Маруся Красавина лежала второй день в доме бабки Матрёны без движения. Её огромные серые глаза смотрели в сторону окна, но ничего не видели. Она не спала и не бодрствовала, а пребывала в каком-то странном оцепенелом состоянии. Михаил Лесовский ходил вокруг неё, как тень, часто прикладывая к её лбу холодные полотенца.
- Маруся, нельзя так. Жить надо, радоваться, что сама жива осталася, - плаксиво причитала бабка Матрёна, - вона, гляди, солнышко какое красное вышло! Маруся, милая ты моя, ты, хоть, водички попила бы!.. Не хочешь? Ох, горе, горе наше горькое... Да, ты, поплакала бы хоть! Слышишь, поплачь, полегчает! Маруся!.. Что ж застыла то, как каменная?
Дом бабки Матрёны, одинокой старухи, был одним из четырёх домов, которые остались не сожжёнными. Он стоял на отшибе деревни у самой реки Янтарной. Сейчас оттуда был прекрасно слышен беспорядочный стук топоров, раздававшейся по всей округе. Деревню отстраивали заново. На помощь пострадавшим зоринцам пришли жители Сосновки, Каменки, Будаева. Несколько солдат из гарнизона Сидорова, тоже принимали участие в строительстве домов для разорённых и поруганных крестьян Зорино, остальные во главе с Сидоровым, прочёсывали леса в поисках отряда Лебедева.
Огромное и внезапное горе обрушилось на Мишкину голову. За окном, действительно, светило солнце, как говорит бабка Матрёна, но его Миша не видел, оно померкло. Ему хотелось, чтобы сейчас вошла мать и забрала его домой. Мальчик украдкой поглядывал на дверь, сжимая в тугой комок свои нервы. Он стирал кулаком слёзы, сочившиеся из глаз от острой обиды на весь свет, от жалости к самому себе.
Теперь Маруся. Единственный близкий ему человек, оставшийся в живых, после того жуткого дня. Неужели её разум никогда не оправится от горя и она останется сумасшедшей?
- Что же делать? Что же, мне с тобою делать? - нервно выкрикивал он.
Да, тут ещё куда-то делась бабка Матрёна? Ему теперь постоянно требовалось, чтобы рядом находился человек, способный к разговору. Так ему было легче.
Лена Вознесенская скакала галопом в сторону Зорино в обыкновенном мужском седле, низко пригнувшись к шее коня. Раньше такие поездки для неё отзывались болью во всём теле, а теперь, она привыкла к ним. Ветер трепал её каштановые волосы и лизал нежной прохладой смуглое, от загара, лицо. Она была в лёгком розовом платье с искусной кружевной отделкой на вороте и коротких рукавах.
Лену всегда тянуло на простор, его опьяняющее дыхание действовало на девочку словно наркотический аромат. Не зря говорят, что если хоть раз увидел море или изведал запах степных ветров, то эта могучая сила простора будет притягивать потом к себе всю жизнь.
Подъезжая к деревне Зорино, Лена к своему удивлению, не увидела обычного оживления. На песчаном берегу реки, тоже было совсем пустынно. Не слышно озорного плеска воды, визга ребятни, громкого лая знакомых собак. Резко бросились в глаза обгорелые головешки на месте бывшего амбара. Девочка попридержала коня и медленно въехала в деревню. Картина, открывшаяся её глазам, была очень странной. Деревни, той старой и привычной деревни Зорино, куда Лена так любила приходить к своим друзьям, не было, на её месте отстраивалась другая. Чужие люди с угрюмыми лицами сновали по улицам, лишь изредка на дорогах встречались местные жители.
Лена в полном недоумении вылезла из седла. Ведя лошадь под уздцы, спустилась к реке, где должен был стоять старенький дом с соломенной крышей. Там жила её хорошая подруга Светланка, мать которой была сестрой председателя Сосновского сельсовета Бородина. Того дома не оказалось. Вместо него, всё те же чёрные головешки. Лену охватил внезапный страх. Она побледнела, сжала губы и, не зная, что делать дальше, уткнулась в гриву Орлана. Непонятное происходило вокруг, и это непонятное подействовало на дочь полковника, привыкшей видеть во всём ясность, угнетающе. Отсюда, вероятно, надо поскорее уехать, но любопытно было узнать о случившемся. И второе взяло верх. Лена пошла по берегу Янтарной, ведя за собой Орлана, в надежде хоть кого-нибудь встретить и расспросить обо всём.
У песчаного яра её остановила молодая женщина в туго повязанном чёрном платке.
- Ты, кого-нибудь ищешь здесь, барышня?
Лена немного растерялась от столь неожиданного внимания, но потом собралась, подошла поближе к женщине и робко спросила:
- А, вы не знаете, что здесь такое произошло?
Женщина смотрела на девочку в упор и молчала.
- Я приехала к подружке, её зовут Светлана, она жила вот, здесь, - Лена указала на развалины, - но, где теперь её искать я не знаю.
- Племянница Бородина?
- Да, это она!
- Не ищи её больше, - после этих слов женщина развернулась и пошла к своей землянке.
- Почему? - с удивлением спросила Лена ей вслед.
Женщина остановилась и снова повернулась к девочке:
- Пошли, - сказала она и стала быстро подниматься по тропинке к своему временному жилищу.
Лена поднялась за этой странной чёрной крестьянкой, привязала Орлана к берёзе и вошла в землянку.
То, что она услышала там от этой женщины, словно с ног сшибло резким порывом ураганного ветра.
- Вот так, дочка, вот так! Я сама лишилась мужа. Дети мои сиротами остались. Слёзы уже все выплакала, не плачется больше. Будто застыло во мне всё. Дети есть просят, а я сижу, как каменная, ничего делать не вмоготу, а Светланка твоя... Мала ты, да уж ладно, скажу, поймёшь, поди. Снасильничали её, а потом в колодце утопили. Мать её убили сперва, а бабка их с ума сошла. Я всё к ней пойти хочу, да...
Лена страшно закричала, не дав женщине договорить. Не чуя под собой ног, выскочила из землянки и кинулась бежать в сторону берёзы, где был привязан Орлан. Добежав, она вцепилась в уздечку, но почувствовала резкую слабость в ногах и головокружение, осела на землю.
- Ну-ка, поднимайся, поднимайся, - говорил голос сверху.
Женщина в чёрном платке стояла над ней и пыталась поднять.
Дальше Лена помнила всё смутно. Её привели в землянку, дали выпить холодного молока из деревянной кружки, потом вошел чернявый парнишка и долго разговаривал с хозяйкой.
- Ой, не надо было ей рассказывать, - долетело до Лены.
- Я видел её раньше здесь. Она к Светке приходила.
- Да, вот про неё она и спросила. Ну, я и рассказала. А, она видать, из барьёв, ручонки то, вон, какие нежные.
- Тебя, звать то, как? - наклонившись к ней спросил мальчуган.
- Лена я, - сказала девочка, более менее очнувшись от кошмара.
- Лена, значит. А я, Михайло. Ты, откуда, Лена?
- Из Устринской усадьбы.
- Ого! Вон что! А, что ты здесь забыла?
- Я уже говорила, что приехала навестить свою подругу, - голос Лены был тихий и робкий, она видела пронизывающий взгляд этого строгого мальчишки и чувствовала себя, почему-то, виноватой.
- Ты Вознесенским, кто будешь? - ещё настойчивее спросил Миша.
- Дочь Максима Владимировича.
- Ты... - он хотел ударить её, сказать ей, что-то обидное, но, увидев в глазах девочки дрожащие слёзы и застывший ужас, промолчал и опустил руку.
- Я пойду. Спасибо вам за молоко и за... за рассказ, - обращаясь к хозяйке, говорила Лена, глотая ком, вставший в горле.
Женщина вышла вслед за Леной.
- Ты, дочка, верхами, что ли, сюда приехала?
- Да, на коне... Простите меня, что заставила вас вспомнить это горькое. До свидания!
Лена прискакала в усадьбу, сама не своя. Нигде не останавливаясь и не отвечая на расспросы окружающих, девочка бросилась в кабинет отца. Там, уткнувшись в его колени, она зарыдала. Позже, сквозь слёзы, не унимавшиеся ни на секунду, Лена рассказала отцу обо всём, что услышала и увидела в Зорино.
Полковник был потрясён. Все эти подробности, замешанные на горючих слезах любимой дочери, повлияли на него гораздо больше, чем поверхностный рассказ Жукова о происшедшем в деревне. С этого дня, полковник совсем замкнулся в себе и избегал, каких бы то ни было, разговоров с матерью.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
