народу агрессивных захватнических походах? Он ли не был деспотичным властителем не только Франции, но и доброй половины Европы?
Разве при Наполеоне не сажали и не казнили людей, противников режима? Но при всем этом Бонапарт у французских историков почитается «героем» и вызывает не ненависть, а какое-то раболепное восхищение.
Следовательно, резкое осуждение Робеспьера было ханжеским лицемерием и маскирует собой истинные причины вражды к нему историков, судящих о революции с позиций дворян, защитников монархии или с позиции новых господ – банкиров, финансистов, коммерсантов и фабрикантов.
Роялисты и историки монархического направления, с отвращением и ненавистью отвергают в принципе идеи республиканизма и демократии. Их основные ценности, идеи элитизма и «избранничества», непосредственно смыкающиеся с расизмом колониальной эпохи: «прирожденное» разделение людей на «высшую» и «низшую» расы, на «полноценных» и «неполноценных».
При этом «низшие» и «неполноценные» это не только представители цветных рас, это женщины по отношению к мужчинам, это и белые представители «низших» классов общества по отношению к потомкам дворянства и иным крупным собственникам.
Крупные собственники буржуа, присвоившие себе монополию на звание «демократов» и «либералов» разделяют взгляды старого дворянства – они тоже исповедуют идеи «элитизма» и «избранничества», идеи глубоко враждебные самой сути подлинной демократии, идеи, перечеркивающие ее.
Их лже-«демократия» уже потому есть пустой звук. Лже-«демократичен» весь сегодняшний Запад. Единственная в мире попытка установить подлинную народную демократию погибла в Париже вместе с Робеспьером и Сен-Жюстом более 200 лет назад.
Ругать демократию сегодня глупо и бессмысленно, как можно ругать то, чего нет, и не было? Этот западный режим давно следует назвать его собственным именем и содрать с него фиговый листок «Прав Человека», украденный их потомками у убитых французских революционеров.
Безраздельная власть крупного капитала есть то, чему пытались противостоять французские якобинцы на последнем этапе революции и были жестоко убиты, сама память об этих воинах идеи и духа была оболгана и втоптана в кровавую грязь.
Победил всемирный Термидор и в этом главная причина того, почему о якобинском этапе Французской революции и о его лидерах до сих пор чаще всего говорят и пишут с такой фанатичной ненавистью или плохо скрытым страхом... Это ненависть и страх потесненных от абсолютной власти и привилегий господ, а уж герцогов или банкиров, какая народу разница...
Легенду о корсиканском «конкистадоре», как о «сверх-человеке», которому «позволено всё» создали пропагандисты, бонапартистские историки 19 века и видно, что плоды возвеличивания Бонапарта и намеренного очернения Робеспьера живучи в сознании обывателей и в 20 столетии и в начале 21-го.
Не пора ли пересмотреть отношение? До каких пор будут считать героями завоевателей, политических конкистадоров и насильников и до каких пор будут унижать побежденных в Термидоре французских якобинцев, подлинных носителей идей народной демократии, изображая их кучкой фанатиков или ничтожествами?
Но что было противопоставлено многолетним усилиям очернителей?
В 1830 году были опубликованы воспоминания еще живых участников Революции, «робеспьеристов» Буонарроти и Левассера, в 1846-1848 гг. публицистические произведения Робеспьера были опубликованы Бюше и Луи Бланом.
Тенденция страстной защиты Робеспьера видна в трудах Эрнеста Амеля 1860-х гг, в этом же направлении работали Олар в конце 19 в. и Матьез в начале 20 века.
Когда в 1989 году к 200-летию французской революции историки выпускали новые труды и брошюры возникла ассоциация Роже Гаратини «За Робеспьера», сделавшая своей целью справедливое переосмысление деятельности этого человека без передержек и предрассудков, очистить этот благородный исторический образ от ненавидящей клеветы его личных и политических врагов. Но тут же разгорелись страсти и возникла ассоциация противоположного характера, в ответ опубликовавшая биографии 17 тысяч человек, к смертным приговорам которым Неподкупный имел или будто-бы имел прямое отношение!
Но тогда, во имя разума и справедливости, следует обвинять всех членов революционного правительства, может и Конвента, ведь все решения принимались только коллегиально, а не единолично, а сами авторы скатываются при этом на враждебные революции позиции, не замечая этого. А между тем современная Французская Республика имеет отцами-основателями именно этих людей, не «свиньи ли под дубом» при этом они, не желая видеть корней?
Якобинская Республика, которая летом 1793 года казалось вот-вот рухнет под ударами теснивших ее со всех сторон врагов, сжатая кольцом блокады, интервенции, контрреволюционных мятежей внутри, задыхавшаяся от голода, нехватки оружия, пороха, всего необходимого, уже хоронимая врагами не только отбила яростные атаки, локализовала мятежи, но и к ужасу и бешенству феодально-монархической Европы перешла в наступление, разгромила врагов и стала одной из самых сильных держав в Европе. В короткий срок, всего за 12-14 месяцев якобинская власть решила основные задачи революции, она создала 14 армий оснащенных современным оружием, возглавляемых талантливыми генералами, выходцами из народа, разгромила хорошо обученные многочисленные корпуса интервентов – англичан, австрийцев, пруссаков, испанцев, сардинцев, неаполитанцев. Территориальная целостность Франции была сохранена, внутренняя контрреволюция «загнана в подполье». Земли дворян-эмигрантов были разделены на участки и пошли в продажу, прослойка зажиточного крестьянства существенно выросла, все феодальные права и повинности были безвозмездно отменены..
По поводу революционного террора было создано немало вымысла и легенд.
Пожалуй, ни один другой вопрос революции не был так запутан или злонамеренно искажен, как вопрос о происхождении революционного террора в 1793-1794 гг.
Он был средством не только борьбы с контрреволюцией в лице защитников старого режима и интервентов, но также средством борьбы с экономическими и должностными преступлениями, с разложением в рядах самих революционеров.
Можно сказать со всей определенностью: революционный террор был начат вовсе не исключительно по инициативе якобинцев, как обычно пишут, этим механизмом пользовались и жирондисты, пока не увидели в нем средство обвинить своих оппонентов в беззаконии и жестокости, он применялся как ответ на «белый» контрреволюционный террор.
А почему никто не желает вспомнить «белый» террор роялистов против защитников молодой Республики? Почему никого не волнует бонапартистский террор против тех же республиканцев в годы империи?
Вспомним федералистский мятеж июня-сентября 1793 года, массовые убийства якобинцев в Лионе, Марселе, Тулоне, в Бордо. Он средство народного контроля за самой властью, это явление имеет много функций, во всяком случае террор французской революции никак не порождение чьей-то злой воли или личного умысла.
Якобинская власть сугубо коллегиальна, даже весьма обезличена, в ней нет «солнцеподобных вождей», «непререкаемых диктаторов» и т. п.
Эта модель власти была непонятна людям, приученным к самодержавной монархии и обязательному наличию некоего «властителя», поэтому для монархистов якобинская Республика есть «анархия».
Путаницу внесли также наши советские историки, уподобив французские реалии конца 18 века российским начала 20-го: ни Марат, ни Робеспьер, ни Дантон «вождями» в нашем понимании не были и единоличной верховной власти никогда не имели.
С уажением, Андрей.