ставила свечи за здравие.
Мотя, он же Матвей по записи в церковных книгах. Отец его остался при заводе, на фронт не попал. Мать занималась по хозяйству, которое требовало не малого ухода. Во-первых, дом, где жил Мотька выделялся на улице: три окна на улицу, большой палисад и окно во двор. Широкое крытое крыльцо со ступенями, через входную дверь просторные сени. Добротный забор и такие же добротные ворота. На подворье хлев для скотины, ледник, врытый в землю по самую крышу, и сарай с огромным сенником наверху. Дом остался в наследство от деда, уважаемого оружейника. Выбиться в зажиточные мастеровые ему не удалось, но дом поставил исправный, с перспективой на большую семью. В доме кроме отца, матери и самого Мотьки проживали его две сестры: старшая и младшая, старая бабушка, да тётка, которая постоянно воспитывала племянника. От её нравоучений Мотьке хотелось сбежать из дома далеко и навсегда, но каждый раз его, что-то останавливало, то ли страх голодной смерти, то ли боязнь огромного отцовского кулака. Ещё большей проблемой для него была младшая сестра, которая по рассказам Мотьки словам, была “большущая вредина” и при любом случае старалась наябедничать про брата, за что после каждого случая Мотька клялся её убить, хотя не знал, как это сделать.
Елька, по-взрослому будет Евлампий, так захотел отец. Почему – не объяснил, просто так захотел. Мать Ельки перечить не стала. И то, слава богу, вышла замуж. И мужик попался при заводе, работал смазчиком. Но, когда Ельке пошёл десятый год, отец был насмерть измочален приводами лямочных штампов шестнадцати сильной машины. Документы признали вину администрации – шкив не был огражден щитами. По Приказу заводского начальства семье было положено пособие, но мать Ельки, с началом войны, попросилась на завод. По случаю нехватки рабочих, ее взяли, оставив пособие. Мать пропадала на работе большую часть светового дня, поэтому Елька был предоставлен самому себе целыми днями. Впрочем, как и многие ребята из поселка.
Рабочая смена длилась по двенадцать часов. Иногда рабочие сутками не выходили из цехов, чего зря домой идти, когда назавтра по зычному заводскому гудку надо было быть на рабочем месте. Но улица Куренная была рядом с заводом, поэтому мать Ельки, вырывалась домой, чтобы накормить и проведать сына.
Нет, конечно, на улице Куренной жили и другие ребята, и о них обязательно будет сказано, если они окажутся в гуще событий, в которых оказались Герка, Мотька и Елька. Ну, а о ком не будет сказано, пусть простят автора и ждут своей очереди в следующей повести.
Герка, Мотька и Елька учились в ремесленном училище. А из него одна дорога – на завод. Стать заводским рабочим – мечта всех мальчишек поселка. Завод – это работа, это постоянный заработок и, вообще, жизнь удалась, так считали они. Но вершиной мечтаний было дослужиться до получения расшитого золотом зеленого кафтана и цилиндра – знаков лучшего ижевского оружейника. И пусть над нарядом смеялись местные жители и дразнили обладателей “ижевскими крокодилами”, но быть в элите мастеров мечтал каждый рабочий завода.
Все трое жили в Нагорной части Ижевского завода или в простонародье Горе. В Нагорной части обитали инженеры, офицеры, священники, купцы и самые высококлассные мастера, многие из которых удостоены были царского кафтана. Тут располагались самые значимые для поселка здания Офицерского собрания, Генеральский и Общественный сады. А также женская и мужская гимназии, синематографы, цирк, базары, Александро-Невский собор, лютеранская кирха и синагога.
За рекой Иж располагалась Заречная часть или Зарека – жалкие избушки в два окошка. Зареченские обыватели в основном – голь заводская, зачастую не имевшая ни самовара, ни часов (по тем временам показатели материального благополучия). Да и климат здешний оставлял желать лучшего: низина да болотина, несмотря на отводные канавы. Поэтому, как только кое-кто достигал некоторого достатка, старался перебраться на Гору. Справедливости ради надо отметить, что бывали и редкие исключения.
Самый известный ижевский фабрикант Иван Федорович Петров – «Сам», как его величали, был зареченский. Фабрикант жил на Пятой Заречной с самого рождения и начал свою карьеру с рабочего, но сумел проявить смекалку и сколотить состояние.
Он отгрохал дом рядом со своей оружейной фабрикой на зависть многим нагорным. При воротах сторожка, во дворе и на улице – тесовые тротуары, от двора штакетником огорожен сад с большими деревьями и кустарниками. В самом двухэтажном доме, помимо жилых комнат для всех членов большой семьи, как поговаривали, была гостиная с натертым до блеска полом и роялем в углу, детская, кабинеты, телефонная комната с гардеробом, помещения для прислуги. Хотя про рояль в Зареке многие обыватели не верили и считали это просто выдумкой.
Но жителям Зареки было чем гордиться, все-таки завод – сердце поселка стоял на их стороне. И как бы снисходительно ни посматривали нагорные жители в сторону заречных, на работу все в Зареку отправлялись!
Нагорные и заречные пацаны часто враждовали между собой, поэтому бывать в стане противника было небезопасно. Нередко начало разговора: “Чего это вы по нашей улице ходите?” перерастало в потасовку или драку. Поэтому мальчишки переходили на противоположную сторону только в случае крайней необходимости или с родителями.
Да чего там пацаны, так уж сложилось исторически, что чужаков не жаловали, запросто могли и поколотить, зато за своего непременно дружно заступались. Идиотская вражда разных районов одного населенного пункта порой заканчивалась даже смертоубийством.
Газеты тогда писали: “18 февраля несколько человек рабочих, собравшись на Старой улице, вблизи Бодалёвского проулка, устроили "стенку" и начали кулачный бой. Поднялся крик, на который поспешил заводской охранник Аккуратов, проходивший мимо; семь бойцов были задержаны и отправлены в участок”. Автору самому интересно, как один охранник задержал семерых кулачных бойцов? Или они ко времени его прихода уже обессилели или лежали штабелем после драки? Впрочем, газеты могли и приврать.
Был еще на окраине район Колтома, но туда лучше было совсем не соваться, особенно одному, тем более – ночью, даже самому охраннику Аккуратову – лихой был район.
Теперь, когда читателю стало легче ориентироваться в поселке, в котором будут происходить событиях, вернемся к героям, которые расположились наискосок от проходной на каменном парапете. Герка давал последние наставления.
– Близко не подходить, из поля зрения не упускать, запоминать, где был, приметы тех, с кем встречался и разговаривал, в случае опасности бежать домой, чтобы пятки сверкали.
Последний пункт Мотька и Елька оценили.
Рабочая смена ручейками стала вытекать из проходной, разливаясь на две полноводные реки, стремящиеся в районы Горы и Зареки.
– Так, пацаны, смотрим внимательно, выбираем подозрительных. Первый будет твой, Мотька, второй – твой, Елька.
Усталые рабочие спешили домой и ни один из них, даже отдаленно, не походил на германского шпиона.
Вдруг Герка насторожился.
– Мотька, видишь мужика в черном картузе?
– Вижу. Шпион?
– Подозрительный какой-то, чего это он свои глаза под козырек спрятал? Занятный тип. И по росту подходит (именно такого роста Герка и представлял себе шпионов). Дуй за ним, только осторожно.
Первый “сыщик” исчез в толпе и в мгновение потерялся из вида.
Следующим шпионом был объявлен молодой парень, который постоял в раздумье несколько секунд, закурил и двинулся в противоположную сторону по направлению к Зареке, не подозревая, что следом за ним уже шел отважный Елька.
Присутствие Герки, Мотьки и Ельки не бросалось в глаза, поскольку многие парни встречали отцов после работы. Они приносили еду тем, кто оставался на ещё одну смену или “дальним”, кому остаться на заводе, чем добираться домой, и утром снова на работу, было гораздо проще и спокойнее. Хоть выспаться было можно. Еда в основном состояла из ломтя ржаного хлеба и сушёной рыбы. Рыбу расколачивали обухом топора или киянкой, вымачивали в воде и сдирали с костей.
Герка остался один. Людской поток стал спадать, но на шпиона по внешности и поведению никто не подходил.
Когда, как показалось Герке, что он простоял напрасно и своим друзьям ему нечего будет рассказать, из завода вышел мужчина в подпоясанной косоворотке. Что-то в его поведении настораживало. Мужчина внимательно огляделся по сторонам, и пошел торопливым шагом. Герка – за ним.
Пока шли по плотине, Герка постарался запомнить приметы со спины. Хотя, что можно со спины увидеть? Оказывается много, Герка стал самостоятельно постигать азы сыщика. Например, рост, цвет волос, одежду, походку. А также особые отметить особые приметы хромает – не хромает, курит – не курит, как сморкается, как плюет.
“На вид лет тридцати, рост примерно пять – шесть вершков (165 – 170 сантиметров), волосы темные, одет в белую косоворотку, темные брюки, коричневые сандалии, носков нет, – запоминал Герка. – Походка обычная, не хромает, пока не курил, ни разу не сморкнулся и не плюнул. Никаких особых примет. Точно, шпион”, – утвердился в своей догадке “сыщик”.
Мужчина пересек Базарную улицу и свернул на Троицкую. Что-то подозрительным и странным в его движениях казалось Герке, но что, он пока понять не мог.
Подозрительный переходил с одного края улицы на другой, иногда останавливался, чтобы достать носовой платок и вытереть шею. И тут Герку осенило: “ТОТ, ЗА КЕМ ОН НАБЛЮДАЛ, НИКУДА НЕ СПЕШИЛ!” Это с работы, после трудовой смены, после двенадцати часов, поесть бы, да отдохнуть. Ведь завтра снова к шести утра на работу. А этот мужик, будто прогуливался, как в праздник или в выходной. Точно! Герка еще больше утвердился в своей догадке, когда мужчина подошел к афишной тумбе и стал рассматривать объявления.
Троицкая улица была немноголюдной. Кроме Герки и “шпиона” всего пять – шесть человек, да ватага малышей. Он провел взглядом по улице, и встал как вкопанный. Вот почему объект его внимания никуда не спешил. Он сам следил вон за тем маленьким круглым лысым толстяком в брюках и рубашке с закатанными рукавами. “Показалось”, – подумал Герка, но дальнейшее наблюдение показало, что в действительности так все и было.
“Вот так раз. Что же получается, я слежу за одним, а тот следит за другим?”. У Герки даже захватило дух, насколько он был ошеломлен, появившейся мыслью и своей прозорливостью. “Тогда кто настоящий шпион, мой или тот лысый. Или оба? – размышлял Герка, - уж больно лысый не подходил на эту роль. Ему было просто обидно за всю германскую разведку и за таких агентов. “Ладно, разберемся со временем.
Конечно, два шпиона за один день, это было, конечно уж, слишком. Еще неизвестно, как обстоят дела у Мотьки с Елькой. Может, они уже всю германскую шпионскую сеть в поселке раскрыли? Куда их потом, в поленицу выкладывать?”
– Эй, парень, – Герка похолодел от ужаса, тот, за кем он следил, подошел вплотную. – Ты, что, следишь за мной? – тихо спросил он.
Герка брякнул первое, что пришло ему на ум:
– С чего вы взяли, вы кто преступник или шпион какой? (Герка попытался
