Джейми Тиббс и добавил: «для соотечественников и друзей Уаюкума, если несложно запомнить..»
- Отличные парни, - отрекомендовал обоих Рейноса, - они американцы. Энджи пишет для нашей газеты, Джейми адвокат...
- Уточни, мы «пасынки благословенной североамериканской демократии», те, кого белые янки не считают за американцев!», - поправил товарища Дэвис, - они придумали дурацкое слово «негры», чтобы только не назвать нас «американцами» и «согражданами». А ведь и то верно, наши деды были африканцами, по словам отца, дед был сенегальцем народности диола, бабушка йоруба с низовьев Куарры, так африканцы называют реку Нигер. Сын освобожденного раба, я никогда не видел Африки, ни Сенегала, ни берегов Куарры, я не говорю на диола и йоруба, мне чужды вера, обычаи, национальная одежда этих народов. Я также родился и вырос в Америке, как и белые потомки англичан и шотландцев, но эти люди присвоили единолично себе право считаться американцами и гражданами.. Теперь вопрос, кто же мы? Мы безусловно не африканцы, но и американцами нас не хотят признавать.. Специально для нас и придумали белые эту идиотскую кличку «негры», разумеется, ведь нигде в мире, кроме Америки никаких «негров» нет!
Тиббс сдержанно кивнул в знак поддержки:
- В глазах этих конкистадоров, мы, потомки народов, открывших и заселивших Америку за десятки тысяч лет до их Колумба при этом «не граждане этой страны»! Нас также крестят как угодно, «краснокожие», «туземцы», а то и вовсе душевно «дикари», чтобы только не назвать настоящим именем «коренные американцы»…
И Жак Буарди и белая девушка слушали их с огромным вниманием, в отличие от него Мария действительно открывала для себя новый мир с новой стороны…
- Расскажите-ка лучше, почему обоим пришлось уехать из страны..., - вмешался Рейноса.
- А отчего ты не на Кубе?, - с лёгкой насмешкой отозвался Дэвис, чувствовалось, что он более эмоционален и разговорчив, чем молодой индеец, - я писал статьи для журнала, но ради того, чтобы печататься, я прикидывался слугой автора.. Ты не слишком удивлен, кубинец? Заяви я честно о своем авторстве, со мной не стали бы разговаривать, не пустили бы на порог, тем более не могли бы оценить справедливо и беспристрастно… Что было дальше? Мне надоело быть слугой несуществующего господина! Хотелось вкусить заслуженного успеха… Но своим признанием добился лишь того, что меня перестали печатать…Тогда я стал писать для аболиционистской газеты… Если бы не отъезд, давно бы стал жертвой папаши Линча! Вижу хоть у вас, дела идут на лад, поверьте чутью, это только начало, еще немного усилий, еще чуть и земля загорится под ногами здешних плантаторов!
- А вы, едва ли вы оставили Родину только лишь из дружеских чувств к месье Дэвису?», - обратился Жак к Тиббсу-Уаюкуме., - вероятно у вас также были свои причины?...
- Вы правы - спокойно подтвердил он, - видите-ли, я чирокез, мой народ много веков живет на Юго-Востоке Штатов, я родился на территории Джорджии. Если вам интересна моя история…
- Отчего же нет? Мы хотим её услышать!
- Я младший сын вождя, сначала отец отдал меня в миссионерскую школу, основанную священником французом, кюре Лебо. Его школа в отличие от аналогичных, основанных американцами, давала индейским детям настоящие знания по разным предметам и не была сосредоточена лишь на религии и начальной грамотности. Соседи не любили кюре, француз, к тому же католик… Я не был оторван от обычаев, жизни и быта своего народа, я поддерживал отношения с семьей и товарищами и всё же, окончив школу я намерен был не останавливаться на этом, и далее учиться на адвоката, ведь в современных условиях выгоднее защищать свой народ аппелируя к законам, чем поднимаясь с оружием в руках, оказываться в положении «дикарей вне закона»… Так я думал, мне было 17 лет… Кюре посоветовал мне поехать в Филадельфию, был и в других городах, но везде мне грубо отказывали, никто не желал видеть в аудитории студента индейца, на меня смотрели как на дикаря, который взял перо в руки, вместо того, чтобы воткнуть его в волосы… Впрочем, отчего носить яркие перья на шляпе нормально, а вплести их в прическу «дикость»? Ведь перья - это наши ордена и медали, к тому же по ним можно узнать к какой нации принадлежит человек, а также воин перед вами или мирный охотник.. Между тем, местные недоброжелатели выжили кюре, я вместе с ним уехал в Канаду, там и учился…
Мы, чироки народ оседлый, занимаемся скотоводством и земледелием, недавно палатки-типи заменили на деревянные дома, с верандой испанского образца. Нас и наших соседей, чоктавов и чикасавов никак нельзя назвать ни «дикарями», ни «кочевниками». Мы спокойные соседи, если нас не задевать. Один наш человек создал письменность для языка чироков, в скором времени у нас будет своя газета, в планах построить школу для наших детей...
И всё же американцам мешает самое наше присутствие, само физическое существование рядом! Нас постоянно задирали, они могли застрелить мирного человека прямо рядом с его домом и участком земли, они привыкли глядеть на индейцев только через прицел, как на зверей, могли изнасиловать индейскую женщину, они проникали на нашу территорию под любым предлогом, ради премии сдирали скальпы с наших людей, при этом нередко с живых, цинично заявляя, что вовсе не желали смерти индейца, а нуждались «лишь» в его скальпе… нам же запрещено под страхом смерти появляться на их территории..
Когда после очередного акта провокации и насилия наше терпение истощалось и чироки становились враждебны белым, разгромили какую-нибудь их ферму или поселок, американские газеты захлебываясь ненавистью навереск визжали о «вероломном нападении проклятых краснокожих», поселенцы убеждали власти в необходимости избавляться от чироков и других любыми средствами..
Американские газеты никогда не пишут, что же сделали сами янки для того, чтобы на них нападали с таким ожесточением, но каждое наше нападение, в основном ответное, фиксировали строго как доказательство нашей дикости и кровожадности!
Меня считали хорошим адвокатом, хотя и не любили за индейское происхождение, но я оказался бессилен оспорить в суде правомочность насильственного выселения моего народа на запад, за Миссисипи… Как это было?
На рассвете солдаты генерала Уинфилда Скотта окружили спящее поселение, врывались в дома, ударами прикладов сонных людей выгоняли из домов. Чтобы те не разбежались, для них сделали огражденный временный лагерь. С собой дали забрать лишь то, что человек в силах унести, наши дома, поля и скот должны были даром достаться белым поселенцам… Людей увозили на телегах, мужчинам связали руки, опасаясь сопротивления, но многие шли пешком под конвоем ехавших верхом солдат американцев. В пути с людьми обращались так, как они привыкли обходиться с рабами, издевались, били, морили голодом. Мой брат видел, как американский солдат ударом в лицо свалил на землю молодую женщину, которая ослабев от голода отказывалась идти дальше, она держала на руках мёртвого ребенка… Из 17 тысяч человек в пути погибло 4 тысячи, по большей части это были старики и дети, их зарывали как сдохших животных..
Я пытался как мог защитить их права и тогда в мой адрес посыпались открытые угрозы расправы. Энджи своим талантливым пером помогал мне. Так мы оба узнали, что этой «великой и свободной Америке», где всё «только для белых» не нужны «черномазые писаки и адвокаты из краснокожих дикарей…», так говорили о нас…
Уаюкума-Тиббс замолчал, когда увидел слёзы, застывшие в широко раскрытых синих глазах девушки.
- Вы всего этого не знали? Вы очень молоды, наивны, как ребёнок, но по крайней мере у вас доброе сердце.. Что ж, значит даже среди белой расы всё же бывают люди с душой и совестью…Но всё же, Жак, насколько ты ей доверяешь? Можно говорить при ней? Нас не устроит участь Оже…
- Если вы так думаете, лучше проводите меня домой, - Мариэтта обиженно и растерянно смотрела на Жака, но он лишь мягко отмахнулся и осторожно прижал её руку к губам.
- Действительно, Ти Ноэль для нас сейчас дороже, чем все сокровища Перу! У французов есть Марат, Демулен, Робеспьер, у нас только Ти Ноэль..., - кубинец, сузив тёмные глаза в упор смотрел на Жака.
- Что же, против.. него у полиции что-то есть?, - небрежно поинтересовался Буарди, - она уже точно знает, кто он?»
- Нет, но беспокоит, что у твоего братца какие-то непонятные отношения с Рандьером, что может связывать его с начальником полиции Капа?
Жак сделал выразительную гримасу, казалось, он проглотил лимон и сделал резкий отстраняющий жест:
- Я не поддерживаю ровно никаких отношений с этим человеком и ничего не могу и не желаю знать о его делах, Жером Буарди очень скользкий и тёмный тип и если Рандьер так заинтересован в нём, вывод один, у него у самого «рыльце в пуху»…
- А ты лучше погляди, кого сюда несёт?
К столику за которым сидел Жак медленно вальяжно подошёл высокий стройный темнокожий мужчина лет 35-36, дорогой сюртук снежно-белого цвета сидел на нём как влитой, оглядел компанию и на чувственных красиво очерченных губах появилась легкая усмешка. Взгляд тёмных миндалевидных глаз так откровенно задержался на девушке, что она почувствовала неловкость, словно ее прилюдно раздели, у Жака выразительно покраснели белки. И в тоне неуловимой насмешки:
- Какой сюрприз! Что случилось, пожар в джунглях или тайфун? Решил вспомнить, что у тебя есть брат? Но я не в претензии…, - он щёлкнул пальцами, - шампанское за счёт заведения!
- Но мы уже уходим, Жером, не беспокойся, - холодно ответил Жак.
- А ты не торопись.., - и обращаясь к компании, - он отличный парень, но слишком правильный и принципиальный, я бы сказал, иногда до тошноты..
- И всё же, мы уходим, собирайся, Мария, а вы, ребята, можете остаться, если хотите..
Кубинец сделал в сторону Жака неуловимый жест под столом и громко сказал:
- Не обижайся, но мы еще посидим...
Уложив сына спать, Мариэтта вышла к Жаку на веранду, было уже темно.
- Ты очень устала? Впечатлений было слишком много?
- Нет. Всё как-то необычно и немного сказочно, будто не по-настоящему.., чужие обычаи и порядки, красивая, но странная музыка, люди…, - она слегка улыбалась, немного по-детски, - я узнала столько нового...
Жак близко подошел к ней и осторожно, мягко приподнял её голову за подбородок:
- А я… я тоже для тебя чужой и странный?.. Я люблю тебя...
Крепко обняв Мариэтту, целуя её горячие влажные губы, он всё же немного удивлялся, что белая девушка не проявляет гнева и отвращения, не отстраняется, не отталкивает его.
- Я ждала этого весь вечер, - прошептав это, она спрятала лицо у него на груди, - я тоже люблю тебя и я хочу остаться здесь, с тобой…
Не всё, далеко не всё знал барон де Рандьер о своем чёрном компаньоне..
Барон привык обращаться с ним подчёркнуто высокомерно, и пренебрежительно, показывая свою власть и снисходительность, а Кайман-Буарди вежливо позволял Рандьеру до времени корчить «белого господина».
Он ясно видел, что времена Рандьеров уходят и скоро компаньон увидит его настоящее лицо и пожалеет что не умер вовремя…А пока, надменный господин де Рандьер видит перед собой лишь то, что хочет видеть, низкие поклоны и почтительно скроенные мины.
