остатка, подогреваемая чужими мыслями в голове. Я видел тех сотрудников ДПС всего один раз в суде. При виде меня растерянно прошептали «здрасьте», а я с трудом прошёл мимо. Они показались мне юными и зелёными. К тому же по плёнке видео регистратора, что, в конце концов, предоставили для ознакомления следственные органы, я видел, что они сделали всё, чтобы трагедии не случилось. Несколько минут следовали за мотоциклом, пытаясь как-то отменить решение диспетчера и указывая на то, что не то время и место, чтобы организовывать погоню - тёмная ночь и опасный участок дороги. Но их гнали и гнали за ним. А вот водитель автомобиля, который двигался по главной прекрасно видел приближающуюся погоню, слушая гремевшую на весь салон музыку, в то время как из-за посадок его не видел никто. Простое обстоятельство произошедшей трагедии легко установила Наталья, обследовав место происшествия, в то время как следователь не потрудилась сделать и этого, спеша поскорее закрыть дело, когда мы едва могли дышать.
Итак, гнев копился во мне, клубился, пытался вырваться наружу, отодвигая все разумные доводы и мысли на второй план. И тут мне начал приходить один и тот же сон. Изо дня в день, на протяжении месяца. Тяжёлая мысль опустилась в голову:
- Они взвешены и будут наказаны. У тебя другой путь.
И я видел сон, один и тот же. Сашка сзывал каких-то друзей, людей или духов. Они собирались в огромную толпу. Он звал многих, и все они приходили из темноты, только никто не приглашал меня на намечающееся веселье. И вдруг посреди толпы оказывался то один, то другой из тех людей, что превратили мою жизнь в ад. Толпа набрасывалась на них. Валила на землю, била и пинала до тех пор, пока те не превращались в кровавые отбивные.
Я успокоился. Понял, что просто так для тех, кто как-то вольно или невольно был задействован в гибели моего ребёнка, это дело не кончится. Что что-то обязательно будет с ними, с их жизнями или с родственниками. Мне показали, что они не прощены не только мною.
Так кто же наберётся смелости и объяснит мне внятно и понятно теперь, после всего сказанного, что же такое сны?
Сашка же снова и снова появлялся во снах. Каждым приходом поддерживал нас. А мы, в свою очередь поддерживали и утешали его. Наверное, самое вредное, что может сделать человек, так это «отпустить» душу покойного родственника. В сущности, закрыться, отгородиться и забыть про него, чтобы весело жить дальше. Да, так бесспорно существовать намного легче, я согласен. Но даже в православии культ почитания умерших родственников складывается из сложного ритуала, растянутого на многие дни, который, к сожалению, мало кто в полной мере соблюдает. Не говорю о католичестве. А Азия? А многоголосый Китай, где культ предков доводит память об умерших до неизвестно какого колена? В моём случае даже мысль о том, чтобы прервать наше общение, как мне советовали некоторые комментаторы моей истории, выглядела для нас совершенно абсурдной, не достойной родителя.
Ведь я шёл совсем путём. Да, путь тот оказался более тяжёлый, полный страдания и горя, но я не свернул с него.
Первое время я едва сдерживал слёзы и порой с трудом понимал, что происходит вокруг. Все мои мысли были направлены на утрату, и море горя топило любую другую мысль, что пыталась всплыть в его мутных пучинах в моём сознании. И вот однажды мне тяжело опустилась в голову во время очередного сновидения тяжёлая, чужая мысль:
- Сына можно отмолить. Родителей и родственников никогда, но ребёнка погибшего насильственной смертью отмолить можно.
На следующее утро я проснулся окрылённый, полный сил и готовый немедленно действовать. Немного покопался в гугловском поисковике и направился в специальный репродуктивный центр, чтобы проверить свою возможность, конечно, не как мужчины, а как продолжателя рода. Местный андролог выдал по результатам анализов заключение, что я могу иметь детей. Он упомянул неизвестные мне термины – ЭКО и ИКСИ. Как только я вернулся домой, так сразу принялся изучать всё новое, о чём услышал.
Наталья, только узнав над, чем я задумался, сразу стала в позу:
- Что ты делаешь? – спросила она меня с горечью. – Что ты делаешь? У тебя только что погиб сын. Нужно хотя бы полгода, чтобы хотя бы задуматься о подобном.
Возможно и так. Но в ту же ночь во сне мне явился крайне встревоженный Сашка и сообщил, что мы должны успеть в год собаки, в следующий две тысячи восемнадцатый год. После объявленного срока у нас не будет и малейшего шанса. По какому календарю следовало мне считать? По принятому у нас, до начала нового года? Или по китайскому, где год собаки заканчивался значительно позже? Должны ли были мы родить ребёнка или только успеть зачать за указанное время?
Вопросов у меня было много. Слишком много, и все оставались без ответов. Единственное, что я точно знал – надо спешить, поторапливаться.
Ещё через несколько дней мне пришла чужая мысль – подсказка. Кто-то шепнул, мгновенно очищавшей голову от сновидений и, заставляя проснуться, что будет очень трудно, очень тяжело, но если я не сдамся, то получу просимое. Именно так и было сказано, а утром я записал в дневник каждое слово.
Я безумно хотел ещё хоть раз увидеть Сашку. Обнять его. Поцеловать и прижать к себе. Рациональное мышление атеиста подсказывало, что если бы удалось зачать ребёнка, то генные составные родителей способствовали бы частичному повторению лицевых характерных признаков и характера, знакомых особенностей в поведении. Частично в таком случае он вернулся бы к нам даже с точки зрения атеиста.
Но я хотел большего.
Никто не мог меня остановить. Я вновь и вновь искал возможные реальные варианты решения задачи в пределах нашего города. А во снах, чередуя день ото дня, посещение родителей, скакал от радости восторженный Саша.
Я был совсем близко от цели, когда перед новым, две тысячи восемнадцатым годом, годом собаки, меня настиг очередной удар. В один прекрасный день, когда Наташа находилась в отъезде, вернувшись, домой почувствовал себя плохо. Очень плохо. Ну и что? Разве мне было в последнее время хорошо? Я терпел. А потом вдруг обнаружил, что речь стала вязкой, бессвязной, малоразличимой, левый глаз поднялся высоко вверх, а губы скосило в бок. Я сразу понял, что начинается инсульт. Несколько раз лежал с больной спиной в неврологическом отделении с инсультниками и инфарктниками, и все признаки беды знал от них назубок. Признаюсь, что пациенты в больницах пережившие удар оказались самыми жизнерадостными и весёлыми людьми, что я знал. В стенах палаты мы всё время смеялись и шутили. Над собой. Над жизнью. Над смертью.
Вернёмся же к моим делам. Меня с трудом понял оператор, принимавший экстренный вызов, но врач «скорой», едва глянув на меня, сразу сообразил, в чём дело. Ставил уколы, давал выпить таблетки, сбивающие давление, всё время приказывал смотреть на меня. И по его удовлетворённому лицу я понял, что дела идут хорошо. Сделав соответствующие записи, он уехал, продолжать дальше свой трудный и такой необходимый труд. Я очень благодарен ему. Он быстро и профессионально откачал меня, не дал разрушительному вихрю прорваться в организм. Только с тех пор нижняя губа осталась немного скошенной влево, как напоминание перенесённого кризиса и предупреждение, что он может ещё и вернуться к упущенной добыче.
Сашка в сновидениях не успокаивался. Продолжал всевозможно подталкивать к действиям. Найдя по справочнику ближайший репродуктивный центр в нашем городе, я направился к нему. Удивительное дело, но какая-то необъяснимая сила пыталась остановить меня. Я это осознал, как только мысленно высказал намерение посетить его и сел в автобус. И ещё ощутил при приближении такое чувство тревоги, какое давно не испытывал. Всё же я зашёл в то здание, где меня встретил молодой приветливый персонал и собрал всю нужную информацию.
Ночью Сашка призвал меня не ходить в то место больше и передо мной, во сне вдруг появился образ нужного здания и знание, где он находится. Саша настаивал, чтобы я нашёл определённого человека и называл его имя. Именно он и встретил меня первым, когда я появился в том центре и сыграл ключевую роль в истории, которую я хочу рассказать.
Итак, сразу же на следующее утро я включил компьютер и задал поисковику вопрос, где находятся репродуктивные центры города Барнаула. Из нескольких, первым проявился в адресной строке именно тот, на какой во сне указал Сашка.
К тому времени моё здоровьё продолжало ухудшаться, я продолжал высыхать, терять вес. Я вовсе не боялся смерти, как и Наташа. О, нет. Мы призывали её каждый день, чтобы встретиться с сыном. Но опять же во снах я узнал возможное будущее. Оно вовсе не радовало. Паралич конечностей и полная неуспокоенность как при жизни, так и после неё. Поэтому-то я знал, что нужно поторапливаться.
Я сдал все анализы, именно в том центре, что мне указал в сновидениях Саша и в конце недели уже сидел у местного андролога в кабинете.
- Доктор, скажите мне, только честно, все мои шансы, - попросил я его. Именно честного ответа я ждал, ведь после перенесённого инсульта анализы могли измениться коренным образом и далеко не в лучшую сторону. К тому же после нового года и Наташу хорошо встряхнуло. Так, что она едва пришла в себя.
- Я думаю, - молодой красивый мужчина средних лет посмотрел на меня. – Что тут даже чудо не поможет вам. Видите, по результатам, что живые сперматозоиды на самом деле присутствуют, но у вас их так мало и они находятся в таком мёртвом состоянии, что надежды на них почти никакой. Они замерли, зависли. Совершенно не реагируют на разгонку.
- Так стоит ли вообще пробовать? – спросил я, стараясь никак не показывать своего волнения.
- Стоит, - утвердительно мотнул головой он. - Пробовать стоит всегда, даже нужно пробовать. Иногда всё меняется, возникает благоприятное окно, связанное с улучшением здоровья, которое нужно поймать.
В тот день я окончательно изменился. Я никогда раньше не обращался к высшим силам, не задумывался об их существовании. Но все последние события указывали на существование нечто необычного, интуитивно давно нащупанного человечеством, но пока не исследованное наукой.
И я встал на колени. Принялся молиться.
Я молился днём.
Я молился ночью.
Всегда. В автобусе, на улице, где бы ни оказался.
Я молил и молил о новой встрече с Сашкой и никогда прежде мой мозг не работал с такой интенсивностью. Наташины знакомые не раз говорили ей, что я не узнаю их, встречая на улице, прохожу мимо, с остановившимся и отсутствующим взглядом. Другие же сразу определяли по лицу, что я где-то не здесь и не сейчас.
А я молился. И все молитвы, что приходили мне на ум, складывались сами в слова, готовым текстом опускались свыше ночью, из мозга перемещались в сердце, а потом вырывались наружу в виде немого стона и крика.
В другой главе я расскажу о молитвах отдельно. Из христианских молитв я использовал «Отче наш» и «Крестень господня», все остальные пришли извне.
Возвращаясь домой, я продолжал копаться в своих многочисленных книгах по религии, теологии и другим специфическим для меня ранее темам. Постепенно я понял, что окружающий нас мир намного сложнее изученного и мой пантеон тех, кого я
