Воспоминания о счастливом детстве... Как много о них написано. Как часто они нас посещают. Переносят в далёкое прошлое, волнуют, щемят сердце...
Закончил я седьмой класс и жил летом на даче. Как у всех, на нашей даче был огород, который требовал подкормки. А подкармливать нужно было навозом. В то время заполучить машину навоза считалось великой удачей, и счастливые обладатели заветной кучи растягивали её на несколько лет. К тринадцати годам я уже отлично разбирался в навозе. От бабушки я много слышал про навоз: он был свиным, коровьим и конским. Свиной – плохой, коровий – хороший, а самым лучшим, элитным навозом считался конский. У нас кончился навоз...
И вот, в светлую голову моего отца пришла гениальная идея: почётная обязанность по обеспечению семьи навозом возлагалась на меня. Дело в том, что за нашим посёлком простиралось большое пастбище, на котором каждый день паслось стадо коров. Нужно было лишь сходить на это поле, подобрать приготовленный коровами навоз в вёдра, принести на дачу и вывалить его в большую железную бочку. Делов-то. Спорить с моим суровым отцом было себе дороже, поэтому на следующий день я вооружился совком, двумя вёдрами (такую норму установил отец), и покорно побрёл на пастбище.
Большинство коров, разморённых жарой, лежало, лениво отмахиваясь хвостами от мух, мерно двигая челюстями, пережёвывая жвачку. Громко стрекотали кузнечики, позвякивали коровьи колокольчики. Но с дефицитным продуктом обстояло всё не так шоколадно, как считал отец: среди коров и телят загодя расположились пожилые женщины с вёдрами и совками, у которых всё стадо уже было распределено на сектора. Навоз даже не успевал упасть на землю. Как только какая-нибудь из бурёнок изготавливалась и поднимала хвост, внимательная сборщица тут же кидалась к ней, ловко подставляла ведро, и вожделенные лепёшки заполняли тару без малейших потерь. Разумеется, сплочённому коллективу добытчиц ценного коровьева продукта не нужен был новый конкурент, и они вежливо предложили мне "проваливать отсюдова".
Без надежды походил по краю пастбища, нашёл несколько старых, засохших лепёшек и пришёл домой не солоно хлебавши.
Расстроенная бабушка вспомнила, что далеко за посёлком у леса живут цыгане. А у них лошади...
Окрылённый надеждой, я повесил вёдра на руль велика, прыгнул в седло и помчался к лесу.
За кустами я наткнулся на два цыганских дома. Возле них стояли телеги с раскинутыми оглоблями, а дальше на лугу паслись три лошади. Одна чёрная и две рыжих. Я почуял запах Клондайка...
Бросил велик и пошёл к лошадям. Из дома вышла пожилая цыганка и спросила, что мне здесь нужно, я ответил, что хочу собрать навоз. Женщина пожала плечами и прогонять не стала.
Всё-таки правильно говорят, что лошадь – благороднейшее животное! Коровьи жидкие лепёшки не идут ни в какое сравнение с плотными, аккуратными конскими, похожими на булки-халы, а их тут было, "что белых грибов на полянке лесной". Свежие кучки я брал совком, а подсохшие, с твёрдой корочкой, войдя в азарт – голыми руками.
Спустя полчаса, насвистывая песенку, крутил педали к дому. Полные с горкой вёдра покачивались на обеих ручках руля, совок был прижат пружиной к багажнику. С шиком прокатил я мимо пастбища, на котором всё так же дежурили прогнавшие меня тётки, они мгновенно оценили мой "взяток" и проводили алчными, завистливыми взглядами. Далее грунтовая дорожка проходила вдоль нашего небольшого пруда. И тут случилось несчастье.
На другом берегу расположилась компашка моих друзей, мальчиков и девочек, валявшихся на траве после купания. Прибавил скорости, стараясь от стыда быстрее проскочить мимо, но они заметили меня и стали что-то кричать. На пригорке руль мой мотануло в сторону, и я с велосипедом завалился на обочину. Одно из вёдер с силой ударилось о землю, вывалив «яблоки» мне на лицо и одежду. Красный, как рак, поднялся, быстро отряхнулся, благо, как я уже говорил, качественный конский навоз не липнет, и стал собирать обратно трудом добытое добро, косясь на друзей. Они, как дураки катались по траве, схватившись за животы. Долго потом вспоминали этот случай и ржали надо мной.
Теперь уже нет в посёлке свидетелей моего давнего позора. Разъехались, поумирали... Но память... память о счастливом детстве нахлынет иногда, сладкой истомой сожмёт легонько сердце и разойдётся краской по лицу.
