Бла-блапророчества

*
Всякий знает, что в двадцатые годы прошлого столетия
за звание «первого поэта» в России (СССР) бились двое  –
Есенин и Маяковский –
Наивно, конечно - «первый поэт» - но это было так.
И пикировка их известна:
«из хора балалаечник» - Маяковский о Есенине
«поёт о пробках в Моссельпроме» - ответ Есенина.
*
С этим бы (кто первый), конечно, не согласились ни Бальмонт, ни Северянин,
и некоторые иные,
но они удрали за границу –
стало быть – антисоветчики
и в гонке поэтов СССР принимать участие не имели никакого права.
Дамы (Ахматова, Цветаева) от мужичьих игрищ воздержались.
*
Вроде, всё так –
противостояли два крупнейших таланта -
«горлопан» Маяковский
и «нежный лирик эпохи» Есенин…
Но почему-то напрочь не учтён в этой драчке  поэт Николай Клюев.
*
А по Клюеву – всё иначе:
первый-то поэт и истинно народный,
( хотя бы потому, что знал язык допетровской Руси и читать его без глоссария теперь невозможно),
конечно он, Николай Клюев -
Маяковский для него – вообще не поэт,
так, бритое наголо недоразумение.
А Есенин…
тут сложнее,
тут любовь…
А любовь, как известно, страшна, как смерть.
И люта, как преисподняя.
Особенно, однополая…
*
Про страстишку Клюева к юному его ученику Есенину намекали и Маяковский (в пылу драчки за первенство) и кое-кто ещё,
но мы это - опустим,
дабы не…
Но не забудем.
Просто, прочтём одно письмо Клюева…
*
Но сначала, немножечко о самом Клюеве…
*
Наталья Крандиевская–Толстая:
- «Озадачил меня также его (Клюева) мизинец
с длинным,  хорошо отполированным ногтем».
*
Мизинец с длинным ногтём - знак принадлежности к масонству.
У Пушкина был специальный напёрсточек,
который он одевал на мизинец, чтоб не сломать ноготь.
Но ладно Пушкин, он был дворянин, ему положено,
а деревенщина Клюев-то куда?..
На сегодня неизвестно состоял ли Клюев в какой масонской ложе, коих до революции было множество,
но о себе он сказал:
- «Я посвящённый от народа»…
*
Вот так вот – масон на печке…
*
Послушаем Ольгу Форш о Клюеве:
- «Он вызывал
и восхищение,
и почти физическую тошноту».
*
С чего бы?...
Для этого надо прочесть «Гагарью судьбину».
И (или) - «Есенин. Гибель. Материалы к прокурорской проверке»,
одну из книг «25 декабря 1925 года. 09.00 – 12.00»
*
Дневник Корнея Чуковского: (запись от 8  или 9 декабря 1925–го года):
- «Был у Клюева…
… сам он жирён, хитроумен,
непрям и елеен.
Похож на квасника,
в линялой рубахе без пояса.
…
В комнате вертелся парнишка –
смазливый –
не то половой из трактира,
не то послушник из монастыря».
*
На каком «послушании» находился «смазливый половой»
и подумать не хочется…
Но мы - о первенстве поэтов.
*
В августе 1923-го Яков Блюмкин устроил Есенину встречу в Кремле с Троцким и тот пообещал дать Есенину журнал.
А журнал тогда – это как сейчас ТВ-канал «Россия».
Трудно представить безалаберного Есенина главным редактором журнала,
но он развил бурную деятельность,
и 15 октября 1923-го года приехал в Петроград за Клюевым, чтобы увезти его в Москву издавать журнал
и прямо с вокзала  отправился к  нему на Большую Морскую, дом № 45,
и войдя во двор дома, свернул налево, вошёл в парадное и поднялся на третий этаж, к  коммунальной кв. № 7
( или № 8) -
путаница оттого, что Клюев сначала жил в этом доме в одной квартире,
потом переехал в другую на этой же лестнице.
*
Перед дверью остановимся…
*
Поэта Клюева многие описывают, как городского сумасшедшего.
И так это, и нет.
Поэт Клюев, например, хорошо знаком с поэтом Михаилом Кузминым,
А последний в давних приятельских отношения с замначальника ОГПУ Вячеславом Менжинским, 
в том году уже фактически руководившим этой могущественной организацией.
Но это так, детальки.
(Впрочем, если вы приятельствуете с замдиректора ФСБ – напишите в личку, у меня к вам будет пара просьб).
*
Есенин постучал.
Ему открыл кто-то из соседей и Есенин прошёл к комнате Клюева…
*
Борис Кравченко:
- «В угловую узкую,
окнами во двор комнату Клюева
можно было пройти через малюсенький коридор».
*
Думаю, всё же правильнее –
не «малюсенький»,
а узенький,
но, что написано пером…
А Клюев-то и не услышал, что к нему пришли.
Есенин открыл дверь…
*
Теперь немного о комнате Клюева…
*
Писатель Григорий Гор:
- «… дверь открылась,
и вместе с ней открылось нечто
не поддающееся реалистическим мотивировкам.
Перед нами была изба,
по брёвнышку перенесенная из Олонецкой губернии
и собранная заново,
разместившаяся в петербургской квартире.
Между бревен торчал мох.
Из щелей выполз таракан.
Под дощатым потолком были полати.
Большая русская печь занимала половину избы.
Перед печью стояла квашня…»
*
Глупость про брёвна из губернии писатель Гор явно присочинил.
Да и про русскую печь тоже.
*
Борис Кравченко:
- «Жилище поэта поражало своей чистотой, аккуратностью
и ещё убранством.
Старинный резной стол.
(у меня хранится его зарисовка)
накрыт полосатой домотканой тканью.
Облицованная белым кафелем печка.
Буфет петровских времён
с дверцами из мелких стёкол
с орнаментом по верхнему краю.
Вдоль стены резная скамейка.
Направо, за печкой
деревянная кровать под пологом,
накрытая платом.
Другим платом накрыты подушки.
Какие–то особые половики…»
*
Ну и совсем пару слов о внешнем виде Клюева…
*
Борис Кравченко:
- «Приходя к себе домой,
Клюев неизменно переодевался.
Надевал серые домотканые в полоску подштанники,
длинную
до колен
и распахнутую в вороте рубаху,
на ноги
обрезки валенок».
*
Григорий Гор:
- «За простым дощатым столом
сидел человек с большим бабьим лицом.
Борода казалась приклеенной».
*
И вот в таком виде, в полосатых подштанниках, с большим бабьим лицом и кажущейся наклеенной бородёнкой, 
великий русский поэт Клюев утром 15 октября 1923-го года, спиной к двери, растапливал свою печку и не заметил, как вошёл Есенин…
*
Клюев – письмо:
- «… растопляю я раз печку:
поленья сырые, горькие,
дуну я на них.
Глотаю дым едучий.
Выело у меня глаза дымом,
плачу я,
слёзы с золой мешаю,
сердцем в родную избу простираюсь,
красную лежанку вспоминаю,
избяной разорённый рай…»
*
Ну и «простирался» бы к себе в деревню –
не сердцем, а ногами –
чего в Питере-то сидеть, тараканов разводить, да дым «едучий» глотать,
так нет, сидит и слёзы льёт –
столько драматизма вложить в банальный процесс растопки комнатной печки – это ж надо суметь.
*
Клюев:
- «… слышу
позади меня стоит кто-то
и городским панельным голосом на меня,
как лошадь нукает:
- «Ну, ну»…
*
Не знаю, как нукает лошадь, скорее НА лошадь нукают,
но это, как вы догадались, поэт Есенин неслышно подошёл сзади к Клюеву и сказал:
- «Ну, ну!».
В смысле - Печку топишь? Ну-ну, топи, топи.
*
Клюев:
- «Обернулся я,
не признал человечину,
стоит передо мною стрюцкий…»
*
Стрюцкий – слово народное -
означает человек ничтожный, дрянной, презренный, пустой,
(мелкий, но важничающий с простым человеком)
Достоевский любил это слово.
*
Клюев:
- «… стоит передо мною стрюцкий
от каких я на питерских улицах в сторону шарахаюсь.
Лицо у него не осеннее
и духом от него тянет погибельным…»
*
Во нюх у поэта – только глянул и сразу дух погибели учуял.
*
Клюев:
- «… нос порошком,
как у ночной девки,
до бела присыпан
и губы краской подведены…»
*
Нет, нет, нос у Есенина не в кокаине, в банальной пудре.
Может, поэт Есенин и в самом деле стрюцкий ничтожен,
по сравнению с высокодуховным поэтом Клюевым,
который уверял, что он правнук протопопа Аввакума
но, вы поверите, что Есенин  красил губы, как девочка?..
*
… и правильно сделаете.
Пудрился – да,
так принято было –
отрыжка царского режима.
А вот про губы – это, несомненно, фантазия Клюева,
к пудре, для красного словца, добавить ещё и губную помаду,
алую помаду, для красного словца.
*
Клюев:
- «…  губы краской подведены.
Есенин – внук Коловратов…»
*
Евпатий Коловрат (1200 – 11 января 1238) -
рязанский боярин, воевода и русский богатырь,
герой рязанского народного сказания XIII века.
Все мы, конечно, произошли от Адама,
но Есенин такой же внук Коловрату, как Клюев правнук протопопа Аввакума.
*
Клюев:
- «… Есенин – внук Коловратов,
белая верба рязанская!
Поликовался я с ним…»
*
То есть - поцеловался.
В накрашенные губки…
*
Клюев:
- «… поликовался я с ним, как с прокажённым,
чую,
парень клятву преступил,
зыбке своей изменил…»             
*
Зыбка – подвесная колыбель, люлька.
*
Клюев:
- «… зыбке своей изменил,
над матерью-землей надругался… »
*
Да что ж такое! - и нукает этот Есенин, и губы красит, и люльке  своей изменил, и над матерью-природой насильничает.
А теперь внимательно…
*
Клюев:
      - «… и змей пёстрый с крысьей головой
        около шеи его обвился,
        кровь его из горла пьёт…»
*
Дааа-аа… вот такие вот бывали у поэта Клюева пророческие видЕния во время растопки печей.
Написано это – в ноябре 1923 – го,
за два года до гибели Есенина…
*             
А теперь представьте:  приходит к вам человек
и вдруг вы видите высоко-духовным зрением,
что на шее у него, вместо галстука – висит змеюка с мордой крысы, вцепилась зубами в сонную артерию и кровь пьёт…
Тут бы со страху в штаны не наложить…
*
Но Клюев не наложил.
На то он и поэт.
Как говорил ветхозаветный пророк, - «После того видЕния я долго болел».
А поэт Клюев не только не навалил в свои полосатые подштанники, да ещё и не заболел.
*
Дааа-а… тяжко быть духозрячим
и всякую гадость смотреть.
Но он увидел…
И это ещё надо истолковать…
*
А толкуется это (по прошествии времён) просто:
змея - это символ бражнической зависимости Есенина
(говоря проще - алкоголизма)
и через два года
эта змея на шее
обернётся верёвкой в пятом номере «Англетерра»…
Вот тут-то все и ахнули – пророчество-то сбылось! Поэт Клюев-то ещё два года назад нас предупреждал!
Дааа-аа… велик поэт Клюев!
*
Говорят, всякий поэт немножечко пророк.
Но не спешите соглашаться.
В нашем случае – это никакое не пророчество.
Это просто эпистолярное бла-бла.
Это из староверческих книг, эпизод из жития протопопа Аввакума –
таким тот увидел патриарха Никона – со змием с крысьей мордой на шее.
А Клюев в письмецо своё - так, ради красного словца цитатку вставил.
*
Но зачем?...
Ну, во-первых, наверное, чтобы духовность свою показать – какие ему Бог показывает ужасные видЕния-откровения о судьбах людских.
А во-вторых – битва за пьедестал «первого поэта» продолжается.
В-третьих - письмо писано одному из возлюбленных Клюева…
Наверняка, было и четвёртое, и пятое, и десятое, и всё это сплелось в клубок чёрной лжи,
суть которой -
не признает русский народ своим великим национальным поэтом удавленника Есенина.
Никогда не признает.
И учитель его, первый поэт России Клюев - постарался.
Как бы сказал Клюев - порадел.
*
Вот так, ребята.
Вот и вся подноготная этого бла-бла-блапророчества поэта Клюева.
Бабья ревность страшна,
а мужебабья – ещё страшнее, да подлее.
Так - с 1923-го – за два года до «Англетерра»
и ходит бедолага Есенин у нас со змеёй на шее.
Сто лет уж почти ходит…
*