«Будете жить!», – сказал мне доктор.
«Правда?!» – недоверчиво воскликнул я.
«Конечно, – подтвердил он. – Такими вещами не шутят».
И меня охватила детская радость: «Буду жить!» – прошептал я восторженно. И полез едва ожившей рукой за бумажником.
В тот же день я уже встал на ноги и, покидая больницу, счастливый, обнимал и целовал всех подряд, кто попадался мне на пути в белых халатах.
А на улице, вдохнув полной грудью свежего после больничных ароматов воздуха, и вовсе ошалел от счастья и даже запел по примеру Кобзона: «Я люблю тебя жизнь…»
А еще очень кстати вспомнилась знаменитая поэма Маяковского «Хорошо!» к юбилею Октябрьской революции, вызывавшая у меня уже в зрелые годы недоумение: как мог гениальный поэт скатиться до такого восторженного восхваления совдействительности, когда уже неотступно надвигался ГУЛАГ?! А вот теперь, кажется, понимал. Для меня всё было теперь тоже хорошо. И хорошо, и правильно, и объяснимо… И я мог бы тоже сказать словами Маяковского «Жизнь прекрасна и удивительна»…
Вот что значит, неожиданно получить в подарок жизнь – для казенного оптимизма лучшего заряда, видно, и не придумаешь.
И вот я снова у своего дома, и снова передо мной на лестничной клетке дымит (который уж десяток раз за день!) толстенный сосед в цветастых трусах, – но ни злости, ни раздражения я уже не чувствую, только хорошее... Он с удивлением смотрит на меня живого, и еще больше удивляется, когда я в порыве дружеских чувств впервые протягиваю ему руку…
А дома, довольный, бухнулся на свой старый диван, включил, как обычно, телек и стал с небывалым удовольствием смотреть бесившие меня прежде политические ток-шоу. Теперь мне даже нравились хитрые, затаенные лица их бессменных участников, их неприятные крикливые голоса, бравадный трехкопеечный патриотизм, изощренное фарисейство… И я только успевал вторить им своими возгласами: Правильно! Здорово! Молодец! Так их! Хорошо!..
И очень жалел, что сейчас я не там, не среди наших ударников пропаганды. Хотелось тоже покричать и про наше хорошее здравоохранение на моем собственном примере, и про нашу хорошую внешнюю политику, признанную всем прогрессивным человечеством… Я бы уж разъяснил всем этим западным придуркам, чего они стоят со своими двойными стандартами, и кто вообще в мире самый хороший…
Подаренная мне заново жизнь словно зачистила мои мозги, выскоблив из них последние ростки пессимизма, недоверия, вечного недовольства...
Наконец, я почувствовал, что это значит – быть непрошибаемо верным путинистом, и сам не заметил, как под грузом таких радикальных перемен во мне, утомленный, заснул.
Не знаю уж, как дальше развивался бы мой государственно-позитивный настрой, но в ту же ночь, вопреки заверениям так называемого доктора (а как еще, прикажете, этих бизнес-медиков называть?!), я с безмятежной улыбкой на лице все же отдал Богу душу. Похоже, просто, перерадовался. И на том мое короткое по Маяковскому «хорошо» относительно нашей хорошей действительности и закончилось.
Впрочем, доверчивый великий поэт тоже, как известно, недолго гордился своими партийными книжками и, сообразив, куда клонится дело в его стране-идиллии, сам себе отплатил.
