то верно! – поддержала Касса, – С дэпээсника можно еще и уймищу сала насолить! А с Митрофанушки что?.. Бараний вес и калорийности мизер... Как последние чмошницы питаемся: все тощаком да тощаком.
– А мне жирное противопоказано, – привела аргумент Мороженка, – И вот ей – Моркови Чингисхановне – тоже во вред.
– И минье, и минье прьётивопоказяно, – поддакнула монголоидка, – Митлофа-а-ануську-у хоцю-ю! – закапризничала она, – Сьворьачивай вь льес! Будьем мясьо делять!
– Можно было и вчера этот вопрос закрыть. В домашней-то обстановке сподручней. И Макар Макарыч со своею электропилой расчленять бы подсобил, – проворчала Касса, но... Все-таки рульнула к лесному массиву и пустила джипер по кочковатой проселочной дороге.
– К-кто т-т-акой М-мак-кар М-мак-кар-рыч?! – от обуявшего гиперужаса заискрив раскаленными мозгами, машинально вымолвил я.
– Садовник наш, – непринужденно манипулируя баранкой, пояснила обследующая меня плотоядным взором Касса, – Он вчера, пока ты находился в отключке, и трусы твои обописанные состирнул, и подмыл тебя – бедолагу.
– А я п-потл-ливый. О-о-оч-чень п-потли-и-ивы-ый! Мясо-то будет с душком! – пошел я на спонтанно проклюнувшуюся в мозгу уловку.
– И что? – озабоченно, как мне показалось, справилась Мороженка.
– В-в б-бане б-бы меня п-предвар-рительно отпарить! – попытался я отсрочить собственную кончину, – Чтобы, так сказать, мясо соответ-тствовало... всем ветеринарным нормам.
– Мыслишь! Отменно кумекаешь! – взглянув на меня с откровенной симпатией, похвалила Касса, – Но... Там – у леса – пруд. В нем тебя и прополощем... Плавать-то умеешь?
– Н-не об-бучен, – промямлил я.
– Жалко будет, если утонешь, – погрустнела главная людоедка, – Если утонешь, нам ты без надобности. Будешь разлагаться в пруду.
Но не бзди. Мы тебя с подстраховкой будем окунать. На веревочке. Петлю на шее зафиксируем, и купайся сколь душе угодно.
– А может к Махмудке его? – встряла в диалог Мороженка, – Тут же всего-то ничего – километров с десяток по трассе.
У Махмуда ж и сауна, и шашлычная с подсобками...
Судя по выражению кассиного лица, она, вняв доводам соратницы по каннибализму, усердно их анализировала...
– Лучше, чем у Махмудки, нет нигде, – убеждала тем временем Мороженка, – И теленка отпарим, и сами расслабимся, и Морковка... А что, собственно говоря, зазорного(?!), если узкоглазка на посошок пару раз с ним перепихнется, – на последних словах по моему плечу энергично похлопали. Резко обернувшись, я увидел удаляющуся от меня коричневую мороженкину пятерню...
– Кь Махьмудьке? – задумчиво пролепетала из-за моей спины Морковка.
– К нему, к нему! – откликнулась умолкшая было Мороженка, – Оптимальный вариант. Лучше не придумаешь. Тем более, не впервой.
– Накладно, – задумчиво произнесла Касса, – Сами управимся. Вон в багажнике и ножи, и топорики, и пила алмазная, и тазы, и мешки, и...
– Одежду упачкаем, – привела очередной контрдовод Мороженка, – Все-таки, как никак, костюмы-то новые. Жалко.
– Не зима-а(!), чай, – твердогласно произнесла Касса, – Лето ж. Голышом и завалим, и разделаем...
Представив вооруженную огромными ножами и топорами троицу обнаженных садисток, расчленяющих мой труп на лоне природы, я чуть было преждевременно не скончался от дикого ужаса!!!.. Благо, что какая-то заложенная в мой мозг гуманитарная программа погрузила меня в спасительное на тот момент беспамятство!..
Очнувшись, я посчитал резонным не выказывать своего возвращения к реальности...
– Сомлел, – донесся до слуха голос Мороженки, – Хлюпик. Трухлявый нынче мужик пошел.
Ну что(?), Касса... Как насчет Махмудки?
– Накладно, – отозвалась лидерша шайки.
– И чего тут накладного? – задалась вопросом Мороженка, – Отвалим абреку на шашлыки шеину да ляжки шмат. Зато самим не в обузу... Совсем не бережем мы себя: все надсажаемся да надсажаемся, тяжести ворочая!
Ты как(?), Митрофан! – хлопнув меня по плечу, спросила несносная африканка, – Хочешь к Махмудке?!
– Х-хоч-чу. О-о-оч-че-ень(!) х-хоч-чу, – пролепетал я и в очередной раз провалился в беспамятство...
Дальнейшее происходило словно в сонном кошмаре, фрагментарно будоражащем и без того воспаленный мозг...
Околотрассовые пейзажи с древесной растительностью, мелькающие посты ДПС, придорожные постройки многоплановой архитектуры, бомжи и утомленные добычей грибники...
Надо сказать, то лето выдалось урожайным на грибы и... И на ягоду-малину...
Джипер, съехав со скоростной трассы и повиляв меж сосен, уперся бампером в витиеватой ковки кумачовые ворота...
Чуть позже был радушный для моих спутниц прием, по ходу коего меня приценивающе ощупывали лица горной национальности... Звучно прицокивая языками, они, как я понял, то восхищались моей телесной конституцией, то наоборот – огорчались от ее ущербности...
На особку запомнилась баня с бассейном!.. Я (практически нагой) трепетно полеживал на его кафельном побережьи в ожидании своего жизнелешения, а вокруг с экзотическими танцами-плясками (как мне тогда подумалось) самых недоразвитых племен планеты бесновались полуголые кавказцы и нагие девицы...
Дотоле ж маявшее меня трио каннибалок, на удивление(!), в оргии не участвовало. Более того, обрекавшие меня на неминучую погибель вели себя на удивление пристойно: спиртное не употребляли, хореографически не извивались, эротическими выкрутасами не отличались и даже не улыбались…
Более того: усевшись в установленные в ряд полосатые пляжные кресла, каннибалки увлеченно просматривали скукотищную телепередачу о творчестве классика русской литературы Грибоедова, демонстрировавшуюся высоко висящим на белокафельной стене огромным плазменным монитором… До сей поры припоминаются, образно выражаясь, мутившие в ступе воду напыщенные литературоведы, припоминается аудитория из азартно деловитых парней и девиц, припоминаются и декламировавшие из «Горя от ума» популярные актеры…
Но более оного врезался в мой мозг образ фальшиво тренькавшего на балалайке русские народные мелодии мохнатого безобразной тучности брюнета, сидевшего в бархатных плавках на барном стуле в дальнем от меня углу почему-то не наполненного водой бассейна… Долее остального мой воспаленный взгляд был прикован именно к нему...
– Давъай знакомитса, – склонился надо мной приветливо улыбающийся пузатый среднелеток-кавказец.
– Давай-й-й-те, – переводя соловелый взгляд с балалаечника на подошедшего, выдавил я.
– Йя Махму-уд, – последовало гортанное представление.
– С-с-снегопадов, – ознобно трепеща, взаимностью отреагировал я, – Д-д-дракулович… В-вениамин… Ж-женат. П-правдодел т-третьей категории.
Правдадэ-э-эл-л? – многозначительно протянул Махмуд и, усердно зачесав перекрещенными руками в подмышках, добавил: – Такой эще здэс нэ был. Пыравда-пыравда, пыравдадэл нэ был. А минэ пыравдадэл ныравитса. И папа пыравдадэл ныравилса, и мама льюбыла…
Пока новый знакомец разглагольствовал о непонятно какой пользе правдоделов, мой разум вдруг буквально разнесла в ошметья скоропалительная очередь из кошма-а-арнейши-их(!!!) мыслей:«К Махмуду ж везли! Так вот он – Махмуд – предо мною! Вот он – палач мой! Что хотели ему посулить?! Мою шеину и ляжки шмат на шашлыки!..»
– Шашылы-ык будэм сыкора дэлать! – словно уловив моих шальных мыслей струю, торжественно сообщил кавказец, – Какой банкэт бэз шашылык?! Ныкакой. Панымаэшь?..
На тот момент я понимал, что выиграл кастинг на главную трагедийную роль в предстоящем каннибалистическом пиршестве!!!.. Умопомрачительно попонимав мизер секунд, мой разум не выдержал нечеловеческого перенапряжения и в мановение ока вновь низверг меня в темень беспамятства!..
Я очнулся на своей кровати в общаге мпаховских курсов. Тело ломило, голова раскалывалась, глаз мой единственный болезненно реагировал на ослепительный солнечный поток. Не то что шевелиться, жить было невмоготу!..
– Ну и прогульщик! – донесся откуда-то писклявый голосок моего соседа по комнате и старосты курса Витьки Витькина, – Нагулялся?.. Теперь за прогулы будешь неделю женское отделение преподавательского сортира пидорасить. Педсовет так решил.
– М-м-м, – почти беззвучно отреагировал я, ничуть не огорчившись от новости, потому как казалось, что поганей тогдашнего быть не может.
– Учебный день пропустил без остатка, – заслоняя от меня Солнце, морализировал туманно-претуманно различимый зубрила Витькин, – Как от тебя прет перегаром!.. Где хоть куролесил?.. Только не надо про спасение утопающих водолазов или в муках разродившуюся двойней прабабушку!..
– М-м-мен-ня х-хот-тели н-на ш-шаш-лык, – с трудом вытолкнул я меж безжизненных губ.
– Х-х-ха-а-а!!! – замахав ручонками, восторженно завопил Витькин, – Во-о-о залива-а-ае-ет!!!..
«Гандон, – мысленно охарактеризовал я оптимистичного моралиста, – Гандон… дыроватый…»
– Ты, значит, где-то кувыркаешься в свое козлиное удовольствие.., – продолжил докучливый Витек, – а я, значит, за тебя как последний усосок перед куратором по стойке смирно обссыкайся?! Не че-е-естно! Мог отзвониться?!
– Ч-через ч-чё-ё от-тзвонить-ся? – раздраженно прошептал я, – Ч-через х-хер? – прошептал, указующе тыча протезной пятерней в свой натуральной плоти нестерпимо зудящийся пах…
«И отчего такой зуд в гениталиях?! – посетила тревожная мысль, – И Махмуд у себя в подмышках начесывал… Не от него ли чего подцепил?!..»
– От него, от него, от него.., – подтверждающе зачастил Витька Витькин.
– О-от М-махму-уда?! – встрепенулся я.
– Да от какого в жопу Махмуда?! – вскипел Витек, – От ректора твоя дальнейшая судьба зависит!
– От-т к-какого р-ректор-ра? – рассеянно поинтересовался я.
– Н-ну-у-у ты и-и-и..! – поперхнулся эмоциями Витек, – Своей безмозглой бестолковкой сваи ночью забивал?!
От ректора нашего учебного заведения зависит твоя дальнейшая судьба в качестве курсанта! От Мыколы Генриховича Чувака!
– А-а-а, – выказал я понимание.
– Бэ-э-э, – передразнил вне моей зоны видимости гремящий посудой Витькин, – Котлетку хочешь? Я, правда, от нее малость пооткусывал… Хочешь, спрашиваю, котлетку-то?!
– Н-не из ч-челов-вечины? – исходя из заключительного акта последних событий, обеспокоился автор сих правдивейших строк.
– Чего-о-о?! – сделав паузу в посудном бряцаньи, энергично выдохнул Витькин.
– Д-да ч-человечин-ну на-а д-дух н-не п-пер-реношу, – сморозил я.
– А кто-о ее перено-оси-ит-то?! – изумленно произнес Витькин, – Я-я-я?!
– Д-да к-кто т-тебя з-знает? – сгородилась очередная несуразица.
– Ну ты и, Венька, точно башкою продырявился, – сочувственно вымолвил Витек, – Ну ты и… Не по вкусу котлетка? Тогда… Может печенюшку зажуешь? У меня есть… совсем не надкусанные…
– Ладно, давай, – ощутив пусть и ленивую, но все-таки реальную активизацию желудка, не отказался я…
Пока ваш, читатель, покорный слуга размачивал тягучей слюною осколки печенюшки и вяло сглатывал получавшуюся массу, Витька Витькин распинался о, как я понял, вчерашнем педсовете:
«А она-то – Коломбина Сергеевна – и давай выкладывать весь компроматный багаж, накопленный на твою прибабахнутую персону! Всех дохлых кошек и собак на тебя свешала: и два «хвоста» (по
