уезда Костромской губернии. В 1850-х гг. он выкупился на волю и переехал в Москву, где начал торговое дело и приобрёл дом на Цветном бульваре. В этом доме поэт жил в 1878-1910 годах. Валерий Брюсов появился на свет в доме Херодиновых (ныне - Милютинский переулок, д. 14, ст. 1). Был крещён 6 декабря в церкви Евпла Архидиакона на Мясницкой. Родители мало занимались воспитанием Валерия, и мальчик был предоставлен самому себе. Большое внимание в семье Брюсовых уделялось «принципам материализма и атеизма», поэтому Валерию строго запрещалось читать религиозную литературу, он вспоминал: «От сказок, от всякой "чертовщины", меня усердно оберегали. Зато об идеях Дарвина и принципах материализма я узнал раньше, чем научился умножать». В детстве любил читать французские бульварные романы, книги Жюля Верна и Майн Рида. Получил хорошее образование - с 1885 по 1889 год учился в частной классической гимназии Ф. И. Креймана (был отчислен за пропаганду атеистических идей), а в 1890-1893 годах - в частной гимназии Л. И. Поливанова. В последние гимназические годы Брюсов увлекался математикой. Дома он рос без товарищей, не знал простых детских игр, а увлеченность наукой и литературой отдаляла его от одноклассников еще больше. Однако позже Брюсов сблизился с другими юными любителями чтения, вместе они начали издавать рукописный журнал «Начало». В эти годы начинающий писатель пробовал свои силы в прозе и поэзии, переводил античных и современных авторов. Семья Брюсовых обеднела, когда отец увлекся скачками и просадил все состояние на тотализаторе. К слову, скачками заинтересовался и Валерий - его первая самостоятельная публикация в журнале «Русский спорт» за 1889 год представляет собой статью в защиту тотализатора.
С 13-ти лет Брюсов точно определился, что его судьба будет связана с поэзией. Его ранние стихотворные опыты относятся к 1881 году. Позднее появились его первые рассказы. В пору обучения в гимназии Креймана Брюсов сочинял стихи, занимался изданием рукописного журнала. В отрочестве Брюсов считал своим литературным кумиром Николая Некрасова, затем он был очарован поэзией Надсона.
Поэтическое творчество Валерия Брюсова
К началу 1890-х наступила пора увлечённости Брюсова произведениями французских символистов - Бодлера, Верлена, Малларме. В 1893 году он пишет письмо Верлену, в котором говорит о своём предназначении распространять символизм в России и представляет себя как основоположника этого нового для России литературного течения. В 1890-х годах Брюсов написал несколько статей о французских поэтах. Восхищаясь Верленом, в конце 1893 года он создаёт драму «Декаденты. (Конец столетия)», в которой рассказывает о недолгом счастье знаменитого французского символиста с Матильдой Моте и затрагивает взаимоотношения Верлена с Артюром Рембо. В период с 1894 по 1895 год он издал (под псевдонимом Валерий Маслов) три сборника под названием «Русские символисты», куда вошли многие из его собственных стихов. Они написаны под влиянием французских символистов. При работе над сборниками «Русские символисты» Брюсов использовал множество псевдонимов. Функция псевдонима здесь состоит не в сокрытии подлинной фамилии автора, а в мистификации читателя. Поэт в качестве редактора сборников стремился создать впечатление большого числа своих единомышленников и последователей, якобы у него имевшихся в этих изданиях, и, таким образом, увеличить их общественное значение. В этом состоит уникальность применения псевдонимов Брюсовым. Псевдонимы Валерия Брюсова: А. А-ий Аврелий Бр., Вал. Бр-ов, В. Бакулин, В. В. В. Б. В. Я. Б. Веригин, А. Галахов, Анатолий Гармодий Даров, В. И. А. К. К. К. Л. Р. Латник М. М. П. Маслов, В. А. Москвитянин Нелли Пентаур Р. Сбирко, Д. Созонтов, К. Спасский Товарищ Герман Турист Фукс, З. Ch. Enrico L. *** "Талант, даже гений, честно дадут только медленный успех, если дадут его. Это мало! Мне мало. Надо выбрать иное… Найти путеводную звезду в тумане. И я вижу её: это декадентство. Да! Что ни говорить, ложно ли оно, смешно ли, но оно идёт вперёд, развивается, и будущее будет принадлежать ему, особенно когда оно найдёт достойного вождя. А этим вождём буду Я! Да, Я!", - писал Брюсов в своем дневнике в 1893 году. В 1893 году Брюсов поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где обучался на одном курсе вместе с известным историком литературы Владимиром Саводником. Основной круг его интересов в студенческие годы - история, философия, литература, искусство, языки. В 1895 году появился на свет сборник стихов «Chefs d’oeuvre» («Шедевры»). Нападки печати вызвало уже само название сборника, не соответствовавшее, по мнению критики, содержанию сборника (самовлюблённость была характерна для Брюсова 1890-х). Как для «Chefs d’oeuvre», так и вообще для раннего творчества Брюсова характерна тема борьбы с дряхлым, отжившим миром патриархального купечества, стремление уйти от «будничной действительности» - к новому миру, рисовавшемуся ему в произведениях французских символистов. Принцип «искусство для искусства», отрешённость от «внешнего мира», характерные для всей лирики Брюсова, отразились уже в стихотворениях сборника «Chefs d’oeuvre». В этом сборнике Брюсов - «одинокий мечтатель», холодный и равнодушный к людям. Иногда его желание оторваться от мира доходит до тем самоубийства, «последних стихов». При этом Брюсов беспрестанно ищет новые формы стиха, создаёт экзотические рифмы, необычные образы. В следующем сборнике - «Me eum esse» («Это я») 1897 года Брюсов всё ещё видится нам холодным мечтателем, отстранённым от внешнего» мира, ненавидимого поэтом. Период «Chefs d’oeuvre» и «Me eum esse» сам Брюсов впоследствии называл «декадентским». Основоположник русского символизма В юношеские годы Брюсов разрабатывал теорию символизма: «Новое направление в поэзии органически связано с прежними. Просто новое вино требует новых мехов», - пишет он в 1894 году молодому поэту Ф. Е. Зарину (Талину). Окончив в 1899 году университет, Брюсов целиком посвятил себя литературе. Несколько лет он проработал в журнале П. И. Бартенева «Русский архив». Во второй половине 1890-х годов Брюсов сблизился с поэтами-символистами, в частности - с К. Д. Бальмонтом (знакомство с ним относится к 1894 году; вскоре оно перешло в дружбу, не прекращавшуюся вплоть до эмиграции Бальмонта), стал одним из инициаторов и руководителей основанного в 1899 году С. А. Поляковым издательства «Скорпион», объединившего сторонников «нового искусства». В 1900 году в «Скорпионе» был издан сборник «Tertia Vigilia» («Третья стража»), открывший новый - «урбанистический» этап творчества Брюсова. Сборник посвящён К. Д. Бальмонту, которого автор наделил «взором каторжника» и отметил так: «Но я в тебе люблю - что весь ты ложь». Значительное место в сборнике занимает историко-мифологическая поэзия. В позднейших сборниках мифологические темы постепенно затухают, уступая место идеям урбанизма. Брюсов воспевает темп жизни большого города, его социальные противоречия, городской пейзаж, даже звонки трамваев и сваленный в кучи грязный снег. Поэт из «пустыни одиночества» возвращается в мир людей, он словно бы вновь обретает «отчий дом»: среда, которая взрастила его, разрушена, и теперь на месте «полутёмных лавок и амбаров» вырастают сияющие города настоящего и будущего («Рассеется при свете сон тюрьмы, и мир дойдёт к предсказанному раю»). Одним из первых русских поэтов Брюсов в полной мере раскрыл урбанистическую тему. В это время Брюсов готовит уже целую книгу переводов лирики Верхарна - «Стихи о современности». Поэт увлечён не только ростом города: его волнует само предчувствие надвигающихся перемен, становления новой культуры - культуры Города. Последний должен стать «царём Вселенной». В этом состоит ключевая тема его сборника «Tertia Vigilia». Характерной чертой поэтики Брюсова с этого периода становится стилевая всеохватность, энциклопедизм и экспериментаторство, он был ценителем всех видов поэзии, собирателем «всех напевов». Об этом он говорит в предисловии к «Tertia Vigilia»: «Я равно люблю и верные отражения зримой природы у Пушкина или Майкова, и порывания выразить сверхчувственное, сверхземное у Тютчева или Фета, и мыслительные раздумья Баратынского, и страстные речи гражданского поэта, скажем, Некрасова». Стилизации самых разных поэтических манер, русских и иностранных (вплоть до «песней австралийских дикарей») - излюбленное занятие Брюсова, он готовил даже антологию «Сны человечества», представляющую собой стилизацию (или переводы) поэтических стилей всех эпох.
Сознание одиночества, презрение к человечеству, предчувствие неминуемого забвения (характерные стихотворения - «В дни запустений» (1899), «Словно нездешние тени» (1900)) нашли отражение в сборнике «Urbi et Orbi» («Граду и миру»), вышедшем в 1903 году. Брюсова вдохновляют уже не синтетические образы - всё чаще поэт обращается к «гражданской» теме. Классическим примером гражданской лирики (и, пожалуй, наиболее известным в сборнике) является стихотворение «Каменщик». Для себя Брюсов выбирает среди всех жизненных путей «путь труда, как путь иной», дабы изведать тайны «жизни мудрой и простой». В немногих стихотворениях видны надуманное самообожание («И девы и юноши встали, встречая, венчая меня, как царя»), в других же - эротомания, сладострастие (такими стихотворениями в значительной степени наполнен раздел «Баллады»). Тема любви получает замечательное развитие в разделе «Элегии» - любовь становится священнодействием, «религиозным таинством». Именно после выхода «Urbi et Orbi» Брюсов становится признанным вождём русского символизма. Особенно большое влияние сборник оказал на младосимволистов - Александра Блока, Андрея Белого, Сергея Соловьёва. Апофеозом капиталистической культуры является стихотворение «Конь Блед». В нём перед читателем предстаёт полная тревоги, напряжённая жизнь города. Город своими «грохотами» и «бредом» стирает надвигающийся лик смерти, конца со своих улиц - и продолжает жить с прежней яростной, «многошумной» напряжённостью. Великодержавное настроение времён Русско-японской войны 1904-1905 годов (стихотворения «К согражданам», «К Тихому океану») сменились у Брюсова периодом веры в непременную гибель урбанистического мира, упадок искусств, наступление «эпохи ущерба». Брюсов видит в будущем лишь времена «последних дней», «последних запустений». Своего пика эти настроения достигли во время Первой русской революции. Они ярко выражены в брюсовской драме «Земля» (1904, вошла в сборник «Земная ось»), описывающей будущую гибель всего человечества, затем - в стихотворении «Грядущие Гунны» (1905). В 1906 году Брюсовым была написана новелла «Последние мученики», описывающая последние дни жизни русской интеллигенции, участвующей в безумной эротической оргии пред лицом смерти. Настроение «Земли» (произведения «предельно высокого», по определению Блока) в целом пессимистическое. Представлено будущее нашей планеты, эпоха достроенного капиталистического мира, где нет связи с землёй, с просторами природы и где человечество неуклонно вырождается под «искусственным светом» «мира машин». Единственный выход для человечества в создавшемся положении - коллективное самоубийство, которое и являет собой финал драмы. Следующим сборником Брюсова стал «Στέφανος» («Венок»), написанный во время самых ожесточённых революционных событий 1905 года (вышел в декабре 1905). Сам поэт считал его вершиной своего поэтического творчества. Брюсов поёт «гимн славы» «грядущим гуннам», прекрасно понимая, что они идут разрушить культуру современного ему мира, что мир этот обречён и что он, поэт, - его неотрывная часть. Стихотворения «Кинжал» (1903), «Довольным» (1905) - стихотворения «песенника» растущей революции. Организаторская роль Брюсова в русском символизме и вообще в русском модернизме очень значительна. Возглавляемые им «Весы» стали самым тщательным по отбору материала и авторитетным модернистским журналом (противостоящим эклектичным и не имевшим чёткой программы «Перевалу» и «Золотому Руну»). Брюсов оказал влияние советами и критикой на творчество очень многих младших поэтов, почти все они проходят через этап тех или иных «подражаний Брюсову». Он пользовался большим авторитетом как среди сверстников-символистов, так и среди литературной молодёжи, имел репутацию строгого безукоризненного «мэтра», творящего поэзию «мага», «жреца» культуры, и среди акмеистов (Николай Гумилёв, Зенкевич, Мандельштам), и футуристов (Пастернак, Шершеневич и др.). Валерий Брюсов внёс большой вклад в развитие формы стиха, активно использовал неточные рифмы, «вольный стих» в духе Верхарна, разрабатывал «длинные» размеры (12-стопный ямб с внутренними рифмами: «Близ медлительного Нила, там, где озеро Мерида, в царстве пламенного Ра // ты давно меня любила, как Озириса Изида, друг, царица и сестра...», знаменитый 7-стопный хорей без цезуры в «Конь блед»: «Улица была как буря. Толпы проходили // Словно их преследовал неотвратимый Рок...»), использовал чередования строк разного метра (так называемые «строчные логаэды»: «Губы мои приближаются // К твоим губам...»). Эти эксперименты были плодотворно восприняты младшими поэтами. В 1890-е годы параллельно с Зинаидой Гиппиус Брюсов разрабатывал тонический стих (дольник - термин, им и введённый в русское стиховедение в статье 1918 года), но, в отличие от Гиппиус и впоследствии Блока, дал мало запоминающихся образцов и в дальнейшем к этому стиху обращался редко. В стихотворениях Брюсова перед читателем встают противоположные начала: жизнеутверждающие - любовь, призывы к «завоеванию» жизни трудом, к борьбе за существование, к созиданию, - и пессимистические (смерть есть блаженство, «сладостная нирвана», поэтому стремление к смерти стоит превыше всего; самоубийство «соблазнительно», а безумные оргии суть «сокровенные наслаждения искусственных эдемов»). И главным действующим лицом в поэзии Брюсова является то отважный, мужественный боец, то - отчаявшийся в жизни человек, не видящий иного пути, кроме как пути к смерти. Брюсов также принимал активное участие в жизни Московского литературно-художественного кружка, в частности - был его директором (с 1908 года). Сотрудничал в журнале «Новый путь» (в 1903 году, стал секретарём редакции). К 1910-м годам активность русского символизма как движения снижается. В связи с этим Брюсов прекращает выступать как деятель литературной борьбы и лидер конкретного направления, занимая более взвешенную, «академическую» позицию. С начала 1910-х годов он уделяет значительное внимание прозе (роман «Алтарь победы»), критике (работа в «Русской мысли», журнале «Искусство в Южной России»), пушкинистике. В 1914 году, с началом Первой мировой войны, Брюсов отправился на фронт военным корреспондентом «Русских ведомостей». Следует отметить рост патриотических настроений в лирике Брюсова 1914-1916 годов. В 1910-1914 годах и, в особенности, в 1914-1916 годы многие исследователи считают периодом духовного и, как следствие, творческого кризиса поэта. В сборниках «Зеркало теней» (1912), «Семь цветов радуги» (1916) нередкими становятся выдающие этот кризис авторские призывы к самому себе «продолжать», «плыть дальше» и т. п., изредка появляются образы героя, труженика. В 1916 году Брюсов издал стилизованное продолжение поэмы Пушкина «Египетские ночи», вызвавшее крайне неоднозначную реакцию критики. С попыткой выйти из кризиса и найти новый стиль исследователи творчества Брюсова связывают такой интересный эксперимент поэта, как литературную мистификацию - посвящённый Надежде Львовой сборник «Стихи Нелли» (1913) и продолжившие его «Новые стихи Нелли» (1914-1916, остались не изданными при жизни автора). Эти стихи написаны от лица увлечённой модными веяниями «шикарной» городской куртизанки, своего рода женского соответствия лирического героя Игоря Северянина, поэтика обнаруживает - наряду с характерными приметами брюсовского стиля, благодаря которым мистификация была скоро разоблачена - влияние Северянина и футуризма, к появлению которого Брюсов относится с интересом.
Валерий Брюсов после революции 1917 года
В 1917 году поэт выступил в защиту Максима Горького, раскритикованного Временным правительством.
После Октябрьской революции 1917 года Брюсов активно участвовал в литературной и издательской жизни Москвы, работал в различных советских учреждениях. Поэт по-прежнему был верен своему стремлению быть первым в любом начатом деле. С 1917 по 1919 год он возглавлял Комитет по регистрации печати (с января 1918 года - Московское отделение Российской книжной палаты); с 1918 по 1919 год заведовал Московским библиотечным отделом при Наркомпросе; с 1919 по 1921 год был председателем Президиума Всероссийского союза поэтов (в качестве такового руководил поэтическими вечерами московских поэтов различных групп в Политехническом музее). После революции Брюсов продолжал и активную творческую деятельность. В Октябре поэт увидел знамя нового, преображённого мира, способного уничтожить буржуазно-капиталистическую культуру, «рабом» которой поэт считал себя ранее; теперь же он может «возродить жизнь». Некоторые постреволюционные стихи являются восторженными гимнами «ослепительному Октябрю»; в отдельных своих стихах он славит революцию в один голос с марксистскими поэтами. Став родоначальником «русской литературной Ленинианы», Брюсов пренебрёг «заветами», изложенными им самим ещё в 1896 году в стихотворении «Юному поэту» - «не живи настоящим», «поклоняйся искусству». В 1919 году Брюсов стал членом РКП(б). Работал в Государственном издательстве, заведовал литературным подотделом Отдела художественного образования при Наркомпросе, был членом Государственного учёного совета, профессором МГУ (с 1921); с конца 1922 года - заведующий Отделом художественного образования Главпрофобра; в 1921 году организовал Высший литературно-художественный институт (ВЛХИ) и до конца жизни оставался его ректором и профессором. Брюсов являлся и членом Моссовета. Принимал активное участие в подготовке первого издания Большой советской энциклопедии (являлся редактором отдела литературы, искусства и языкознания - первый том вышел уже после смерти Брюсова). В 1923 году, в связи с пятидесятилетним юбилеем, Брюсов получил грамоту от Советского правительства, в которой отмечались многочисленные заслуги поэта «перед всей страной» и выражалась «благодарность рабоче-крестьянского правительства». Несмотря на все свои стремления стать частью наступившей эпохи, «поэтом Новой жизни» Брюсов стать так и не смог. В 1920-е годы (в сборниках «Дали» (1922), «Mea» («Спеши!», 1924)) он радикально обновляет свою поэтику, используя перегруженный ударениями ритм, обильные аллитерации, рваный синтаксис, неологизмы (вновь, как в эпоху «Стихов Нелли», используя опыт футуризма). Эти стихи насыщены социальными мотивами, пафосом «научности». В некоторых текстах проявляются ноты разочарования своей прошлой и настоящей жизнью, даже самой революцией (особенно характерно стихотворение «Дом видений»). Перед смертью поэт вел странный образ жизни, стал курить, пристрастился к морфию, стал неопрятным и нервным. Последние силы он потратил на хлопоты о присвоении ему - по случаю грядущего юбилея - ордена Красного Знамени и был расстроен получением Почетной Грамоты. 9 октября 1924 года Валерий Брюсов скончался в своей московской квартире от крупозного воспаления лёгких. Поэт был похоронен на Новодевичьем кладбище Москвы. В Краснодаре именем Валерия Брюсова названы улица и проезд. В Москве в доме на проспекте Мира 30, где Брюсов проживал с 1910 по 1924 год, располагается Музей Серебряного века. Центром экспозиции является бывший кабинет писателя.
Личная жизнь Валерия Брюсова
Первая любовь Брюсова - Елена Краскова - скоропостижно скончалась от чёрной оспы весной 1893 года. Ей посвящено множество стихотворений Брюсова 1892-1893 годов. В юности Брюсов увлекался также театром и выступал на сцене московского Немецкого клуба, там он познакомился с Натальей Александровной Дарузес, «Талей» (выступала на сцене под фамилией Раевская), которой ненадолго увлёкся - они расстались в середине 1890-х. Жена - Иоанна Матвеевна Брюсова (урожденная Рунт), гувернантка его сестер. Поженились в 1897 году. Валерий Брюсов писал в дневнике: «Недели перед свадьбой не записаны. Это потому, что они были неделями счастья. Как же писать теперь, если свое состояние я могу определить только словом «блаженство»? Мне почти стыдно делать такое признание, но что же? Так есть». Иоанна Рунт очень трепетно относилась к рукописям Брюсова, до свадьбы не давала их выбрасывать во время уборок, а после - стала настоящей хранительницей брюсовских трудов.
В конце жизни Брюсов взял на воспитание маленького племянника жены.
У поэта было множество романов. Брюсовым был написан венок сонетов «Роковой ряд». Каждое из стихотворений этого цикла было посвящено реальным персонажам - женщинам, которых когда-то любил поэт: М.П. Ширяева и А.А. Шестаркина, Л.Н. Вилькина, Н.Г. Львова, А.Е. Адалис, жена И.М. Брюсова. Но современники отмечали, что главной музой Брюсова была Нина Ивановна Петровская, сыгравшая в жизни поэта огромную роль. Нина Ивановна Петровская (1879-1928) - русская писательница и мемуаристка, игравшая заметную роль в литературной и богемной жизни начала XX века, была хозяйкой литературного салона, жена и помощница владельца издательства «Гриф» С. А. Соколова (Кречетова). Нина Петровская окончила гимназию, потом зубоврачебные курсы. Она вышла замуж за владельца издательства «Гриф» и, оказавшись в кругу поэтов и писателей, начала пробовать силы в литературе, хотя дар ее был не велик, если судить по сборнику рассказов «Sanctus amor», походивших скорее на беллетризованный дневник. В московской жизни того времени Нина сыграла заметную роль. Она пришлась ко двору московской богеме с ее увлечениями картами, вином, спиритизмом, черной магией и одновременно культом эротики, бурлившей под соблазнительным и отчасти лицемерным покровом мистического служения Прекрасной Даме. У нее был роман с поэтом-символистом Андреем Белым. Потом в ее жизнь ворвался Брюсов, чтобы, как она говорила позже, остаться в ней навсегда. Поначалу она сблизилась с Брюсовым, желая отомстить Белому и, возможно, в тайной надежде вернуть его, возбудив ревность. Брюсов был старше Нины на одиннадцать лет, его имя – «отца русского символизма», издателя литературно-художественных журналов, оригинального поэта - гремело по всей России. Первая их встреча произошла в гостиной у общих знакомых, где собирались символисты. Брюсов казался ей магом и волшебником. В тот вечер Брюсов подчеркнуто не замечал ее, облаченную в черное платье, с четками в руках и большим крестом на груди. Было ясно, что она стала сторонницей охватившей тогда многих, словно болезнь, моды на все таинственное и мистическое. В следующий раз они увиделись в Художественном театре на премьере «Вишневого сада» в начале 1904 года. В эти январские дни, вспоминала она много лет спустя, сковались крепкие звенья той цепи, что связала их сердца. Для нее год их встречи стал годом воскресения: она по-настоящему полюбила. Влюбился и Брюсов. В этот же период он мечтал заняться давно задуманным романом, который назвал «Огненный ангел». «Чтобы написать Твой роман, - так он называл будущую книгу в письмах к Нине Петровской, - довольно помнить Тебя, довольно верить Тебе, любить Тебя». Он осознавал, что в силах создать нечто значительное, выдающееся, и желал броситься в работу с головой. Он просил ее быть его руководителем, его маяком, его ночным огонечком и здесь, как и в мире любви. «Любовь и творчество в прозе - это для меня два новых мира, - писал он ей. - В одном ты увлекла меня далеко, в сказочные страны, в небывалые земли, куда проникают редко. Да будет то же и в этом другом мире». Как художнику Брюсову потребовалось не только изучить и проштудировать для задуманного исторического повествования массу литературы из жизни Германии XVI века, но и найти подлинные жизненные подобия этих задуманных образов. Нина Петровская, по натуре противоречивая, чувственная, истеричная, склонная к экзальтации и мистике, как нельзя лучше подходила к образу главной героини романа. С нее Брюсов и писал свою Ренату. Он нашел в ней много из того, что требовалось для романтического облика ведьмы: отчаяние, мертвую тоску по фантастически-прекрасному прошлому, готовность швырнуть свое обесцененное существование в какой угодно костер, вывернутые наизнанку, отравленные демоническими соблазнами религиозные идеи и чаяния. Сама Нина очень скоро вошла в роль его героини и играла ее вполне серьезно. Ей казалось, что она и в самом деле вступила в союз с дьяволом, и чуть ли не верила в свое ведовство. Заявляла, будто хочет умереть, чтобы Брюсов списал с нее смерть Ренаты, и тем самым стать «моделью для последней прекрасной главы». Летом 1905 года они совершили поездку на финское озеро Сайма, откуда Брюсов привез цикл любовных стихов. Он писал ей, вспоминая это время: «То была вершина моей жизни, ее высший пик, с которого, как некогда Пизарро, открылись мне оба океана - моей прошлой и моей будущей жизни. Ты вознесла меня к зениту моего неба. И ты дала мне увидеть последние глубины, последние тайны моей души. И все, что было в горниле моей души буйством, безумием, отчаяньем, страстью, перегорело и, словно в золотой слиток, вылилось в любовь, единую, беспредельную, навеки». Постепенно любовь для него превращалась в перегоревшую страсть. Не желая смиряться с мыслью о потере любимого, Нина решила прибегнуть к испытанному средству многих женщин: к ревности. Она кокетничала с молодыми людьми - завсегдатаями литературных салонов - на глазах у Брюсова, целовалась с ними, они уводили ее из душных гостиных. Вначале она не изменяла всерьез, дразнила, пыталась вернуть тепло отношений, потом изменила - раз, другой, третий... Он отвернулся, стал чужим. Тяжесть разрыва была невыносимой, и, чтобы бежать от мыслей о самоубийстве, Нина попробовала морфий. Вино и наркотики подорвали ее здоровье, врачи чудом вернули ее к жизни. Когда вернули, она решила уехать из России. Вначале Нина жила в Италии, потом во Франции. Она продолжала писать Брюсову экзальтированные письма, по-прежнему полные любовных излияний и претенциозно подписанные: «та, что была твоей Ренатой». В 1913 году, находясь в состоянии жесточайшей депрессии, она выбросилась из окна гостиницы на бульваре Сен-Мишель. Осталась жива, но сломала ногу и стала хромой. Перевоплощение Нины Петровской в образ брюсовской героини наступило после того, как она перешла в католичество. В конце концов, в один из февральских дней 1928 года Петровская открыла газовый кран в номере гостиницы, где жила, покончив с собой.
Брюсов коллекционировал почтовые марки, предметом его коллекции служили марки всех стран. Специализировался он на марках колоний европейских государств. В ноябре 1923 года он вступил в Всероссийское общество филателистов и был избран почётным председателем редакционной коллегии ВОФ. В январе 1924 года его включили в редакцию журнала «Советский филателист». Библиография Валерия Брюсова: 1893 - «Декаденты (Конец столетия)» 1894 - «Juvenilia» - «Юношеское» 1896 - «Chefs d’oeuvre» - «Шедевры» 1897 - «Me eum esse» - «Это я» 1899 - «Об искусстве» 1900 - «Tertia Vigilia» - «Третья стража» 1903 - «Urbi et Orbi» - «Граду и Миру» 1906 - «Stephanos» - «Венок» 1907 - «Земная ось» 1908 - «Огненный ангел» (исторический роман) 1909 - «Испепеленный» 1909 - «Все напевы» 1911 - «Ф. И. Тютчев. Смысл его творчества» 1912 - «Далёкие и близкие: статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней» 1912 - «Зеркало теней» 1913 - «Алтарь победы» 1913 - «За моим окном» 1913 - «Ночи и дни» 1914 - Автобиография (под ред. С. А. Венгерова) 1915 - «Семь цветов радуги» 1915 - «Обручение Даши» 1915 - «Избранные стихи. 1897-1915» 1916 - «Юпитер поверженный» 1916 - «Рея Сильвия» 1916 - «Египетские ночи» 1917 - «Девятая камена» 1917 - «Как прекратить войну» 1918 - «Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам» 1918 - «Летопись исторических судеб армянского народа» 1919 - «Краткий курс науки о стихе» 1920 - «Последние мечты» 1921 - «В такие дни» 1922 - «Дали» 1922 - «Кругозор» 1922 - «Миг» 1924 - «Mea» - «Спеши!» 1924 - Основы стиховедения 1927 - Из моей жизни. Моя юность. Памяти. 1927 - Дневники 1927 - Письма В. Я. Брюсова к П. П. Перцову (1894-1896) (К истории раннего символизма) 1929 - Мой Пушкин
Современники о Валерии Брюсове
Андрей Белый
«Мы начинаем совершенно ясно понимать, что никогда Брюсов не изменялся: он все тот же Брюсов в „Шедеврах“, что и в „Венке“. Он только проводил свое творчество сквозь строй все новых и новых технических завоеваний. Он только отделывал свой творческий материал; и этот материал — всегда мрамор. От первых юношеских стихотворений „Путей и перепутий“ до изумительной поэмы „Царю северного полюса“ тех же „Путей“, и далее: от этой поэмы до отчетливо изваянных, как мраморные статуи, стихотворений „Urbi et orbi“, до изощренной, как мраморное кружево, резьбы „Венка“ — все тот же перед нами Валерий Брюсов — поэт хаоса, философ мгновения, сочетавший нужные ему элементы творчества Тютчева, Пушкина, Баратынского и Верхарна, преломивший их творчество в своей индивидуальности. И как-то по-новому отображаются эти поэты в В. Брюсове. И в новых творческих достижениях его узнаем мы все тот же путь, по которому шли все поэты к вечным ценностям. Брюсов действительно нов: но как он несовременен! До какой степени стоит одиноко в толпе современных модернистов! Они заимствовали у него все, что могли заимствовать: он проанализировал стих, разложил его на составные части, вдохнул жизнь в слова, даже в знаки препинания, а они воспользовались его работой, оделись в его одеяние и все-таки ни на йоту не приблизились к Брюсову, потому что своеобразные законы брюсовского стиха только у Брюсова живут: последователи Брюсова часто слишком рахитичны, чтобы облечься в доспехи его формы».
Зинаида Гиппиус
«Брюсов — „декадент“, но он же и „классик“: он пушкинист, поклонник забытого Тютчева и отошедшего в тень Фета. Он неутомимо работает над исследованием сокровищ русской поэзии и освобождает их из-под хлама „либеральщины“, как он говорит. Под его редакцией в издательстве „Скорпион“ начинают выходить сборники „Северные цветы“, названные так в память пушкинских „Северных цветов“.
Но Брюсов, кроме того, тянется к „европеизму“. Стремится наладить связь новой русской литературы с соответственными уклонами во Франции и в Скандинавии.
Конечно, не Брюсов создал новые течения в литературе. Они создались сами, естественно. Декадентство, символизм (к нему Брюсов близко не примкнул), принцип „чистого“ искусства, тяга к европеизму, наконец, — все это было неизбежной революцией против многолетнего царствования наследников Белинского и Писарева, приведшего действительно к литературному оскудению».
Вадим Шершеневич
«Я знаю много описаний Валерия Яковлевича. Начиная от восторженного эскиза А. Белого (повторенного в его мемуарах) «Брюсов в редакции „Весов“, где Валерий Яковлевич зарисован неким декадентским Мефистофелем, до сухих газетных набросков. По-моему, ни одно не похоже.
Ни разбросанные, как попало, кубистические линии лица, ни несколько заспанные, но всегда просверливающие собеседника глаза, ни намеренная эластичность движений (он написал о себе, что он — потомок скифов, — как же можно было после этих строк потерять гибкость и упругость?), — ничто из этого не было самым существенным в Брюсове.
Основным, т. е. особо характеризующим Брюсова, была его скованная собранность. Она замыкала и строгие мысли, и девическую застенчивость...
Брюсов при всей своей пунктуальности, точности, необычайной любви к каждому делу, за которое он брался, вплоть до винта, преферанса и заказа ужина, при всей своей нарочитой сухости, Брюсов был, как это ни странно звучит, с детства немолодым мальчиком. Мальчиком он остался на всю жизнь и, вероятно, ребенком он умер.
Только у детей бывает такая пытливость, такая тяга „узнать все“. Брюсов кидался на все, и все, на что он кидался, он изучал необычайно досконально. У него были хорошие знания в области латинской поэзии и поэзии французской (русскую он знал просто замечательно!), он солидно знал историю, математику и даже оккультные науки. Интересовался спортом (его первая печатная строка — о бегах). Изучал языки. Он мог отдаться изучению какого-либо языка специально для того, чтоб прочесть в подлиннике того или иного автора или перевести этого автора. Брюсов считал ниже своего достоинства не знать какой-либо отрасли, а начав знакомиться с этой отраслью, он увлекался и вникал досконально во все детали, и потому счастливо избегал опасности быть дилетантом».
Георгий Чулков
Соратники Брюсова по «Весам» любили его называть магом и окружали его личность таинственностью. Брюсову будто бы были ведомы какие-то великие тайны творчества и жизни. И сам он любил казаться загадочным. В молодости Брюсов занимался спиритизмом; его влекли к себе образы Агриппы Неттесгеймского, Парацельса, Сведенборга; у него на столе можно было найти книжки Шюре, Кардека, Дю-Преля... При этом Брюсов думал, что можно удачно сочетать оккультные знания и научный метод. Трезвый и деловитый в повседневной жизни, Брюсов, кажется, хотел навести порядок и на потусторонний мир. Мне, признаюсь, его занятия оккультизмом никогда не представлялись серьезными и значительными. А между тем иные его современники воистину были причастны какому-то своеобразному и странному опыту, чувствовали бытие не так, как большинство. И это «касание миров иных» приводило иногда к настоящей душевной драме. Не будучи оправдано высшим смыслом, такое темное и слепое влечение в сферу «подсознательного» оканчивалось совершенной катастрофой. Такова была судьба, например, Александра Блока. Не то Брюсов: дальше литературного и салонного оккультного экспериментализма у него дело не шло. В этом было даже что-то ребяческое.
Материалы взяты из открытых источников. |
| |
