Охота

Зелёное грязное тело многоножки. Густой запах гари. Жидкий студень мрачного закопчённого неба. Скрежет механических дверей. Людское месиво. Втиснуться внутрь, прижаться спиной к стенке, погрузившись в книгу, звуки плеера, собственные мысли. Минимум пространства. Узкая палитра эмоций. Чужой бесцветный диалог. Жара, аммиак пота режет глаза. Плотная упаковка из людей – карандашей. Прессованный брикет людских тел, одежды, сумок, сонной апатии, нескрываемой агрессии. Логистика пассажирских потоков-ручейков внутри единой массы вагона – кровеносная артерия. Огромная гусеница - электричка, тащит нас по двум чёрным полосам рельс. Рыжая слюда слюны твари, кислый запах голода стального насекомого. Общий смрад тупой толпы внутри даёт возможность выбрать жертву, присмотреться внимательно, оценить и, затаившись ждать. Медленно подгонять, пропихивать её к пылающему чреву межвагонных переходов. Организованный хоровод из тел, возгласов, толчков, недовольства несёт тебя прямо вглубь жерла лязгающего монстра. Чёрная пугающая бездна голодного желудка.

Раз в месяц на данном направлении пропадает один – два пассажира. Одного из трёх исчезнувших на этом направлении находят позже. Обычно обезображенный труп лежит недалеко в кустах рядом с железнодорожными путями. Стандартный набор – жертва со следами алкоголя в крови, в дешёвой одежде, при себе не было ценностей и денег. Следов борьбы не обнаружено. Очередная пьяная неосторожность, либо криминальная разборка – единственный вердикт дорожной милиции. Остальные исчезают бесследно. В основной своей массе это люди низкого материального достатка и статуса – бездомные, иностранные гастробайтеры, чернорабочие, недавно освободившиеся из мест заключения, алкоголики и наркоманы. Редкие родственники в надежде на хрупкое скудное наследство обращаются в органы за поиском, но чаще (в глубине души) просто за справкой о смерти. Отсутствие заинтересованности у заявителя в активном расследовании случившегося, совершенно не толкает инспекторов, на какие либо действия. Серые комнаты отделения с тухлым кислым запахом понурой бюрократии и полной апатии. Медленная печать под монотонную диктовку основных примет искомого. Новый «висяк», ещё один портрет в длинном ряду фотографии таких же не бритых, с синяками, щербатых, беззубых мужчин и женщин. Чреда лиц гарантированных покойников. Никому не нужных живыми, не оставивших интереса к себе среди окружающих и близких. Лишь страсть наживы на разделе их убогого имущества инициирует появление этих физиономий в длинном списке пропавших в электричках горьковского направления.
- Почему Вы пришли именно к нам? Почему не ищите по месту работы, либо месту проживания?
- Последнее место, где её видели вечерняя электричка «Москва – Орехово-Зуево».
Всегда одно и то же:
- А может пропавшая сошла раньше. Почему именно мы должны ей искать? Может она сейчас, где то отдыхает в приятной компании, а вы нас тут от работы отвлекаете! Она взрослый человек и имеет право на личную жизнь.
Но про себя акцент – вечерняя «Орехово – Зуевская». Опять она..

Ритмичный стук колёс успокаивает уставшую цель. Вот она – мужчина в цветастом поношенном спортивном костюме. Лет тридцать – сорок, точнее определить сложно. Глупая серая майка с Равшаном из «Нашей Раши». Не женат. Белые носки с дырами на пятке. Китайские нелепые кроссовки. Короткая причёска, на затылке  след от шрама. Бесцветный взгляд, семечки в кармане, пластиковая двухлитровая начатая «бомба» с пивом. Чёрная грязь под ногтями скорее не признак тяжёлой работы, а полного упадка и неряшливости. Недельная рябая щетина совершенно не красит, не добавляет мужественности. Стойкий запах перегара. Одутловатое лицо, блуждающий взгляд с пустотой внутри. В нём веса килограмм около ста. Живого манящего веса. Еле заметная капля чёрной грязи поползла по грязному полу меж чёрных кубов отопительных радиаторов под сидениями. Никому не заметная слюна предвкушения скорого насыщения. Сорок минут и не одного звонка ему на мобильный и он ни звонил никому.  Сорок долгих минут пути и ни одного кивка знакомому в вагоне. Правильный выбор. Выбор без дискомфорта для окружающих, без сожаления и грусти, без рвущего горла горя.
Новый глоток пива глубокий и долгий. Сладковатый вкус дешёвого алкоголя слабой  теплотой по венам. Туман сознания без чаяний и желаний, лишь методичные рывки гортани, емкие объёмы горячительного. Каждая доза снижает чувствительность, размытые образы пригородной электрички. Странное ощущение наличие центра вибрации в вагоне. Прямого его нахождения под ногами. Круговые колебания по тонкой натянутой леске прямо в мозг. Короткий вектор отклика на движение и спиртное. Коктейль, уносящий в бесшумное пространство вне собственного контроля, приятную пелену похмелья. Одеревенелое чувство телесной тяжести. Комок тошноты из глубины организма, как на старом лифте медленными рывками всё выше и выше. Осталось пару этажей, и горячая каша фонтаном ударит из тела.   Панические движения, не уверенные шаги сквозь недовольную толпу, разрывая пространство и время. Скорый бег в тамбур к межвагонной двери. Рывком на себя, шаг как прыжок в глубину. Конвульсивный спазм. Резкий удар закрывающейся двери за спиной. Тело пополам. Чёрная мгла пространства красными искрами боли и вывернутого желудка. Изнанка. Горячий поток по телу вверх. Кислый резкий запах.
Щелчок  смыкающегося пространства. Хлёсткий удар дверьми – звук сработавшего капкана. Стальной куб, меняющий объём – глотательное движение. Чёрная жидкая слюна гигантского насекомого. Секунда растерянности и непонимания. Одно мгновение до резкого удара цепенящего страха. Один вдох до обезумевшего крика отчаяния. Движение стальных челюстей, вне временных рамок, делит липкий отрезок сознания и скорой человеческой реакции ровно пополам, отметая прочь панику, многоликий танец страха перед неведомой и неминуемой смертью. Рвущее слабую плоть железо. Доля секунды и сто килограмм живого веса становиться мягкой податливой субстанцией. Тающей внутри, летящего по расписанию организма. Сладость тёплого мяса после долгого воздержания. Голод как пустота в наполняемом сосуде отступает, отдавая место сытой усталости. Урчащий звук монотонного движения, плавные линии низкого полёта над землёй, никому не заметное перевоплощение рваных  скачков в мелодичное покачивание лени. Волна безмятежного звериного счастья.