братуха, в мешке - себе же до-роже. [/i]
- Василий, а когда пришел Тимофей Брагин? Мать-то жива была?
- Это ещё одна история. Токо позабористей. А баба Фрося до сих пор гарцует по Рогожке и её окрестностям. - гоготнул Василий. – Молодухе сто очков отвалит!
- Да ты расскажи, не тяни резину, Василий.
- Понимаешь, дело-то здесь деликатное, тонкое. Как бы я Трофима не оконфузил. Больно совестливый парняга. Как ты, Саня, счита-ешь? Можно поведать Евгению о возвращении Брагина?
- А чё тут такого секретного? Жи-и-и-знь. - задумчиво произнес водитель, внимательно наблюдая за избитой насыпной дорогой.
- Ну, тогда оттопыривай не только ухи, но и душу, братуха….
====================================
Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
... Прошло несколько дней с того памятного вечера, и баба Фрося шибко расхворалась. Слегла. Видно, шибко перенервничала с посылкой этой.
Подружки, в том числе и моя маманя не оставили её без присмотра. Кто борщецу, там, кто какой еды сготовит. И к ней. Все жалели бабу Фросю.
Из района специально врачи приезжали, советовались. Я сам за ле-карством в Тарск лётал. И, знаешь, не помогало. Слегла баба Фрося и всё тут. Думали конец. Не подняться.
Но, случилось непредвиденное. Прибегает, как-то, спозаранку в дом Брагиных дед Илья:
- Вот, Фрося, распишись в извещении.
Обомлела баба Фрося. Слова молвить не может. Ручка из рук вывали-вается. Что там может быть?
- Получай горячий привет от твоего пострела Трофима! - торже-ственно говорит дед Илья и ставит перед матерью посылку. - Вишь, не забывают стариков! Наш Костька на прошлой неделе тоже прислал нам со старухой шоколаду, карамелек, да яичного порошка. А куда нам с бабкой шоколад-то? Вот, мы соседским ребятишкам праздник и устроили.
Не поднимавшаяся несколько недель Ефросинья, присела на крова-ти, взяла посылку, прижала её к груди, да так и замерла с сыновним по-дарком.
- Ты чё, Фрось? - испугался дед - Плохо тебе?
Дед Илья попробовал разговорить Брагину, отвлечь от мыслей, но она никак не реагировала на его вопросы. Уставилась в одну точку, прижала посылку к груди двумя руками и молчо-о-к. Будто язык отнял-ся или умом тронулась. Что делать?
В этот-то момент в избу вошла моя маманя. Видит, Брагина совсем в отключке. Не поняв поначалу ничего, она набросилась на Илью:
- Ты чё, с раннего утра людям покою не даёшь? Фрось, чё вскочи-ла? Полежала бы.
- Да вот, подарок от Троши. - шёпотом проговорила бабуля, будто боялась спугнуть кого.
- Какой подарок?
Теперь моя маманя поняла всё.
- Хорошо, Илюша. Спасибо тебе на этом. Шёл бы ты по своим де-лам. Видишь, человеку передохнуть надо?
- Я-то чё? Сполнил своё дело и побег дале. У меня сёдни дел сто-ко!
- Вот и хорошо. Иди, иди, милый.
Спровадила маманя деда Илью, а сама к Ефросинье. А у той, слово не вырвешь. Сидит молчком, не шелохнётся.
Присела моя маманя к Брагиной на койку, обняла её за плечи и стала говорить ей всякие успокаивающие слова. Еле достучалась, рас-толкала бабулю. Чайку ей заварила свежего.
- Глянь, Фрося, чё я тебе принесла. Пирожков с грибами. Ещё го-ряченькие. Ешь.
Не выпуская из рук посылку, баба Фрося молчком отломила кусочек пирога, отхлебнула глоток чая и зашлась в неистовом плаче.
Мать не мешала ей: пусть выплачется, легче станет. А потом, и са-ма не выдержала, глядя на Брагину, разревелась. На этот момент забе-жала Угожиха. Увидев такую картину, немало удивилась. А, узнав но-вость, прореагировала ничуть не лучше. Сначала сменилась лицом, за-думалась, а потом, теребя уголок носового платка, молчком беспрестан-но размазывала по щекам обильные слезы…
ХХХ
Часам к одинадцати в избе собралось, наверное, пол-деревни. Обсуж-дали деревенские новости, стараясь отвлечь Брагину от переживаний. К этому времени баба Фрося, вроде как, оклиматизировалась. Щеки её за-румянились. Окрепла голосом. Будто и не она провалялась в кровати больше месяца.
- Ну, чё, подружки, загрустили? Сегодня у меня настоящий празд-ник! Давайте-ка, мы компанией чайку попьем, а то мечтами сыт не будешь.
Все разом затарахтели, закопошились. Пока баба Фрося с моей мама-ней заваривали чай, бабы сбегали по домам и принесли к званому обеду кто что мог. Шунёва с Угожиной взялись на скорую руку готовить. Так, лопоча о чём придётся, сварганили бабки обед. Кто-то принёс «Поля Робсона», «Рябину на коньяке».
- Моя бабуля самогонки бутылочку прихватила. - перебил Василия Саша. - Я как раз в Тарск собирался. Так бабушка мне про Бра-гину и рассказала.
«Пойду - говорит - поздравлю.»
- Ну, вот. Набралась полная изба. Все поздравляют бабу Фросю. Желают ей здоровья.
А Брагина-то будто и не болела все это время. Веселая такая! Все но-ровит пошутить.
- Ну, девки, давайте открывать теперь настоящую посылку.
По старой-то памяти за это дело взялась Шунева. Она вскрыла крышку небольшого фанерного ящичка и вывалила его содержимое на стол. Вместе с карамельками, пачкой печенья, на стол легли две боль-шие банки консервов. Сверху лежал листок, исписанный мелким почер-ком.
- Ну, девки, снова баклажанная телятина! - завизжала Агафониха.
- Ладно тебе. Раскудахталась, - урезонила ее Дарья Тихоновна.
- Конфеты и печенье кладите к чаю, а насчёт консервов, не обес-судьте. Вот придёт Тимофей домой, тогда и распечатаем. Даша, дай мне Тимошино письмецо. - тихо произнесла Брагина. - Где же мои очки?
- Да, давай сюды. - предложила Угожиха.
- Не-е. Я сама.
Баба Фрося извлекла из комода свои «глаза» и, бережно разгладив листок, подсела поближе к окну. Почитав немного, она оторвала свой тяжелый взгляд от записки и попросила Угожиху:
- Машь, будь добра, почитай. Слабоваты мои очки. Всё собираюсь к врачу сходить, да недосуг.
Баба Фрося вынула из кармана передника носовой платок, протерла свои очки, промокнула полные слез глаза.
- Чё, вслух можно? При всех? - удивилась, притихшая Угожиха.
- А чё? Читай... - махнула рукой баба Фрося.
- « Здравствуй мама. » - прочла Угожиха и ее голос сорвался. - Ой, не могу, девки. - грустно произнесла она. - Может кто из вас?
Ответом было гробовое молчание. Угожиха подняла глаза и удиви-лась. Все женщины молча плакали. Не дождавшись ответа, она переси-лила комок в горле и продолжила:
« Очень переживаю за тебя. Как ты там? После встречи с тобой думал, что наложу на себя руки. Тяжеловат хлебушек лагерный. Правда, я попал в хороший отряд, но вантажа никакого. Побла-жек не жди. Здесь суровые порядки. А в общем, как у военных: подъем, шамовка, работа, сон.
Мне, мам, повезло. В нашем отряде совсем нет уголовников. У нас, в большаке, молодежь из простых семей. Всё «бытовуха». То отец пьет, то оба родителя в отключке. Несколько человек прямо из малолетки. От такой жизни сюда прямая дорога. Вот в соседних отрядах - беспредел. Друг другу глотки грызут.
Поначалу, мама, было трудно. Сейчас втянулся. Один баклан из Тогучина всё уговаривал на него горбатить. Обещал теплое местечко: шнырем или тушилкой. Но я сразу отказался. На кой мне у блатарей халуём быть? Нет базара! Правильно? За меня земляк из Тарска заступился. Теперь урки ко мне не вяжутся. Оставили в покое.
Чалить мне осталось совсем мало. За хорошее поведение начальство обещает откинуть на расконвойку или на «химию». Ты, мам, не беспокойся за меня. Выйду на волю, всё будет по-другому. Если уж этот каллоотстойник не сломал меня, стану че-ловеком. По глупости ведь вляпался.
Не болей! Ох, и заживем мы с тобой! На городской манер. Внуков будешь нянчить.
Как там Лида Скуратова? Спрашивала? Передай ей привет.
Мам, ты не стесняйся, что сын твой зэк. Со всяким может слу-читься. Хорошие люди поймут, а плохим ничего не объясняй. Ни к чему. У нас тут и хороших людей сколько угодно. Всё больше по глупости завалились.
И ещё. Ты не обессудь. Как, говорится, чем богаты. В нашем ларьке выдают только по одной банке тушенки на три месяца. Вторую-то банку ссудил для тебя мой друг Сашка. Никого у него на воле нет. Детдомовский. Хороший парень.
Передавай привет всем ребятам, соседям, подружкам твоим.
Обнимаю тебя, мамочка. Жду письма.
Твой Трофим.»
Отзвучали последние слова, но в избе по-прежнему стояла полная тишина. Никто не решался нарушить её первым. Каждый воспринял близко к сердцу и материнскую боль, и раскаяния Трофима. Каждый ис-кренне желал доброго конца этой тяжелой человеческой драме ....
Посидели немного, порассуждали о жизни, да и разошлись по своим делам. А баба Фрося с того дня на глазах стала выздоравливать.
- Как же так? - говорила она моей мамане. - Сын придет, а я - нате вам. - больна-а-я. Не-е-т! Пусть увидит, что у него тоже мать есть.
В канун Ильина дня она и вовсе удивила всех: пришла рано утром сама со своей коровой Нюськой на околицу.
Мать сказывала, что консервы из Трофимовой посылки она хранила пуще глаза.. Фанерный ящичек всё время у изголовья стоял. «Придет - говорит - Троша. Пусть сам и откроет.»…
ХХХ
А в конце августа от Трофима пришла телеграмма, что срок его зна-чительно сократили за примерное поведение. Тут уж совсем воскресла баба Фрося. Заехал я как-то к ней. Хлебца свеженького привёз.
Зашёл в дом. Пусто. Куда могла старая подеваться? Вышел во двор, слышу кто-то в огороде копошится. Заглянул и глазам не поверил! Баба Фрося в наклонку над грядкой продергивает морковку! Представляешь, Евгений! Ведь больше месяца с кровати не сходила! Чу-у-до!
Попробовал уговорить её зайти в избу, да уж куда там!
- Нет, Василий, - говорит она. - Теперь не помру! Права не имею! Рановато записали меня в покойницы!
- Ну, баба Фрося, ты даёшь! Врачи-то что сказывали: - Посте-е-льный режим!
- Я теперь, сынок, заново родилась! Теперь мне чёрт не чёрт! - смеётся старушка.
Заявился я домой и своей Клавдии докладываю, что чудо произо-шло с Брагиной. Рассказал бы кто, не поверил.
- Да была я у неё сегодня! - смеётся Клавдия. - Тоже поудивля-лась. Будто накормили её чудодейственной микстурой!
- Я, Евгений, не верю в чудеса. Думал, что баба Фрося снова сля-жет. Профессор же при мне говорил, что может наступить лишь вре-е-менное облегчение. Нет! На удивление всем Брагина ни разу до приезда Трофима так и не обратилась к врачам.
[i]Клавдия-то моя, да и Лида Скуратова наведывались
...Слетаешь пивка попьёшь в центре и обратно из Емельяново в Алыкель...Работать то надо было, Родине на гора выдавать...
