Алатар и Палландо

Спустившись с запретных, подёргиваемых дымкой высей и едва ступив босой ногою в Средиземье, Палландо немедленно приступил к своим изысканиям: синий волшебник имел великое желание увидеть людей и говорить с ними – он много слышал об этих существах, но никогда их не видел. И сейчас, звездой упав в неизвестный ему мир, Палландо лицезрел лишь бескрайнюю пустошь, неприглядную глазу; непривычную, неприятную.

Долго блуждал маг синий; долго он скитался. Ни карты, ни очков. И всё, что было под рукой – лишь изломанный посох. Синеватого цвета ткань его робы выцвела под безжалостно палящим солнцем этого странного, знойного края, лишённого той растительности, что некогда окружала его дом.

Его дом?

Палландо смутно припоминал, кто он есть: точно, синий маг – один из майар (и один из тех пяти посланников, отправленных валар в помощь Средиземью). Ему что-то говорили перед отбытием, но все эти инструкции, напутствия и указания таяли с каждым мигом, как если бы Палландо только что отошёл ото сна. Какие-то неясные, спутанные потоки мыслей в голове – к несчастью, при превращении меньшего из двух видов райских божеств в простого, обычного человека ему передались и все недостатки этого вида: страждущему в пустыне волшебнику открылось чувство боли. Эта сухость во рту, это отчаянное желание испить целое море воды... Эти ноющие от постоянных переходов ноги; ступни, покрытые ранками и мозолями... Ноги, которые словно не родные, но совершенно чуждые ему! Воистину, Палландо ощущал себя ныне, точно русалка, которая обрела ноги вместо рыбьего хвоста, и которая ещё не научилась пользоваться этими самыми ногами.

Синего мага настиг целый спектр, вся палитра человеческих чувств: чувство голода, чувство жажды, чувство усталости, ибо едва волочил он свои ноги по этим бесконечным дюнам. Синего мага? Это уже вряд ли, ибо одежды Палландо поистрепались и стали пыльными, грязными весьма; что же до его великой силы – ах, в этом человечьем обличье один из пяти истари чувствовал себя крайне неловко и неудобно, и подзабыл, как, куда и для чего применять магию. Впрочем, Палландо и в Валиноре не отличался особыми магическими навыками. Ценили его за другое – оттого и выбрали в качестве одно из тех, кому суждено испытать себя в Средиземье, принеся всего себя в жертву без остатка.

– Жертва эта принесёт много пользы братьям нашим меньшим, – говорила пятерым избранным одна из валар, богиня весны Вана, младшая сестра самой Йаванны. – Эльфам, старшему народу, и людям, которые есть народ младший. Есть гномы, кои сами по себе, а есть малыши – они-то и изменят ход истории, несмотря на всю свою беспечность и любовь к уюту, покою и комфорту. Дремлет, теплится в них нечто такое, чего нет ни у кого из народов Средиземья! Лишь они одни неслышно проскользнут там, где любого другого запросто учуяли бы орки, гоблины, тролли и некоторые творения похуже.

И внимали пятеро истари молча.

– Знаем мы, о Олорин, что в душе своей ты уже с хоббитами, – сказали Варда и Манвэ, переглядываясь друг с другом и обращаясь к тому, кого в Средиземье нарекут Гэндальфом, Митрандиром, Таркуном и Инканусом, – Стань им другом и неси наш Свет.

– Если всё предрешено – есть ли смысл бросить все дела и бродить по землям чужим и иностранным? – Гордо, резко, надменно и заносчиво спросил маг, на котором были белые одежды. Он был выше всех и по росту, и по положению; главою ордена алчет стать умелец Курунир.

– Ты уже сейчас бросаешь вызов, – с явным сожалением молвил вала Аулэ, – Поручение от Единого – не приказ, но просьба. Миссия возложена на всех; каждому по прижизненным здешним заслугам их. Тебе же, за дерзость твою великую даётся большая по сравнению с другими ответственность: так и быть, ты возглавишь сей отряд; прочёл я это во взгляде твоём, и в сердце, и в разуме, и в душе. Надеюсь, мой верный друг и помощник, что гордыня твоя усмирится, и ты увидишь, что и другие миры, другие расы имеют право на существование. Четверо направляются, пятый изгоняется. Помните, что наша цель и задача – раз и навсегда покончить с Врагом. Что же до того, что всё предрешено – да, ручей течёт сам по себе, расчищая себе путь. Но иногда он меняет русло – либо сам, либо некто задумает возвести плотину. Что же тогда? Порой достаточно камушка, чтобы сбить с пути и даже повернуть вспять. Мы же да попытаемся слегка подтолкнуть к Добру, сплотить разрозненные племена против общей беды, общей угрозы.

– Неужто Враг не в Чертогах Безвременья? Разве Враг не за Пределами? – Допытывался белый маг.

– Ты прекрасно знаешь, что заключён он туда не навечно; знаешь и о том, что есть Слуга, есть прихвостень, – говаривала Варда, величайшая из Королев, – С уходом Врага он сам стал им; мнит себя хозяином. Волею его зиждется некий своеобразный правопорядок, но деяния эти – гадости пред лицем Единого. Новый Враг хитёр и коварен; он мудрее своего предшественника. Ученик превзошёл своего учителя – если не в силе и могуществе, то в своей подлости и числе приспешников своих.

– Узрел я истину в твоих речах! – Пав ниц, просил прощенья Курунир. – Скорбь великая да смоется с прекрасного лица твоего, о госпожа! Весьма добра ты к мелким народам; не глуха и нема, не безжалостна и бессердечна, отзывчива до края! Я исполню просьбу Эру, какой бы сложной задачей она не стала.

И возвысил свой глас маг белый, и затих.

И поверила госпожа Саруману, ибо умел он заговорить речами. Искусен был весьма оратор в своих словах, умело подбирая их.

– Какова же моя задача? – Поинтересовался Айвендил, волшебник третий, волшебник бурый.

– Знаю я любовь твою, предрасположенность ко всем птицам и зверям – болотным, полевым, лесным, – отвечала магу бурому, магу карему Йаванна – та, что в прекрасных зелёных одеждах, – Не забывай же, что первостепенная твоя роль заключается в том, чтобы донести Свет валар до жителей Дунланда, этих одичавших горцев.

– Возможно ли это? – С сомнением спросил тот, кто друг большой для всех пернатых, а также кроликов и зайцев, и чьё второе имя – Радагаст.

– Ты просто верь. Иначе для чего я просила за тебя перед Единым? Ради чего заступничество моё? Или ты уже сейчас в раздумье, подводя всех нас?

Но Радагаст уверял, увещевал, что уж на него-то можно положиться – равно как и на Палландо.

– Вы просили за меня, о госпожа, – говаривал маг синий, обращаясь к Йаванне, – А Оромэ просил за Алатара. Искренне благодарю за то, что он стал пятым. Вместе мы...

– Вы думаете, что вместе будете ходить-бродить целым отрядом? – Привстав со своего сиденья, почти возмутилась Варда, перебив Палландо и не дав ему договорить. – На каждом из вас – непосильная ноша, ибо вы будете совсем одни. Вы разбредётесь по всему Средиземью в поисках Врага! Один пойдёт на Север, другой уйдёт на Юг; третий отправится на Запад, четвёртый – на Восток. Пятый станет руководить в Центре. Я пошлю вас звёздочками в примерные места вашего прибытия; дальше уже сами.

Это и всё, что помнил Палландо – с тех пор минула целая вечность. Или ему лишь показалось?

Синий маг всё шёл и шёл, о чём-то размышляя и пытаясь привыкнуть к своей новой оболочке, новой жизненной форме. Неизвестно, как долго странствовал Палландо по этой продуваемой всеми ветрами глухомани, этой открытой, суровой местности, где негде было укрыться и нормально заночевать. Но даже среди этой природной небогатости, среди этой никчемной, неприветливой серости разглядел он однажды подобие оазиса, преисполненного долиной благоуханных соцветий и звонких ручьёв, и одинокую рощу, откуда лился, струился непринуждённый, ненавязчивый звук лир и арф.

«Так играть могут лишь эльфы!», – догадался синий маг.

Постепенно мелодия стала портиться – ровно так же, как портилась Великая песнь при вступлении в неё вокальной партии Мелькора. Чистый, мягкий звук стал ниже и грубее; сменились регистр, тональность, строй, тембр, диапазон и темп. Более высокие ноты стали играться быстрее, в то время как более низкие вышагивали мрачным маршем, погружая в предельно мрачную, гнетущую атмосферу страха и ужаса, нагоняя уныние, печаль и тоску, развращая естество, пробуждая порочность. Эта тяжёлая, жёсткая, атональная мелодия струнно-смычковых инструментов переросла в грохот громоподобных литавр, в какофонию звука, в самый жестокий бой и скрежет, в самый настоящий музыкальный тлен. Писк флейт, визг скрипок и виол, звериный рык октобаса, неземной гул, оханье и урчание гигантских труб – медных, костяных и прочих. Вот уже и роща – не роща, но нервные, искривлённые стволы и стебли, будто бы сражённые какой болезнью!

Палландо был сбит с толку. Вскоре он, пленённый, очутился перед владыкой этой умёртворяющей твердыни – существом длинноволосым и остроухим. Хозяин цитадели выглядел молодым, но цвет его кожи варьировался от сизого до бледного индиго. Его глаза сузились, внимательно изучая незнакомца.

– Ты ведь Роместамо, верно? – Спокойно, без враждебности (но и без радушия) спросил эльф (ибо это был именно он).

Как только эльф назвал его настоящее имя, Палландо словно прозрел – окончательно и бесповоротно. Он вспомнил все известные ему языки, наречия и говоры, а перед глазами предстала карта Средиземья, невидимая никому другому.

«Роместамо, иначе – Палландо; «находящийся далеко», – вымолвила мать из далёкого прошлого, беря на руки младенца. – Ибо открылось мне благодаря Манвэ, что суждено тебе однажды уйти в путь неблизкий...».

Видение прошло, и вновь Палландо стоит перед сидящим за столом эльфом. И по левую его длань – зловещий гримуар, и по другую – внушительных размеров гроссбух (в которой, несомненно, вёл он все свои дела); посередине же – бестиарий, над которым наверняка трудится доныне, записывая туда всех зверей, физической и магической природы.

– Я-то Роместамо, но ты... Ты ведь из мориквэнди? Тёмных эльфов. – Палландо узнал силванский диалект.

Эльф ничего ему не ответил. Вместо этого он, перестав с беспристрастным видом взирать на своего пленника, углубился в три основных своих книги одновременно, как если бы у него имелось три глаза, а не два, и умение «поличтение».

– Отчего пленил ты меня, словно враг я тебе?

Эльф тут же отбросил своё чтение и вновь обратил свой взор на Палландо, глядя на него в упор своими зоркими глазами.

– Поди, разбери, кто друг, а кто враг.

– Я мог бы помочь! – Воскликнул синий маг, переминаясь с ноги на ногу. Он буквально валился от усталости, но отчаянно старался не подавать виду.

– Боюсь, тебе самому требуется помощь, отче, – эльф хотел было засмеяться, но вместо этого скорчил странную и даже болезненную гримасу, словно ему трудно или же лень демонстрировать свои эмоции публично.

Побагровев от такой наглости, от такого хамства Палландо разозлился, и вот: бечева развязалась сама.