коррумпированных чиновников молодой Республики человек со столь характерным и немыслимым для политика прозвищем «Неподкупный» был поистине ненавистен и страшен. Их усилиями Робеспьеру слепят имидж «кровавого диктатора»...
Стоит обратить особое внимание на происхождение мифа о «диктатуре» Робеспьера. Якобинская система по существу есть экспериментальная модель власти, она не допускает единоличной власти в принципе, на всех уровнях решения принимаются коллегиально, большинством голосов: в Якобинском клубе, в Конвенте, в правительственных Комитетах в том числе.
Никто из французских революционеров не обладал «верховной» властью, и не мог подписывать приказы и декреты государственной важности единолично, без одобрения и участия коллег, в этом Неподкупный «равный среди равных» с другими членами Комитета Общественного Спасения.
На всех документах стоят подписи по крайней мере половины членов правительственного Комитета, а на некоторых, подписи Робеспьера нет вообще.
Но и среди равных сильная авторитетная личность невольно выходит на первый план, давит на менее сильных, заставляет прислушиваться к себе, честолюбивых коллег немало это раздражает, отсюда обвинения в диктате.
Cильная личность, уверенностью в своей правоте, своей энергией и волей иногда подминающая других, но очень требовательная к себе и нетерпимая к слабостям окружающим, вот он первоначальный смысл и яд термина «диктатор». Из личного недовольства коллег выросло политическое обвинение в «диктатуре».
Во время склок в Комитете в июне 1794 рослый Билло-Варенн обзывал Робеспьера «контрреволюционером», и даже схватил за воротник. Где бы это так могли обойтись с настоящим диктатором вроде Наполеона или Сталина? И что дальше?
Робеспьер, с трудом вырвавшись из сильных рук коллеги, на пороге заявил: «Я рожден бороться с преступниками, а не руководить ими! » и в эти последние до переворота полтора месяца более не появлялся в Комитете... И ничего больше.
«Робеспьеристы» были сильны, только имея большинство голосов в Комитете. Летом 1794, еще до переворота, это преимущество было ими потеряно. Робеспьер сознавал свое подлинное положение, не случайно, что свою последнюю речь, произнесенную в Якобинском клубе за сутки до переворота и убийства без суда, он открыто назвал своим «предсмертным завещанием»...
Якобинская власть сурова в принципе, но и уникальна в своем роде, если ее вообще и можно назвать «диктатурой», то это «диктатура без диктатора» или «управление Алжиром без бея» по меткому выражению депутата роялиста Малуэ, а это усвоить сложнее, чем прибегнуть к привычной схеме и увидев жёсткую вертикаль власти приняться искать «диктатора» и объявить им наиболее яркую и популярную личность, чье имя чаще других мелькает в газетах.
Огромную роль в формировании образа «диктатора» сыграла враждебная французской революции британская пропаганда, еще весной 1794 года английские газеты не без умысла называли французскую армию армией Робеспьера, словно он «милостью Божьей Людовик или Карл». Французские недоброжелатели активно перепечатывали английские брошюры и тайком запугивали обывателей.
В том числе несли откровенный злостный бред, будто Робеспьер вынашивает планы «стать королем Франции под именем Максимильена I-го и хочет жениться на юной 15-летней дочери казненного Людовика, содержащейся в Тампле».
После Термидора охотно верили любому бреду, любой мерзости о Неподкупном, а бумагомаратели старались изо всех сил, завоевывая дешевую популярность. Оклеветанные люди уже были мертвы, а из могилы, как известно, нельзя возразить...
До термидора эта пропаганда имела цель ускорить переворот, настроив против него людей, в том числе самых искренних и честных революционеров-республиканцев, после переворота и казни без суда эта пропаганда получила чуть иную цель посмертного очернения этой яркой личности и возвеличивания «героев Термидора», занявших его служебный кабинет.
Переворот 9 термидора: тема особая.
Основные «герои» заговора это проворовавшиеся чиновники Республики и комиссары, военные преступники, жулики и аферисты от «большой политики», фальшивые своекорыстные «революционеры», отозванные правительством Робеспьера для отчета в Париж весной 1794 года, они отлично сознавали, что отчёт приблизит их знакомство с революционным трибуналом и гильотиной и это лишь усиливало их лютую ненависть к Робеспьеру, настоявшему на их смещении и отзыве.
Главные среди них бывшие комиссары Конвента Фуше (зверства в Лионе, связанных людей расстреливали из пушек, а затем уцелевших добивали штыками, его коллегу Колло д, Эрбуа привлечь было куда труднее, он был членом правительственного Комитета), Карье, приказавший утопить 2 (две) тысячи арестованных в Луаре, их вывозили ночью связанными на барках с пробитым днищем, Баррас и Фрерон «герои» Марселя и Тулона, известные воровством в особо крупных размерах, вымогательством, они арестовывали сотни человек, чтобы затем за огромный выкуп освобождать самых состоятельных, даже заведомо виновных, Тальен и Изабо в Бордо, Ровер, также печально известные неоправданной жестокостью расправ и казнокрадством в особо крупных размерах.
История Тальена стала общеизвестна. Его любовницей стала молоденькая и очень красивая аристократка Тереза Кабаррюс, дочь банкира (по мужу дворянка, маркиза де Фонтенэ), которую он лично спас от трибунала и гильотины.
Красотка с манерами дорогостоящей проститутки крутила грозным комиссаром Конвента как хотела, использовала эту дикую страсть неприятного ей человека на все 100%. Она вмешивалась в его служебные дела, требовала освободить то одного аристократа из числа её бывших поклонников или иного «подозрительного», то другого, Тальен ни в чем не мог ей отказать! Угождая любовнице, он совершал массу заведомо предосудительных поступков, и это дошло до Парижа. Робеспьер, поначалу еще не склонный обвинять лично Тальена, усмотрел в этих переменах дурное влияние этой аристократки, корыстной маленькой шлюхи, Терезу арестовали и привезли в Париж, но потерявший от страсти разум Тальен, отозванный для отчета приехал за ней. Из-за ареста любовницы он возненавидел Неподкупного лично…
Все они представляли тип нуворишей, их «революционность» скорее показная и излишне подчёркнутая, приспособленчество и беспринципность очевидны.
Иногда упоминают историю с Демуленом и даже пишут, что Робеспьер предал друга детства. Это тяжелое, несправедливое и слишком жестокое обвинение! Неподкупный достоин защиты!
Думается, всё выглядело несколько иначе. Камилл и Максим были одноклассниками и дружили в годы учебы в коллеже Людовика Великого в 1770-1775 гг. в возрасте 12-17 лет.
Это были удивительные отношения двух очень разных людей, общительный и весёлый, легкомысленный и поверхностный Камилл и сдержанный, замкнутый, серьёзный Максим.
Они разминулись на долгие годы и встретились снова в Париже в 1789 году, Камилл журналист и агитатор, а Максимильен уже депутат Национального Собрания. Их отношения возобновились.
И в тоже время Демулен сильно сближается с Дантоном, чувственно-жизнерадостный, небрежно-бесцеремонный в манерах, любитель шумных компаний, застолий и легкодоступных женщин по характеру ему гораздо ближе.
Отношения же Робеспьера с Дантоном всегда были вежливо-натянутые, временами они могли сближаться как политические союзники, но друзьями не были никогда. Со временем груз психологической несовместимости резко усилился политическими разногласиями, когда к осени 1793 – зиме 1794 разбогатевший Дантон принял сторону враждебных революции нуворишей.
Сближение друга с политическим противником (к тому же с человеком сомнительным в глазах Неподкупного) вероятно было по-человечески неприятно Максимильену, верный собственным привязанностям он мог воспринять это как очередное предательство. Но и это не самое главное.
Он ясно видел, что эмоциональный, непостоянный и восприимчивый Камилл явно попал под мощное влияние Дантона, в последних номерах своей газеты он нападал на курс революционного правительства, причем явно с чужого голоса, грубо нападал даже лично на него, вчерашнего друга и при этом самоуверенно и резко уклонялся от всяких объяснений!
Известно, что не один раз Робеспьер приходил к Демулену домой, пытаясь объясниться и уберечь Камилла от очевидно надвигающейся опасности. Чуть ранее он личным вмешательством спас его от исключения из Якобинского клуба, которое обычно предваряло арест «недостойного» элемента.
Но Камилл уверенный в том, что позиции его новых друзей-дантонистов сильны, пренебрежительно и холодно отвергает помощь Робеспьера, как-бы отталкивает друга детства.
Люди, сделавшие своим вождем Дантона, сгруппировавшиеся вокруг него, создали оппозицию революционному правительству, в грубой форме подвергали критике его действия, таким образом, колебали общественное доверие к нему в сложный момент, «пели в общем хоре» с врагами революции, наконец, призывали к перевороту! Что дало повод к арестам.
Против резкого тона газеты Демулена враждебно настроены многие члены революционного правительства, особенно явные эбертисты Колло и Билло-Варенн, они обвиняли Робеспьера в том, что он уже не раз выгораживает своего друга по личным мотивам, этим как-бы создавая для него «привилегию».
Члены Комитета жёстко настаивали, что арест дантонистов невозможен без ареста их нового и успешного агитатора Демулена, несмотря на внешнюю холодность и спокойствие Робеспьеру очень трудно далось это решение. Но оно принято. Дантонисты арестованы, их ждет трибунал.
Известно, что Робеспьер сделал последнюю попытку спасти Демулена, он приходит к нему в тюрьму, но всё еще уверенный в победе Дантона и его оправдании, Камилл снова с пренебрежением отказался говорить с Робеспьером, он даже не вышел к нему. Это известно из мемуаров Барраса, в целом весьма сомнительных, хотя к чему участнику переворота спустя годы писать что либо доброе о человеке, уничтоженном при его участии?
Когда же процесс начался, «выдернуть» из него Демулена уже было невозможно. Молоденькая жена Демулена Люсиль писала Робеспьеру письмо, где умоляла спасти мужа, то напоминая об их школьной дружбе, то упрекая в чёрствости, но Неподкупный не ответил на письмо. Не из жестокости, нет, ему уже нечего было ей сказать. Крайняя эмоциональность Люсиль погубила и ее саму, во время процесса она пыталась, подкупив людей, взбунтовать толпу у здания суда. Взбалмошная, молоденькая, романтичная, она мечтала присоединиться к любимому мужу и в ином мире и ей это удалось. Их маленький сын остался сиротой…
Осуждённых везли к месту казни на площадь Революции через улицу Сент-Онорэ, в том числе мимо дома, где жил Робеспьер. В такие дни ставни в доме Дюплэ всегда были плотно закрыты. Старые Дюплэ считали, что такие зрелища не годятся для глаз юных дочерей, Робеспьер также одобрял эту привычку, в такие моменты он всегда закрывался у себя в комнате, так было и на этот раз. И не
С уажением, Андрей.