Одна девочка решила стать мощной, выдающейся балериной.
Взяла она табуретку и пошла на Праздник Севера. К римлянам, наверное, пошла. К Гаю Септимию.
Пришла, а там – рыбаки разнообразную рыбу вылавливают, и туда-сюда бегают олени всевозможных мастей, расцветок, калибра и так далее. Она тогда поставила табуретку, посидела на ней немного, поглядела по сторонам, саксаул осторожно ладонью потрогала (оказалось – он и правда колется!) и затем подалась на проспект имени И. Канта, где, собственно, и проживала.
Шла да и пришла в свою среду обитания (а идти пришлось не близко – неделю продвигалась!), дверь ключом открыла (он у неё на лямочке висел на шее), настряпала пирожков с капустой да шанег с картошкой, испекла, переведя из состояния полуфабриката в готовое изделие, наелась их, горяченьких да с молоком, и легла почивать. Всё равно больше делать было нечего: радио сломалось, скакалка порвалась давно.
А балериной она не стала, потому что была ростом маленькая. Это загадочное явление очень распространено в природе. Вот олени, например, они же – тоже небольшие. Многие неэрудированные учительницы, продавщицы или там слесаря и дизайнеры всякие думают, что они ростом с корову или даже с быка, а это совсем не так. Рождаются олени вообще махонькие. С ноготь примерно. А потом растут, потому что – уж очень хорошие да ловкие они охотники. Они в земле роются, выискивают разных червяков и гусениц. По деревьям лазят, мух всяких собирают, жуков, комаров. Вот поэтому, кстати, на севере так мало комаров. А то – куда бы они девались? А потом они начинают расти очень быстро, и у них откуда ни возьмись появляются рога, и рога им мешают лазать по деревьям, потому что они зацепляются за ветки. И тогда олени не без щегольства нисходят на землю, подыскивают себе новенькие сани, запрягаются в них, затем каюра подбирают подходящего и едут по тундре, куда глаза глядят, и каюры покрикивают «э-ге-гей!» и песни поют. Хорошо ведь?
В своём «Дифференциальном исчислении» про всё про это самое Лейбниц рассказал, и затем ещё много раз пересказывал и в «Монадологии», и в «Протогее» и в других своих баснях. Он-то, Готфрид, всё знал, а мы сейчас такие скучные и нормальные стали, что ничего не знаем и знать не хотим! Всё бы только нам кататься как сыр в масле. И в тундру никто не желает! А в таких условиях сплошного обскурантизма да оппортунизма совсем не до хореографии! Спасают только народные сказки. О колобке, например, неизвестно по какой прихоти понадобившемся старику, который уж одной ногой в могиле стоял, а всё туда же – подавай ему деликатесы да лакомства! Нет, чтоб о душе подумать…
А вот это браво! Это я поняла! )))
Туповатая я и небольшой любитель Хармса.
Замечательно написано, а потому вызвало у меня приступ писательской зависти. Вот сижу, чаем разбавляю скопившуюся желчь! )))
Правда, написано здорово!
Не верьте критикам! Завидуют, гады, как и я, только у них чая нет! ))
Весьма странный калейдоскоп мыслей Ваших... Особенно про "мощную балерину" и "прихоть старика, "который уж одной ногой в могиле стоял". Надеюсь, Вы эту сказку детишкам не рассказывали?.. Безобразничаете, Александр. Безобразничаете...
Мейнстрим? Ну-ну! Лично я в этой потоке сознания вижу желание автора выставить читателя дураком, но дурак не хочет быть дураком, а потому заявляет: «Что-то в этом есть!», что и доставляет автору сего опуса истинное удовольствие! Молодец!
Век живи- век учись. Вот. если бы маленькая девочка прочитала Готфрида Лейбница. то и на табуретку влезать не пришлось, все были бы ей до трусов- не выше. А дедушка хотел найти изюминку, ту самую таинственную монаду. с которой всё началось. Спасибо, мне понравилось про оленей. Я была маленькой, когда у одной знакомой тёти впервые увидела маленькие кактусы. Наверно для того. чтобы я их не трогала, она рассказала , что это маленькие ёжики. Когда они подрастут, у них появятся ножки и они убегут по своим делам. Я очень долго верила в это. Похоже, правда?
-- Да ведь это, дорогая Наталья Филипповна, математика XIX века. Позвольте вам заметить! Сегодняшняя, современная математика придерживается совсем иных концепций. Ей известно, что один плюс один отнюдь не всегда будет два. Дайте-ка мне на минутку мел, и я вам это докажу.
И Федор Алексеевич начал со своей врожденной быстротой писать на доске цифры. Уравнение выстраивалось за уравнением, в аудитории стояла мертвая тишина, профессор впервые за последние несколько лет занялся своим делом; правда, поневоле согнувшись, он не мог как следует видеть то, что писал, мел как-то странно скрипел, и неожиданно, совершенно против ожиданий Федора Алексеевича, результат вдруг получился опять 1+1=2.
-- Минуточку! -- воскликнул Федор Алексеевич. -- Тут что-то не так! Секунду, секунду, сейчас мы увидим, где вкралась погрешность!
Однако в голове у него вертелась какая-то бессмыслица: "Все проигранные карточные партии составляют одно целое". Из-за этого он не мог считать. Мысли гремели в нем, и грохот мыслей заглушал все остальное. Но беспримерный опыт выручил профессора. Он понял, где найдет ошибку, и рука его, постукивая мелком, полетела по рядам написанных Цифр, с которых уже начала осыпаться белая пыль.
В ту же минуту весь класс, все двадцать четыре дворника, все, кроме учительницы Натальи Филипповны Скаргиной, стали громко подсказывать ему решение:
-- Постоянная Планка! Постоянная Планка! (с)