Слепой метод

большой мне, знать, дороге,[/b]
Умереть господь сулил!
 
Нет! Я не хочу умирать и не умру, потому что жизнь… жизнь… Ах, как слов не хватает!
- Таня, ты счастлива?
- Да, да!
 
На Тихорецкую состав отправится.
Вагончик тронется – перрон останется.
Стена кирпичная, часы вокзальные…
Вагончик тронется, вагончик тронется,
Вагончик тронется – перрон останется!
 
И мелькают перроны, полустанки, фигуры людей… Что за жизнь остаётся там? Фонари улетели назад, в темноту… О, как хочу я заглянуть в их сердца – что они такое? Добры ли? Человечны?.. Хорошо, если так…
 
Я ехала домой,
Душа была полна
Неясным для самой
Каким-то новым счастьем.
Казалось мне, что все с таким участьем,
С такою ласкою
Глядели на меня…
 
- Будем, обязательно будем чай! Спасибо! Вы очень, очень, просто очень любезны!.. Правда, Таня, какая у нас милая проводница?
 
Вьётся дорога длинная,
Здравствуй, земля целинная!
Здравствуй, простор широкий!
Весну и молодость встречай свою!
 
- Как давно я никуда не ездил, нигде не был, и как здорово это – путешествовать! Даже и не объяснить – почему, а – здорово, скажи, Тань? Теперь будем ездить! Странствовать! Кто нам мешает? Никто нам не мешает!
 
И старость отступит, наверно,
Не властна она надо мной,
Когда паруса Крузенштерна
Шумят над моей головой!
 
Я так люблю море! Вернее – когда-то любил, а потом и забыл, что люблю. А теперь – снова увижу его… И корабли, и штормы, и гавани, и запах водорослей, и манящие глубины, и горы над морем, и чайки – всё встаёт в памяти, а завтра станет явью… Неужели – снова…? В старом, истоптанном, выгоревшем сердце?
 
…Чего не потеряешь,
Того, брат, не найдёшь…
 
Они ночевали в степи.
Когда неведомое в их крови подсказало им, что наступило утро, они проснулись, но увидели не утро, а песчаную взвесь, кружившую в воздухе, вокруг них. Может, это и было утро, как подсказала им кровь, но, возможно, она ошиблась, и утро давно прошло, и настал полдень, или же близился вечер – отгадать было нельзя. Медленный песчаный туман скрыл от них всё, но они не потерялись: очертания геликоптера просматривались рядом, а большего они не ждали.
Геликоптер стартовал мягко, свободно, и ушёл сквозь песчаное сеево ввысь. Наверху было чище, но земля скрылась. Они решили уйти туда, где, по преданиям, была иная земля, иной Материк. Курс взяли по наитию, помня, что им надо пролететь над Столицей, а после попытаться лететь на закат. Становилось холоднее. Песчинки, всё более редкие, били в стекло кабины.
В нескольких фиакрах от Столицы песчаные облака рассеялись, внизу показались буреломы поваленных лесов, гигантские овраги, бездонные расщелины, высохшие русла рек, и они пожалели, что им снова пришлось увидеть всё это. Но сама Столица была скрыта туманом – густым, тёмным, клубящимся.
- Надо взглянуть, - сказала Агни.
Геликоптер, легко повинуясь Ясаву, стал снижаться. Они увидели очертания улиц, различили развалины зданий… Всё было пусто. Приближались к тому месту, где была Квартира.
- Смотри, - шепнула Агни.
- Что это?
- Кажется, люди…
Во тьме, окутавшей Столицу, в развалинах Квартиры копошились неясные тени. Геликоптер сделал круг над ними. Да, там были люди, много людей сновало на пепелище, но кто они были и что они там делали, понять было невозможно.
- Может, сядем? – предложил Ясав.
- Осторожней выбирай место.
Они приземлились на площади, на которой когда-то возвышался Дом Справедливости, теперь обращённый в груду камня. За ней лежали остатки Квартиры. Ясав и Агни медленно пробрались через развалины, приблизились к святая святых…
Может быть, сотни, а может быть, тысячи копошились в густом тумане, смазывавшем все формы и линии в одно, неразличимое, расплывчатое. Было зябко и тихо. Ясав и Агни подошли вплотную – и только тогда увидели.
Люди, одетые в одинаковые серые хитоны, работали споро, неутолимо, даже как будто слаженно, и уж во всяком случае – уверенно. Не обмениваясь ни единым словом, без всякого шума, они носили камни, и казалось, что в этом муравейнике теней каждый точно знал своё место и задачу, легко подымая камни и перенося их без сутолоки и толкотни куда-то. Ясав и Агни решили, что люди разбирают развалины Квартиры, но приглядевшись, заметили, что ни одно место не очищено от завалов, а люди носили и носили куски кирпичей, мрамора, железа, и складывали их в кучи, и пока одна группа наваливала холм обломков, другая растаскивала его, создавала рядом свой, а третья разбирала его, и работе не было конца. Ясав и Агни подошли к этим людям вплотную, лишь туман мешал видеть их ясно.
- Эй, - тихо позвал Ясав ближнего мужчину, стоявшего спиной к нему с огромным куском кирпича в руке. Он не отозвался и ушёл.
- Эй, - попробовал Ясав ещё раз, обращаясь к другому. Но тот тоже не ответил, нагнулся за камнем, поднял его и пошёл. Тогда тронул его за рукав, почти перегородив путь. Мужчина поднял голову, и Ясав отшатнулся: на бескровном лице тускло блестели белки, мутные мёртвые белки, заполнявшие глазницы до краёв.
- Агни, Агни, - пробормотал Ясав, - Агни, кто это?
Мужчина понёс свой камень дальше, но вдруг остановился, повернул голову к ним и сказал, просто и чисто:
- Завтра воскресенье, мы поедем на море, отдыхать, топиться.
И ушёл в туман.
Агни до боли сжала руку Ясаву.
- Я его знаю… Это Сарат , брат моей подруги Янат. Он был убит, когда Йердна брал Квартиру штурмом…
- Уйдём скорее, Агни…
- Нет, нет…
Всё так же тихо, размеренно, монотонно двигались серые тени в клубах тумана, поднимающегося из глубокой расщелины, расколовшей некогда Квартиру.
- Агни! Это…
Из серой мглы навстречу им выплыло безглазое лицо Римовалса. Казалось – он смотрел на них.
- Скоро свадебку сыграем, надо платьице пошить! – и улыбнулся рядами крепких белых зубов. – То-то хороша в платьице покойница, то-то весела будет…
И ушёл со своим камнем, чуть задев остолбеневшего Ясава плечом. Они не заметили, как оказались в самой гуще тумана, посреди толпы хитонов, а лица выплывали, приближались, отдалялись…
Йердна был грустен, худ, печален.
- Почему так болит голова? Наверное, мне её отрезали? Как вы считаете, друзья, стоит ли теперь бриться?
Тявсик прошёл между отшатнувшимися Агни и Ясавом, уронил камень, поднял его короткими рыжими руками и буркнул почти недовольно.
- Лучшая клубника растёт на кладбищах. Её можно жарить с кровью. В ней много отличной крови.
И Анири появилась вдруг, очень неожиданно, и скороговоркой бросила в лицо Агни:
- Зачем ты меня изнасиловала? Я скоро рожу тройню, а они едят только человечьи глаза. Где я возьму столько глаз?
Серые хитоны развевались, туман становился плотнее, темнее, и придя из него, Авов пожаловался:
- У меня теперь каждый месяц кровотечения из носа, и моя дочка не хочет спать со мной, говорит, что я стал плохой мужчина и грудь ей пачкаю… А я так хочу от неё забеременеть, ведь тогда всё пройдёт, не так ли?
И все говорили тихо, чуть слышно, только для Ясава и Агни, ошеломлённых, убитых, пригвождённых к земле… Лиахим заговорщически и весело подмигнул пустыми белками, кивая на странную бездонную расщелину:
- Вам-то я всё скажу, чего от вас скрывать. Я только что оттуда. Говорят – надо подождать, а потом всё обратно вернётся, ещё станцуем… Ничего, подождём… только вот рука что-то болит…
И он пошёл дальше, неся в правой ладони камень, а левой помахал Ясаву и Агни: вместо кисти у Лиахима была крабья клешня.
И только тогда Агни смогла выдавить:
- Скорей, скорей, я чувствую… плохо…
Ясав очнулся, схватил женщину в охапку, прижал что было сил к груди и помчался, задевая хитоны, оступаясь на камнях, прочь, прочь… Он бежал, не видя ничего – только тот угол, за которым – геликоптер, спасение! И хорошо ещё мысль о том, что геликоптера может не оказаться на месте, не пришла ему в голову: если бы это случилось, он бы наверняка умер на месте от ужаса. Но всё было нормально – геликоптер ждал их на площади прямо у гигантской мраморной глыбы, на которой – Ясав только сейчас заметил это – было выбито начало: «Я, Лиахим первый…»
Ясав и Агни стремительно забрались в летательный аппарат. Ясав резко включил самую большую скорость, и геликоптер со свистом, накреняясь и дрожа, взмыл вверх. Лишь когда он был достаточно высоко, они смогли взглянуть на землю.
В клубах почти чёрного тумана, смертью выползавшего из бездонной расщелины, тысячи безглазых покойников в серых погребальных хитонах носили обломки, собирали их в кучи и растаскивали вновь…
 
ЯСАВ (сон-явь)
 
Демоны, демоны заповедных лесов моих, помогите мне, помогите мне в последний раз! Найду я корень с красным, тягучим соком, найду траву с синим соком, быстро сохнущим и чернеющим, найду орех, дающий жёлтый цвет, наберу острую гальку речную, отыщу на берегу пещеру, сухую, закрытую от ветров, дождей и зноя.
Жена моя умерла, и мой путь недолог. Вот смотрите, дети мои, смотрите, внуки и правнуки, на веки вечные запишу я повесть, печальную повесть о гибели неразумного мира. Проведу я линии, быстрые, резкие, заметные для взгляда. Потом раскрашу всё разными цветами, чтобы каждому, кто придёт сюда, глаза рассказали бы правду.
Вот смотрите, я рисую бизона, мощного, сильного, красивого, каким был мой мир давно, задолго до моего рождения. А рядом, смотрите, - такой же бизон, но раненый, подогнулись его колени. Кто ранил его? Вот, смотрите, люди, много людей стоит вокруг, они взывают с мольбой. Но не оживить бизона, раненого неразумной стрелой, не возвратить мощь, силу и красоту. А вот, смотрите, люди бегут, догоняют стадо оленей, а не знают ещё, что не догнать быстроногих, как не обмануть природу, что только верно служить ей может человек, тогда и она послужит ему.
А вот здесь, в стороне, нарисовал я диковинную птицу со сломанными крылами в знак того, что не спастись народу в иных мирах, если он не берёг свой. Я, последний из Родни, говорю вам это, дети мои, внуки и правнуки.
А здесь нарисую я людей вокруг костра, людей, взявшихся за руки. Будьте дружны, как они, ибо это есть первый закон жизни. Будьте дружны с демонами лесными и горными, с водными существами, с небесными птицами, но прежде всего будьте дружны с подобными себе, сами с собой, чтобы не сгнили леса, не пересохли реки, чтоб земля не разверзлась и не поглотила неразумных своих детей. Будьте дружны, и тогда вы сможете всё, ибо человек может всё, дети мои!
Вы, потомки мои, породнились с другими племенами, и кровь ваша смешалась с другой кровью. Разносите и дальше по капельке крови нашего древнего народа во все концы земли, ибо нет здесь для нас иных миров, нет Иных Миров для человека, где бы ни жил он…
А теперь идите, дети мои, внуки и правнуки, идите в свои племена, рассказывайте людям мою повесть, печальную повесть неразумного мира.
Выбирайте пещеры сухие, закрытые от ветров, дождей и зноя, находите красный корень, синюю траву и жёлтый орех и рассказывайте, рассказывайте всем на единственном языке, доступном и спокойному глазу, и мудрому сердцу…
А вы, демоны тишайших лесов моих, дайте мне силы в последний раз спуститься с зелёного холма к синим озёрам, дайте мне силы в