Утренний сеанс

А потом он перестал бывать на посиделках. Дело было выполнено, газета висела в вестибюле главного корпуса. Газету хвалили, я с гордостью проходила мимо, с удовольствием замечала, что на переменах возле нее было не протолкнуться. Студенты пальцами показывали на понравившиеся рисунки, громко смеялись, перечитывая уже затершиеся остроты. Но вся эта моя гордость была какой-то поверхностной, она не проникла внутрь меня, чтобы я заразилась этим делом в ущерб другим делам. Без профессора мне стали неинтересны встречи в подвале. Тем более, что надо было писать курсовую, а там не за горами сессия.

 

Две недели пролетели удивительно быстро. Может быть, потому что я была в ожидании? Мы договорились по телефону, что он забронирует гостиничный номер для  меня. Мне удалось взять один день в качестве отгула, итого у нас было почти три дня! Я купила билеты на автобус туда и обратно. Обратно я выезжаю вечером в понедельник, приезжаю утром во вторник и сразу с корабля на бал, то бишь на работу. Я перетряхнула свой гардероб и покрасила волосы. Я была в нервном ажиотаже. Иногда у меня возникало желание сдать билет и никуда не ехать. Но разговор по телефону с ним укреплял мое стремление встретиться вновь.

И вот, наконец, настал тот день, когда я сказала себе: «Приключение начинается, господа присяжные заседатели! Дело рук утопающих, в руках самих утопающих!» Я чувствовала себя авантюристкой, почти Мата Хари. Однако после десяти часов  пути я уже ощущала себя старой кочергой. Спина ныла, ноги затекли, ужасно хотелось вытянуться. Те редкие остановки, когда пассажирам предоставляли возможность размять ноги, не давали отдыха закостеневшему телу. Я уже ненавидела себя за это стремление куда-то ехать, ненавидела его за собственные мучения. Он-то ехал с комфортом на поезде в спальном вагоне. К утру я уже плюнула на свою сбившуюся прическу, спала беспробудным сном, скрючившись в неудобном кресле.

Неожиданно проснулась. За спиной вставало солнце, впереди виднелся город. Город моей юности и надежд. Он вырисовывался сначала неровной полоской на горизонте, а потом стал подниматься и расти, как горы. Я не узнавала его с этого краю, хотя бывала здесь тогда, когда тут стояли новостройки. Потянулись улицы и проспекты. Вот цветочный магазин, в котором я когда-то купила себе двадцать три розы по случаю удачной защиты диплома. Этот огромный букет чуть не разлучил меня на веки с моим будущим мужем. Я забыла каким бывает этот город осенью. Он был весь в зеленовато-желтой дымке только начавших опадать деревьев на фоне бледно-голубого неба, подернутого морозным узором высоких облаков. Все было тоже и не тоже, и знакомое и незнакомое. Я занервничала. Мне внезапно захотелось, чтобы мой профессор меня не встретил, чтобы я была одна со своими воспоминаниями о давно прошедшей молодости.

Но он встретил. Стоял на платформе под козырьком без банального букета в руках, с банальным кожаным портфелем.

- Я забронировал номер в центре на твое имя. Не беспокойся все уже оплачено. К сожалению не смогу проводить тебя до гостиницы, пора на работу.

- Привет, - сказала я.

- Привет, - сказал он. И торопливо чмокнул меня в щеку.

В гостиницу я заселялась одна. Номер на двоих с двумя раздельными кроватями. Это мне показалось странным. Но потом я подумала, что пожалуй так лучше, перспектива спать в чужих объятьях после долгой дороги меня пока не возбуждала. Мы еще не стали близкими друг другу, мы были пока еще просто старыми знакомыми. И тем не менее мы собирались заняться сексом в этом большом городе. Конечно. Иначе зачем бы мы стали здесь встречаться?

Я спустилась на первый этаж в кафе, перекусила и пошла бродить по знакомым незнакомым местам. Все знакомое почему-то не казалось таким грандиозным, как это было когда-то. Все как-то уменьшилось. Как будто я выросла, хотя я не прибавила в росте ни сантиметра. Я стала в два раза старше. И теперь смотрела на город моей юности с высоты своего возраста.

 

Я бродила по городу в какой-то бездумной эйфории. Первый раз в жизни мне не было нужды о чем–либо заботиться. Честно говоря, я не знала куда себя деть. Город изменился. В нем была уже другая жизнь. Я не пошла к университету, не хотелось вспоминать то время, когда мечты еще могли стать реальностью. Когда все было впереди, оглядки назад на свои ошибки и промахи не было, жилось в настоящем и чуть-чуть в будущем. Редко кто жалеет о прошедшем детстве, жалеют утраченную юность.

Я издали взглянула на белое здание главного корпуса. Там мой профессор, наверное, читает свои лекции в предвкушении вечера. Вдруг удивилась своему спокойствию. Если бы я его любила, мне бы хотелось быть в его глазах кем-то..., чем-то..., ну, не знаю. А так мне хотелось просто быть. Я ощущала какую-то непонятную щемящую свободу тоже непонятно от чего. Как будто дома меня что-то ограничивало. На работе я работала, а дома я могла быть какой угодно. Мне не перед кем было ломать комедию. Но здесь была другая свобода, мне почти незнакомая. Осенний ветер свободы пьянил меня. Я не знала, что было в планах на вечер, кроме  и так понятно чего. Некоторое предвидение близкого будущего порождало во мне это ощущение свободы. Суррогат!  Совпадение чьих-то планов и ожиданий, вписывающееся в реальность? Свобода вам не анархия: хочу то, что хочу! Это когда ты хочешь купить козу, и у тебя есть деньги на это желание. Я захотела сюда, и у меня хватило средств и наглости это сделать. Свобода!

Итак, я вернулась после долгих блужданий по городу в гостиницу. Было уже далеко за полдень. Профессор  принимал душ. Я бросила сумку на кровать и уселась в кресло прямо в пальто, раздеваться не хотелось. Он появился через пять минут, одно полотенце вокруг бедер, другим вытирал голову. И никакого стеснения. Я слегка удивилась.

- Сообразим какой-нибудь ужин? – весело спросил он.

- Сообразим? – переспросила я. – Пойдем в ресторан, культурно посидим, и уйдем не задумываясь.

Он задумался. О перспективе вообще куда-то идти, или о возможных расходах, которых ему будет стоит этот поход. Что перевесит? Перевесило, наверное, желание блеснуть перед дамой. Эх, седовласые мужчины, у которых пока еще все ребра целы, ради чего вы их подставляете бесу?

Я сменила только блузку. Моя длинная замшевая юбка бежевого цвета была и так верхом элегантности. Персиковая блузка сделала меня дамой бальзаковского возраста нашего времени. Это вовсе не три десятка, это на порядок больше, но все равно бальзаковский. Потому как три десятка лет  - это еще юность в наше время. Модные очки скрывали все мелкие изъяны вокруг глаз. Мазнула губы помадой и послала себе воздушный поцелуй. Профессор  же не удержался, поцеловал меня натурально, сначала в щеку, потом в губы.

Ресторан был неподалеку. Классический, без всяких новомодных прибамбасов. Фойе и зал в панелях темного дерева, белоснежные скатерти и такие же чехлы на стульях. Узкие высокие окна закрывали французские шторы из белой вуали. Хрустальные подвески люстр искрились желтоватыми отблесками. И кабинки, отгороженные от зала стеклом – видно, но не слышно. В одну из таких кабинок нас и проводил метрдотель. Девушка-официантка положила перед нами меню и карту вин. Профессор взялся выбирать еду, я же уткнулась в карту вин.

- Как кьянти, ничего, стоит попробовать? – спросила я официантку.

Мне ужасно хотелось изображать из себя великосветскую даму, которой я не являлась. Он об этом знал. Меня никто не приглашал в Москву на симпозиум, в Канаду на конгресс, на Майорку отдохнуть после тяжких умственных трудов. Не думаю, что он в этом преувеличивал. Не хвастал. Для него это было обычной жизнью, скорее всего, когда он мне рассказывал про свои успехи и поездки, он вообще обо мне не думал. Он даже не красовался, это было как данность.  Мне же хотелось быть значимой и искушенной в его глазах для себя. Мне не было важно его мнение, мне было важно как  и кем я вообще выгляжу в этом мире, по крайней мере в этот момент. А это был еще один повод посмотреть на себя со стороны, оценить. И заценить тоже.

Топорно получилось, слава Богу, профессор был снисходителен. Хотя он сказал, что не разбирается в итальянских винах, но готов положиться на вкус официантки. Она даже зарделась от такого комплимента, а я  разозлилась. Появилась возможность покапризничать. В мои-то годы это выглядело бы глупо, но для профессора я была «мечтой», он все также смотрел на меня как на студентку, а не на зрелую женщину.

И я вернулась на круги своя. К себе привычной ироничной, в меру разговорчивой, умеющей внимательно слушать или делать вид, что внимательна. Лицемерка! Слушая профессора, в уме я прикидывала, какая мне от него выгода во всех смыслах. Ну, не просто же так он мне попался на глаза, не просто же так он меня узнал из тыщи! Мне как никогда хотелось уверовать в удачное стечение обстоятельств. Не рока, рок – это уже обреченно. А удача – это синичка-гаечка в руках. Только не упусти. Хотя, может, от нее единственная польза – почувствовать теплые перышки в потных руках.

Вечер удался на славу. Мы были довольны едой и вином, а самое главное, довольны друг другом и собой. Моментами подбегавшая официантка, подслушивала наш дипломатичный разговор со значительным лицом. В зале было мало народу, а в кабинках больше никто не сидел. Меня это забавляло, и я старалась с ее приходом вставить в нашу болтовню что-нибудь этакое. «И как там Париж? Все также?» И с удовлетворением замечала, как она мгновенно распахивала глаза и старательно делала вид, что это ее не касается. Профессор же, святая душа, казалось ничего этого не замечал. Он вел себя в ресторане привычно, как это делал бы не со мной, а с каким-нибудь заморским коллегой.

Я не учла одного – хорошее вино, как и хорошие духи, проявляется не сразу. Оно действовало в несколько этапов. Сначала приятное на вкус, усиливало аппетит, вызывая при этом легкое возбуждение  и раскрепощение. И вот в этот момент нужно либо уйти, либо пить дальше. Мы продолжали сидеть и разговаривать, нам некуда было торопиться. Туман из головы  плавно опустился в ноги, но это физически не чувствовалось, если сидеть. Ощущение такое, как будто тебя слегка разморило. Я вдруг поняла, что еще немного и я усну, прямо тут за столом. И я решительно поднялась из-за стола. Профессор спешно расплачивался за ужин, а я, пытаясь держать себя прямо, пошла к выходу. Стеклянная стена кабинки предательски отбегала в сторону. И я никак не могла удержать ее в пределах моего прямого взгляда. Удар о стекло лбом и мой победный хохот заставил официантку сконфуженно улыбнуться. Профессор ничего не понял.

- И где тут дверь? – воскликнула я весело, потирая ушибленный лоб.