общежития через шахту мусоропровода к очередному плоду своей безграничной любви Нинель на финише кокнула своей хитромудрой головенкой ранее сброшенную с некоего этажа двухпудовую гирю!..
Сотрясение мозгового вещества задарма не обошлось!.. Впоследствии Шибкобякина многолетне, но тщетно исцелялась в различных психиатрических лечебных заведениях!
В конце концов все-таки уволенная из МПАХа по состоянию здоровья Нинель на прощание предложила министру Чебурекию Астероидовичу Черезанусвыпивайло покормиться из ее груди; но тот, стеснительно зардев и растерянно побегав глазами по присутствовавшему на тот момент на главном плаце генералитету, наотрез отказался, сославшись на то, что накануне плотно позавтракал…
Говорят, сейчас больная на голову Шибкобякина с не сходящей с лица широченной улыбкой работает консультантом в каком-то процветающем (в том числе и благодаря ее не угасающему оптимизму!) похоронном бюро; и, надо отметить, от своего чемпиона мира по толканию ведра на сторону абсолютно не гуляет…
Итак, промаршировав в кабинет генерал-лейтенанта Чувака, я натуральным образом оторопел от увиденного: через стол чуть наискось от Мыколы Генриховича непринужденно посиживала одетая в майорскую форму… Кто бы(?), вы думали… Вовек не догадаться!..
Наискось от нашего ректора посиживала она – одновременно обольстительная и кровожадная главарша шайки каннибалок Кассиопея Кузьминична Дрюкина!..
– Это она! – с гневом указуя на Кассу, напряженным взглядом впился я в Чувака.
– И ежу понятно, что не он! – с радушной улыбкой громыхнул тот основательно поставленным командирским голосищем.
– Это людоедка! – продолжил я с пристрастием.
– И ежу понятно, что не людоед! – заладил Чувак.
– Я был в плену у ее шайки! Они хотели пустить меня в пищу! У нее двое подельниц – Морковка и Мороженка! – недоуменно взирая на мило улыбающуюся мне Кассу, продолжил я изобличение.
– Морковка.., – призадумался Чувак, – Не-е-ет… А вот от мороженки я бы сейчас не отказался!
– Да вы бы видели эту самую Мороженку! – продемонстрировав от бедра на удивление невозмутимой Кассе протезную фигу, явственно припомнил я облик темнокожей страхолюдины, – Да она… Отстой! Правда.., если только на любителя…
– Ты давай, Снегопадов, свой больничный! – сковырнув с златошвейного погона засохшую птичью какашку, пророкотал генерал-лейтенант, – Нехрен соловья баснями кормить. Ну чего менжуешься?! Давай-давай!
– А они меня в баню к абреку Махмуду возили! – протягивая замызганный бланк, ябедничал я, – А та баня с пустым бассейном!
– Баня – это хорошо-о-о, – углубляясь в чтение, мечтательно высказался Чувак, – И бассейн – хорошо. Но порожний бассейн – отвратительно!..
Снегопа-а-адо-ов!!! – скорчив брезгливую физиономию и сбрасывая мой фиктивный больничный на стол, неожиданно взревел ректор.
– Я, товарищ генерал-лейтенант! – звучно прищелкнув каблуками, я ретиво вытянулся во фрунт.
– Ты что-о-о, жо-о-опу-у своим больничным вытира-а-ал?!! – огорошил меня Чувак.
– Никак нет! – без вникания в суть пробормотал я, приклеив отрешенный взгляд к висящему на стене выше ректора маслом выполненному попоясному портрету сжимающей в ручищах огромный топор-головотяп гениальнейшей палачихи всех времен и народов глобально грудастой и обильно прыщавой царской опричницы Моти Дедморозовой!.. И послышься мне, будто эта самая преклонного возраста душегубка прошептала в мой адрес с укором: «Болван»…
– Язы-ы-ык проглоти-и-ил?!! – бесновался тем временем Чувак.
– Никак нет! – перебросив растерянный взгляд с портрета на генерала, ответил я, – Не проглотил!
– А чего тогда не отвечаешь? – поубавил пыл Мыкола Генрихович, – Я спрашиваю: жопу что ли своим больничным вытирал?!
– Никак нет! – взволнованно переминаясь с ноги на ногу, блеснул я лаконизмом.
– А почему тогда твой больничный такой изжульканный и говенно вонючий?! – последовала озвучка претензий.
– Так это.., – почему-то обернувшись на ехидно лыбящуюся Кассиопею, замялся я.
– Подсказать? – медовым голоском справилась стервозина.
– Не надо! – как обрубил я и тут же, к собственному облегчению, нашелся с ответом: – Товарищ генерал! – начал я, уняв блудоумие, – Это он оттого такой сморщенный и говенно вонючий, потому что я его по оплошности закапывал в кашпо с декоративным дерьмопахом!
– А-а-а… Ну тогда все ясно… Молодец, что признался! – смилостивился Чувак и, перебарывая брезгливость, зажал одной ладонью свой кукольный нос, а двумя пальцами другой защипнул больничный за краешек и внес его в поле своего зрения...
Пока умиротворенный генерал напряженно вчитывался в вертикально свисающую из его пальцев фальшивку, я умудрился неоднократно обдразнить невозмутимую Кассиопею фигами и демонстрацией высовываемого на полную длину языка…
– Да-а-а.., – сбрасывая на стол морщинистую бумаженцию, вымолвил Чувак, – Внематочная беременность… Ну, да ладно… Прокатит. Сдашь декану. Пусть оприходует. Скажешь, что я дал добро.
А так-то… Надеюсь, что ты, Снегопадов, на самом деле не беременный.
– Да как мо-о-ожно-о(?!!), Мыкола Генрихович! – недоуменно разведя руки, произнес автор сих правдивейших слов.
– А признайся, в какой подворотне купил свой больничный? – пристально взглянув в мой единственный глаз, поинтересовался ректор.
– Невдалеке от сквера имени Чайковского, – повинно вымолвил я, – Рядом с магазином «Канцерогенные продукты» та подворотня. А в ней бомж. Он и готовит фальшивки…
– Постой-постой! – оживился Чувак, – А не Чуваком ли Анонимом Генриховичем кличут того бомжа?!
– Не знаю, – вновь устремив взгляд на портрет душегубки Дедморозовой, признался я.
– Ну, здоровенный, мордатый, вечно поддатый, вечно ворчит.., – постимулировал мою память Мыкола Генрихович, – У него еще бородавка на левой ноздре!
– Точно! – вспомнив примету как наяву, воскликнул я, – Была бородавка! На левой ноздре! Где-то с горошину!
– Он! – возликовал Чувак, – Братец мой единокровный Аноним! Мы ж с ним единоутробные двойняшки!
Еще пойдешь, Снегопадов, к нему – передавай от меня горячий привет! Скажи: мол, у Мыколы все нормально! Спроси: чего, мол, к Мыколе в гости не заходишь?..
Ишаковна, – переключив внимание на Кассиопею, обратился к ней генерал.
– Да, Мыкола Генрихович, – отозвалась на удивление мне навеличенная скотским отчеством Касса.
– Помнишь Анонима?! – заностальгировал хозяин кабинета.
– А то как же?! – с восторгом воскликнула коварная красавица, – Позабу-у-удешь такого!.. Генерал! Полный кавалер ордена «За Сообразительность»! Красавец-мужчина!
– Да-а-а.., – с грустинкой протянул Мыкола Генрихович, – Что-о(!) жизнь с людьми делает… Кто бы мог подумать(?), что бравый командир воздушно-десантной дивизии свяжется с педерастическими мошенниками и, наплевав на семью и обороноспособность горячо любимой Родины, будет во обогащение этих самых извращенцев стряпать в подворотне контрафактную документацию!
Э-э-эх-х(!), Аноним-Аноним… Мало тебя в детстве папаня драл. Все мне да мне перепадало!..
Снегопадов, – Чувак устремил на меня тоскливый взгляд.
– Да, товарищ генерал! – не промедлил я отозваться.
– Непременно забеги в подворотню к Анониму. Да и угости его бутылочкой водки с квадратным тортом! Пусть вспомнит далекое детство! Несказанно обожал он квадратные торты! А вот от круглых раздражался вплоть до истерики…
– Забегу на днях и… угощу, – посулился я.
– Нет, лучше не на днях, а сегодня! – последовало уточнение, – Наплюй на занятия и прямо от меня дуй через магазин к Анониму!
– Будет исполнено… сегодня! – заверил я, хорошо понимая, что перехваченной до стипендии у Витьки Витькина пятисотрублевки на поллитровку и торт несомненно недостаточно.
– Ой! Деньжат же на угощение надо! – звонко хлопнув себя ладонью по лбу, обеспокоился Чувак и без промедления вынул голубой в белый крупный горошек бумажник.
– Не надо, – заартачился было я, – Е-есть(!) у меня… деньги.
– Вижу ж, что брешешь. Не красиво, – протягивая пару тысячных купюр, пристыдил Мыкола Генрихович, – Бери-бери!
– Но этого ж… много.., – поскромничал ваш, читатель, покорный слуга.
– Денег много не бывает! – хохотнув, произнес генерал, – Дуй, давай, к Анониму! Сдачи не надо.
И я сунул банкноты в брючный карман, стушевавшись от нащупанной в нем упакованной в презерватив кривой капустной кочерыжки, впопыхах всученной мне престарелой секретаршей Генриховича Патрикеевной.
– Чего там у тебя(?), Снегопадов, – указывая пальцем на мой вспученный карман, поинтересовался Чувак.
– Да так.., – замялся я, вынимая кочерыжку с зацепившейся за презерватив стыдобищно грязной и щербатой расческой, тоже полученной от Патрикеевны.
– Ва-ау-у! – восхитился Чувак, – Кака-а-ая-я компози-и-иция-я! На сотню баксов, пожалуй, потянет! Чье произведение?! Не скульптора ли Церетели?!
– Не знаю, – застыв изваянием, я не находил для ответа ни мыслей, ни слов.
– Ну, колись! – наседал Генрихович, – Где шедевр приобрел?! Не на аукционе ль? Что-то подобное хочу!
– Хотите(?), дарю! – протягивая генералу дурацкую композицию, расщедрился я.
– Да ты что-о-о(?!!), Снегопа-адов! Этакий ценный подарок! Не смею принять! – заотнекивался генерал, – И все-таки, чья же работа?!
– Мнится, иль Никаса Сафронова, иль Петра Петухова, – внесла свою гипотезную лепту Кассиопея, – Хотя… Слу-у-уша-ай(!!!), Мыкола Генрихович, а не твоя ли Патрикеевна вновь принялась за старое?! Не испод ее ли шаловливых рук шедевр этот вышел?!
– Да ну-у-у.., – усомнился Чувак, – Для Патрикеевны философское недосягаемо...
В конце концов Касса с Мыколой Генриховичем сошлись на том, что эксклюзивная композиция – плод творческих терзаний маститого авангардиста Жоры Питерского! И я, ни с того, ни с сего криванув душой, подтвердил сие иль заблуждение, иль, что навряд ли, попадание в истину… Хотя-я-я.., вооружившиеся лупой самодеятельные эксперты вроде как бы отыскали на кочерыжке оттиск авторского клейма этого самого Жорика…
Минуту-другую спустя после окончательного вердикта капустно-презервативно-расчесочная композиция украшала генеральский комод, а мой карман пополнился сотней баксов!..
И тут зазвонил черного эбонита стационарный ретро-телефон… Снявший трубку Мыкола Генрихович долго выслушивал, сокрушенно охая и ахая…
Положив трубку, крайне взволнованный генерал тут же порывисто снял ее и лихорадочно набрал номер.
– Па-а-алы-ыч!!! – взревел он, – Ты кого заслал ко мне в квартиру для утопления котят?!..
… – Витьку Витькина?! Так вот, слушай внимательно, гребаный декан!!.. О-о-оче-ень(!!!) внимательно слушай!..
Почему я – генерал – должен получать от своей жены хамский разнос?!!..
… – Нет! Поменять жену не в моих планах! Свою меняй!.. И не надо меня жизни учить! Са-а-ам(!!!) научу кого угодно!.. И вообще, проблема не в моей Марфе Коридоровне, а в твоем этом самом… Витьке Титькине!..
… – Что-о-о?!..
… – Не Титькин Витька, а Витькин?!.. Ну пусть будет как ему удобней! Хоть даже и Писькиным! Я не возражаю!
Так во-о-от, Палыч! Этот самый твой не Титькин, а Витькин никакой не садюга, а тряпка тряпкой!! Похоже, не писькой, а титькою делан!.. Котят ему,
