Данная история является нравоучительной не только для русского, но и вообще для любого здравомыслящего человека…
Мало кто знает, что официальный историограф и самый известный историк Российской империи Николай Михайлович Карамзин всю свою жизнь был очень умеренным не только в финансовых вопросах, но и вообще во всех делах, которых он только касался. Вероятно, благодаря этому, даже на смертном одре, далеко не в старом ещё возрасте 59 лет от роду, он чувствовал себя спокойным и умиротворённым (хотя и умирал от чахотки, которая была, как полагали многие, прямым следствием простуды, «заработанной» им 14 декабря 1825 года, когда Карамзин воочию несколько часов на холоде наблюдал за восстанием декабристов на Сенатской площади в Санкт-Петербурге). И умирал он умиротворённым не только потому, что прожил свою жизнь достойным образом, но и ещё и спокойным за то, что оставлял после себя. Включая и материальную обеспеченность всем необходимым своей семьи и детей в частности (всего у Н. М. Карамзина было 10 детей, но, увы, только 7 из них пережили его самого).
Как свидетельствуют современники Карамзина, всю свою жизнь он был не просто последовательным противником, но непримиримым врагом любой навязчивой и излишней расточительности, а также любого лихоимства (ещё одно показательное и очень образное русское слово, которое, к сожалению, почти вышло из повсеместного употребления… иными словами то, как в «дореволюционной» России называли всё, что касалось неправедно нажитого богатства, начиная с казнокрадства и взяточничества и заканчивая ростовщичеством). Причём отношение Карамзина к расточительности касалось не только пустых частных трат, но и заведомо избыточных, а значит, мало кому нужных и общественно бесполезных казённых расходов.
Трудно сказать, была ли тому причиной подсознательная боязнь нищеты или некая неприятная ситуация в его прошлом, о которой Карамзин никому не рассказывал, но всю свою жизнь он как избегал личных долгов, так и искренне переживал за долги государственные.
По тем же историческим свидетельствам, несмотря на воздержанность в расходах, никто и никогда не мог ни обвинить, ни даже заподозрить Карамзина в излишней скупости: в своей жизни он придерживался однозначного и чёткого правила – если необходимо сделать ту или иную покупку или трату, то всегда и безо всяких исключений нужно смотреть не на цену, а в первую очередь на качество и покупать только лучшее.
И тем не менее в молодости Карамзина (когда и началось зарождение великой русской литературы, как мы знаем её сейчас), литературные заработки были настолько скудными даже у известных литераторов, что многие из писателей еле сводили концы с концами. Считается, что Карамзин периодически прибегал к коммерческой карточной игре (тогда подобные занятия были явлением повсеместным и заниматься ими не считалось чем-то зазорным). Но даже во время карточных сессий знаменитый в будущем историк и литератор играл весьма умеренно и расчётливо. И причиной тому было не желание быстро обогатиться на чужих страстях, а возможность получить дополнительный источник дохода, который позволил бы ему продолжать заниматься любимым делом и не растрачивать свои литературные таланты попусту на должностях и службах, не имеющих отношения к литературе.
После долгого путешествия по Европе в 1789–1790 гг., где он посещал в числе прочего знаменитого немецкого философа Иммануила Канта в Восточной Пруссии и стал свидетелем Великой французской революции в Париже, Карамзин опубликовал свои знаменитые «Письма русского путешественника» (произведение, после которого он сразу стал знаменитым на всю Россию автором и которое многими историками литературы полагается как отправная точка появления той самой «великой русской литературы»).
Но даже широкая известность и начало его издательской деятельности (а именно Н. М. Карамзин является издателем первого литературного журнала в России – «Московского журнала», а вслед за ним и ещё нескольких сборников и альманахов, где в числе прочих авторов он публиковал и собственные произведения), несмотря на то, что упрочили его славу как талантливого писателя, так и не дали ему достаточных источников доходов, чтобы заниматься исключительно литературой и русской историей.
И только назначение его императором Александром I на официальную должность российского историографа осенью 1803 года, с годовым окладом в 2 000 рублей, позволило Карамзину полностью сосредоточиться на любимом деле…
Постепенно он отошёл от художественной и исторической литературы и занялся исключительно исследованием русской (и российской в широком смысле) истории.
Именно «История государства Российского», двенадцатитомное собрание, над которым Н. М. Карамзин работал последние 23 года своей жизни (и которое так и осталось незавершённым из-за безвременной кончины автора), стало венцом его творческой и научной карьеры и сделало его самым известным историком на протяжении всего существования Российской империи.
Но и официальная (и, по сути, уникальная) должность и близость к императору, не изменили его характер. Карамзин никогда не пользовался неизменно положительным расположением к нему государя и многих высших сановников империи в личных целях, стараясь сохранять «нравственную чистоту и материальную независимость от кого-либо». До конца своей жизни он избегал любых долгов и оставался весьма умеренным во всём, чего только ни касался.
Cамым же известным выражением, давно уже ставшим крылатым, которое приписывается Н. М Карамзину (даже с учётом того огромного творческого наследия как писателя, так и историка, которое он оставил после себя и где можно отыскать немало крылатых выражений), является его ответ на собственный же, едва ли не риторический и одновременно скорбный вопрос в отношении своей родины: «Если ответить одним словом на то, что творится в России, пришлось бы сказать: крадут».
