как для нас ходить по земле...
- Интересно всё же, это у всех такие врожденные способности и с чем они связаны? - полюбопытствовал я.
- Возможно, тут происходят какие-то генные мутации, - задумчиво ответила Ингрид. - Во всяком случае, я ничего в этом не понимаю, просто когда-то, ещё в прошлой жизни, начиталась всевозможной фантастики, отсюда и предположение. Однако изредка всё же рождаются дети, которые не умеют летать - почему-то их называют уродами. Лучше быть пришельцем, как мы, чем уродом. Нам, по крайней мере, прощается неумение, а им нет.
- Послушай, Инга, я вот не могу никак понять: а где все дети? Что-то я их ни разу не видел... Их что, прячут?
Девушка испуганно оглянулась, но никого, кроме нас двоих, в зале не было, и она успокоилась, но голос всё же понизила.
- Ты, Сергей, осторожней задавай вопросы, а про детей лучше вообще не спрашивай, если не хочешь неприятностей. Они с рождения воспитываются в специальном закрытом приюте, куда никто из жителей Города не имеет доступа.
- Даже родители?!
- Да...
- А почему?
- Не знаю...
- Не знаешь или не хочешь говорить?
- Инга молча кивнула и посмотрела на меня такими умоляющими глазами, что я решил больше вопросов на эту тему не задавать.
- Ну, хорошо. А кто такие повстанцы? Ты их видела когда-нибудь?
- Нет, их в Городе не бывает. Говорят, они обитают в трущобных окраинах. Местные власти иногда направляют туда отряды очистки, чтобы подавить готовящиеся заговоры против городских жителей.
- Так сказать, превентивные меры... - иронично прокомментировал я. - А хоть раз повстанцы нападали на Город?
- Я здесь уже три года, но при мне не было... - растерянно ответила Инга. - Правда, говорят, что раньше такое бывало часто, но теперь, благодаря предусмотрительности руководства удаётся избежать военных действий в самом Городе.
- Понятно...
Ох, не нравилось мне всё это, и, чем дальше - тем больше. О подобных "превентивных мерах" я в своё время много прочёл. Обычно это срабатывало при режимах жёсткой диктатуры. Но кто был диктатором в Городе, я не мог понять. Первый узаконенный мэр, чьи памятники, бюсты и портреты красовались буквально повсюду, наверное, уже давно отошёл в мир иной. Нынешних же правителей Города никто не прославлял, да и сами они выглядели довольно демократично - взять хотя бы того же советника по гражданскому праву - Гунара. Вполне обаятельный и, кажется, добрый человек. Хотя, иди, знай...
- Ну, хорошо, а для чего строят летучий корабль, если и так почти все жители Города умеют летать? Зачем он им нужен?
- Говорят, что готовится экспедиция за сумеречную стену. Никто не знает, что там творится, но некоторые предполагают, что, возможно, за стеной находятся какие-то неведомые миры. Дело в том, что там, в сумеречной стене, нечем дышать, поэтому сам никто пролететь не сможет, а приборы для искусственного дыхания очень громоздкие. Потому и строят корабль, на котором собираются разместить всё оборудование для обеспечения жизнедеятельности экспедиции примерно на пять дней - ведь никто не знает, какова толщина стены.
- Теперь понятно...
На самом деле всё равно не было ясно, зачем власти тратят средства на такой проект. Ведь никто же не верит в то, что за стеной, существуют другие миры. Ну да ладно, как-нибудь разберёмся со временем.
Инга с какой-то затаённой надеждой глядела на меня, словно маленькая девочка на взрослого человека. И мне захотелось как-то обнадежить её, сказать что-то действительно умное, но вместо этого я совершенно неожиданно для самого себя брякнул:
- Наверное, уже поздно… пора по домам.
Инга опустила взгляд и только молча кивнула, соглашаясь. Она спокойно поднялась со ступеней и, взяв с полки ключ от входной двери, направилась к выходу. Проклиная себя последними словами за неуклюжесть и безмозглость, я поспешил за ней.
На улице было темно и пустынно. Инга закрыла дверь "Красной утки", опустила ключ в карман кофточки и выжидательно посмотрела на меня.
- Так что, проводишь меня или нет? – усмехнулась она, видя, что я не соображу, что делать дальше.
- Да, конечно же, я и сам собирался предложить…
Инга снова улыбнулась и, повернувшись на каблуках, медленно пошла вдоль улицы. А я, словно телёнок, поплёлся следом.
* * *
Костёр давно угас, подёрнувшись тёмно-серым пеплом. Воронин и аборигены мирно посапывали – благо дело ночь оказалась тёплой. А Серый всё никак не мог сомкнуть глаз после разговоров о городе, в который они с солдатом направлялись на следующий день. Всё говорило о том, что там царит жёсткая, вернее, жестокая диктатура. А Серому, с его свободолюбием и независимостью, это никогда не нравилось. Но, как говорится, утро вечера мудренее. Нужно выспаться.
Он прикрыл глаза и неожиданно для себя вспомнил тот, казавшийся теперь таким невероятно далёким, незабываемый июньский вечер, когда он, сидя за столиком, с нетерпением дожидался появления Людмилы...
Мягкий интимный полумрак небольшого уютного кафе навевал лёгкую меланхолию. Где-то у стойки неслышно щебетали о чём-то своём совсем ещё юные девчонки официантки, время от времени постреливая любопытствующими глазёнками на одинокого посетителя, безмолвно коротающего время за остывающей чашкой крепкого кофе. Тихая лирическая музыка в медленно пульсирующем ритме порождала приятную сладкую истому от предвкушения скорого появления её! Незабываемое предощущение какого-то непостижимого чуда, волшебной сказки... Всё, что было до этого и будет потом, не имело абсолютно никакого значения - в данный момент он находился между ничем и вечностью, словно и не существовало во всём мире ничего, кроме этого углового столика на двоих, его самого и её... Вот-вот раздастся долгожданный стук лёгких каблучков, и появится она - самое великое и невероятное чудо в его серой запутанной жизни. Впереди восхитительный миг погружения в неизведанную бесконечность её неповторимых загадочных глаз, в янтарную глубину запределья. Волнующе-пьянящее движение манящих нежных губ, казалось, созданных для того, чтобы целовать их, целовать... Голос... ах, этот голос, заставляющий сердце замирать, почти останавливаться, а затем, внезапно сорвавшись, бешено мчаться куда-то, грозя вылететь из груди и упасть к её ногам, разбившись на десятки тысяч мельчайших алмазных искр, устилающих её путь! Господи, да разве же слова способны передать всю ту сложную гамму и полноту чувств, бушующих в душе?! Разве могут они хоть в какой-то мере выразить или хотя бы приблизительно обозначить то чарующее состояние, которое и является единственно значимым в этой жизни?! Любовь... затёртое, затасканное до дыр слово, но другого-то нет! Она и только она одна и есть истинная ценность и краеугольный камень бытия... Любовь не рассуждает и не ищет объяснений - она безоглядно живёт одними лишь искренними чувствами, отдавая всё в жертву. Сколько беспокойных сердец было возложено на алтарь Любви, и сколько ещё ждут свой черёд - им несть числа! Сегодня... да, именно сегодня он скажет ей всё то, что уже давно и окончательно для себя решил - без обиняков, без шутливых намёков...
Как ни ожидал Серый появления Людмилы, а стук каблучков, возвестивший о её приходе, прозвучал совершенно неожиданно. Вскочив со своего места, он отодвинул стул напротив, приглашая Людмилу к столику. Всё, о чём он думал перед этим, все заранее приготовленные слова - всё рухнуло, мгновенно улетучилось из головы, едва он ощутил на щеке лёгкое прикосновение её волос. Необъяснимый пьянящий запах закружил, понёс куда-то в счастливое безвременье, откуда его вырвал будничный голос официантки:
- Что будем заказывать?
Меню легло на стол перед Людмилой. Словно завороженный, Серый наблюдал за тем, как она делала заказ, сосредоточенно нахмурив бровь и слегка покусывая прелестную губку.
Наконец официантка отошла, и Людмила перевела взгляд на него. Да... только ради одного этого лучезарного взгляда он готов был просидеть в томительном ожидании весь день и не жалеть об этом, готов был совершать глупости и выполнять любое её желание, любой каприз.
- Как дела? - нежным голосом спросила она.
- Нормально, - неуклюже ответил он.
При этом голос дрогнул, непроизвольно перескакивая сразу на октаву вверх, словно у неопытного юнца, пришедшего на первое в своей жизни свидание с девушкой.
"Вот чёрт! Что это со мной?! - подумал Серый. - Какой же я сегодня неуклюжий, даже говорить толком не могу..."
- Людочка, ты... сегодня невероятно красива, просто... я даже слов не могу найти достойных...
- Спасибо, Серёжа. Мне очень приятно слышать это от тебя, но...
- Что, солнце моё?
В голосе Людмилы ему почудилось что-то необычное, но он не обратил поначалу на это особого внимания, расслабленно плывя по волнам счастья. Ему было сейчас так хорошо, что не хотелось ни о чём думать, а только смотреть и смотреть в её глаза, бесконечно тонуть в них, совершенно забыв обо всём на свете.
- Серёжа, нам необходимо серьёзно поговорить...
- Я весь в твоём распоряжении, - дурашливо усмехнулся Серый.
Но сердце ёкнуло. Он уловил какую-то тревожную нотку в её голосе. Что-то было не так, как обычно.
- Серёжик, скажи мне, ведь мы с тобой друзья?
Её голос был нежным и ласковым, пожалуй, даже несколько чересчур ласковым, словно она хотела его о чём-то попросить, но не решалась.
- Почему ты меня об этом спрашиваешь? Разве не знаешь, что я готов для тебя сделать всё?!
Как ни старался Серый казаться абсолютно спокойным, но голос выдал его - он прозвучал чуть хрипло и надтреснуто.
Во взгляде Людмилы появилась какая-то непонятная жалость, или ему только показалось? Может быть, он ошибся? Но следующие слова безжалостно рассеяли все его сомнения, грубо вырвав из блаженного состояния щенячьего восторга.
- Я выхожу замуж...
Если бы раскололся потолок, и сверху ударила молния, то и она не смогла бы его так поразить, как эти простые и вместе с тем такие жестокие слова, сказанные тихим голосом любимой женщины.
"Почему?!!" - закричал он. Но это ему только показалось. На самом деле с онемевших губ не сорвалось ни звука. Серый сидел, словно окаменев, бессмысленно глядя перед собой.
- Понимаешь, Серёжа, я встретила человека, которого полюбила...
- А как же я? Ведь я...
Серый умолк на полуслове. В глазах потемнело, поплыли багровые пятна. Музыка вдруг стала назойливой, раздражающей, воздух душным и каким-то затхлым. Лица молоденьких официанток оказались злыми и ехидными. Они, словно насмехаясь, поглядывали в сторону их столика, что-то оживлённо обсуждая.
Людмила говорила торопливо, боясь, что он будет возражать. Серый не мог разобрать всех слов, да и не старался - какое это имело теперь значение... Всё рухнуло в одно мгновение, провалилось в тартарары. Сознание, находясь в сумеречном состоянии, вырывало из общего потока слов лишь отдельные,
