СНЫ КОМАНДОРА

расписывать свои достоинства и возможности, графом назвался, хотя им не был. Увлёк девицу посылами, да обещаниями. Очень он гордился своим масонством. Особенно в Америке  часто повторял, что звание Командора имеет – пытался произвести впечатление на испанцев.
– Спортил девку видать камергер. Та уж в соку была, казалось, – пальчиком коснись, так и цвести могла начать без предисловий, −  продолжил разговор Хвостов.
− Католички-то они строги…, у них не загуляешь. Блюдут честь дочерей до первой брачной ночи. А то скандал. А коли прославилась в молодости вольностью, до брака уже дело не дойдет, – возразил Хвостову Ландсдорф.
–  Строги, – разулыбался Хвостов, – зато кровя южные. У них как, – гордые ходят – не подступись, а как только чуть ниже пупка потрогаешь, так и всё – мозги-то сразу и отключаются, а гордость куда-то улетучивается, – не унимался, посмеиваясь Хвостов.
Так оно так, да только жалко девицу. Теперь коли так случилось, не дождется суженого, так в девицах и останется, – подвёл итог спора Давыдов.
Он помнил, какой потерянной была, провожая Резанова Кончита. Как стоя на берегу перед отплывающей на «Юнону» шлюпкой, она, скрестив руки, смотрела на них полная печали и вдруг отвернулась, словно от удара по щеке и слезы двумя струйками, словно из лейки, брызнули из глаз на песок.
«О, Боже, − сохрани её!», – подумал тогда молодой мичман Давыдов, понимая, вдруг, что полна жизнь испытаний, и последствия каждого решительного шага в ней трудно предугадать и оценить наперёд.
***
Два года прошли в неизвестности о судьбе храбрых моряков Хвостова и Давыдова, а на третий год снова прибыл в Петербург шкипер Джон Вульф, с которым они и праздновали ту последнюю в их жизни встречу. Он объяснил, что  попировали тогда глубоко за полночь, а возвращались, когда уже начали разводить Исаакиевский мост. На предложение шкипера воротиться Николай Хвостов ответил:
– Русские не отступают! Вперед! Ура!
Николай Хвостов и Гавриил Давыдов хотели перебраться через пространство между створок моста по палубе, проплывавшей в этот время под мостом барки, но в темноте не рассчитали расстояния над водой и сил для прыжка, упали в воду и потонули в холодных водах Невы, не преодолев сильного течения реки.
Опасаясь задержки с отправкой своего судна, шкипер тогда промолчал, и несчастный случай остался тайной.
Остается загадкой, что тел погибших друзей не нашли.
А может быть, все было не так, как рассказал американец?
Александр Шишков сложил им эпитафию:

                  « Два храбрых воина, два быстрые орла,
                  Которых в юности созрели уж дела,
                  Которыми враги средь финских вод попраны,
                  Которых мужеству дивились океаны,
                  Переходя чрез мост, в Неве кончают век...
                  О странная судьба! О бренный человек!»

  Необычайные приключения и смелость отчаянных моряков сделали их надолго петербургской легендой. 
В  смерть Николая Хвостова и Гавриила Давыдова не верили и говорили, что они уехали в Южную Америку воевать за Свободу от испанских колонизаторов.  Даже поговаривали, что знаменитый предводитель восставших Симон Боливар и есть Николай Хвостов.
В память о них Гавриил Державин написал большую оду, в которой говорил, что «они удивили три света» – Европу, Азию и Америку, имея в виду участие в войне со шведами, набеги на острова, поход на Аляску и в Калифорнию. Японцы же с тех воинственных экспедиций на острова сохранили недобрую память о русских и до сих пор называют Николая Хвостова и Гавриила Давыдова «пиратами», а вот Николая Резанова, отдавшего им приказ о совершении пиратских набегов, отчего-то вспоминают с уважением.  Видимо не совсем хорошо наши восточные соседи знают историю тех событий.
Корабли, давшие название поэме Андрея  Вознесенского и рок-опере Алексея Рыбникова  «Юнона» и «Авось» также не долго бороздили океаны. Тендер «Авось»  еще в октябре 1808 года потерпел крушение у берегов Северной Америки, а парусник «Юнона» летом 1811 года разбился о скалы у берегов Камчатки.
Более долгим и продуктивным в жизни был путь Александра Андреевича Баранова, который после постоянных просьб об освобождении его от должности, наконец,  сдал дела капитану Гегеймейстеру в 1818 году и отправился в Петербург на компанейском судне «Кутузов» со всем семейством.
Прибыв в Русскую Америку  разорившимся купцом и прослужив неотлучно двадцать восемь лет на чужом континенте среди враждебных сил в жестких природных условиях, возвращался Александр Андреевич уже дворянином в чине полковника и кавалера золотой медали на ленте Святого Владимира и ордена Святой Анны II степени в почтенном возрасте мудрого старца.  Но видимо, не отпустила его назад, в линейный росчерк петербургских мостовых и  налаженный столичный быт города и усадьбы, Русская Америка: Александр Баранов  скончался в пути в Зондском проливе близ острова Ява, и тело его, по морскому обычаю, было опущено в море.

39. КОНЧИТА.
ОЖИДАНИЕ.

Донна Кончита и после полученного через год её отцом  письма от Александра Баранова, узнав достоверно о  гибели Николая Резанова, осталась помолвленной с ним и после кончины суженого.
Что это?  Осознанный выбор или таким образом сложившиеся  обстоятельства, нам понять, увы, не дано.
Вот это письмо.
«Милостивый государь!
В бытность у нас в Америко-Российских NW-вых заселениях, для обозрения областей, под начальством моим 18-ть лет состоящих, уполномоченной от Государя Императора Нашего генерал двора Его Величества, действительной камергер и кавалер, бывшей у японского двора полномочным послом Николай Петрович Резанов, Вашему Высокоблагородию небезызвестная особа, которой в 1806-м году имел удовольствие видеться с Вами на берегах Калифорнии в крепости Санкт-Франциско и преобресть Вашу и всего высокоблагородного семейства благосклонность, возвратился благополучно в начале июня в порт Ново-Архангельск, а вышел в конце июля старой штиль 27 числа, а новой 8-го августа, следуя в Петербург предстать с донесениями о вверенных ему комиссиях пред лице Государю Императору. Охотскаго порта достиг он с теми же, кои были у вас с ним, офицерами в сентябре месяце того же 806-го года, в коем и оттоль отправился до города Якутска по многотрудному весьма пути верховою ездою, на пути же сем застигли морозы и снега, жестоко изнурил себя и простудился, с трудом довезен до сказанного города, где и лечим был дней 10-ть доктором, а потом и до Иркутска доехал в слабом здоровье, а оттоль уже следуя прямо в Петербург, занемог и скончался в городе Красноярске 1/13 числа марта месяца 1807-го года.
А как по особливой ко мне благосклонности покойного Его превосходительства извещен я, что в бытность в Санкт-Франциской крепости вступил он с Вашим Высокоблагородием в обязанность родства, сговоря прекрасную дочь Вашу Консепцию в законную невесту, обнадежа возвратиться чрез 2 года к Вам, между же тем при отъезде просил меня при случающихся оказиях вояржирующих при здешних берегах иностранцев писать к Вашему Высокоблагородию и извещать об нем со изъявлением уверения, что выполнит он данное слово, в особливую честь себе поставляя, всемерно тщится будет, о чем и из Охотска в предписаниях своих подтвердить еще изволил, что непременно чрез Кадикский порт Вашего отечества в ныне текущем, 808-м году к Вам отправится. Но вышнему провидению не угодно было исполнить горячее его к родству Вашему желания, постиг преждевременно общей всем смертным предел, а потому разрешится должна обязанность и судьба Вашей прекрасной дочери свободою, о чем за долг себе вменил известить Ваше Высокоблагородие при случившейся теперь оказии. Потеря сего именитого мужа — для здешнего края, особливо для меня, крайне чувствительно и прискорбно, ибо ласкался по времени снискать Вашу благосклонность, а по близкому между нами соседству завести и коммерческую связь с обоюдными пользами, на честных правилах, чего и ныне желая усердно, покорнейше прошу осчастливить меня Вашим приятным ответом, на том же самом, кое следует отсель по своим предметам и буде близ калифорнских берегов, американском судне.
В прочем свидетельствуя особе Вашей принадлежащее почтение, вменя себе в особливую честь, ежели позволите быть и именоваться, милостивый государь, Вашим покорным слугой, Америко-Российских на NWте и Nде областей правитель коллежский советник, ордена С.-я Анны 2- й степени кавалер Баранов.
Павловская Гавань, 1808 г., май

Вверив однажды  свою судьбу Николаю Резанову, Кончита теперь не находила другого в жизни пути и молилась, стремясь найти покой и не решаясь обрести новую любовь. Для всех, здесь в Калифорнии,  она оставалась невестою русского вельможи, графа, который  оставил её в том душевном и физическом состоянии, когда значительный шаг в жизни был сделан решительно, бесповоротно, а цель оказалась не достигнута.
Свою жизнь Кончита прожила достойно в мольбах и помощи нуждающимся в ней, увлеченно занималась образованием индейцев. За усилия на поприще благотворительности среди народа Новой Калифорнии удостоилась имени La Beata – Благословенная.
В 1851 году донна Мария де ла Консенсьон Марселла Аргуэльо приняла монашеский сан под именем Мария Доминга и прожила остаток своих дней до 23 декабря 1857 года в монастыре Святого Доминика в городе Монтеррей.
В этом городе она и похоронена.
***
О Слоун каких-либо сведений не сохранилось…..

40. ПОСЛЕДНЕЕ

В 1831 году, через 24 года после кончины, обветшалую могилку камергера Николая Петровича Резанова с покосившимся  крестом по велению Русско-Американской компании, заменили на памятник с текстом:
«Лета 1831-го августа 16-го дня воздвигнут иждивением Российско-Американской компании в ознаменование незабвенных заслуг, оказанных ей Действительным камергером Николаем Петровичем Резановым, который, возвращаясь из Америки в Россию, скончался в городе Красноярске 1-го марта 1807-го года, а погребен 13 числа того же месяца».

В тридцатых годах прошлого века, после октябрьских событий многие храмы в стране перестали использоваться по прямому назначению. Воскресенский храм в Красноярске  стал аэроклубом и с его верхотуры отважные комсомольцы учились прыгать с парашютом. Тогда это было всесоюзной забавой – готовить себя к защите социалистической Родины и учиться способности десантироваться в тылу врага.
Комсомольцам помешал памятник камергеру Резанову и они его разрушили.
Потом по распоряжению властей снесли и сам храм.
В шестидесятые годы, когда взялись строить на этом месте концертный зал, раскопали безымянную могилку, в которой нашли чудной двойной гроб – сгнивший деревянный и металлический хорошо сохранившийся, а в нем покойника в черном старинного кроя костюме со шпагой, в туфлях лакированных и одетых сверху туфель белых тапочках.  Вероятно, это были останки камергера Резанова. Тогда подивились и перезахоронили найденный гроб, но где точно не известно. 
На Троицком кладбище Красноярска стоит ныне белый крест, и это место считают местом захоронения камергера. К этому кресту приносят цветы многие, кого тронула история, прозвучавшая в известном музыкально-художественном произведении «Юнона и