Эпоха Пятизонья (второй романа о Косте Сабурове)

ж надо так загримироваться! Может, действительно фильм снимают, подумал он. Уж очень ему было не по себе от мысли, что они вот так запросто попал в прошлое. Не Кремль, подумал он, а сплошной «Мосфильм».
Человек, который командовал, запустил в чан руку, вытащил рыбину, похожую на селедку, и впился в нее зубами. По бороде и усам потек пахучий рассол. Костя даже в шлеме учуял его запах. Пряностей переложили, сообразил он, но вкусно.
– А-а-а… хороша, – произнес человек. – Тащите. Да не разливай! Не разливай. Гопа, не задирай, не задирай!
Тот, который шел впереди, худой и высокий, с длинными руками, покорно согнулся в три погибели.
– Да нешто я не стараюсь?!
– Тяни, оглобля!
– Тяжко, грудь болит.
– Тяни, говорю!
Троица с кряхтением и руганью удалилась.
– Где мы? – спросил, оробев, Гнездилов.
– В прошлом… – ответил Костя и вдруг почувствовал, что Базлов занервничал. – Я уже здесь был, – пояснил Костя на всякий случай. Объяснение, однако, не удовлетворило Базлова. А почему – непонятно?
Где и когда они пересекли границу этого самого времени, Костя так и не сообразил. Дело даже было не в этом. Он не стал говорить, что знает, где выход, потому что это было не суть важно и не объясняло явления Зоны. А Базлов почему-то злился. Ну и ладно, ну и злись, подумал Костя и пошел туда, откуда струился дневной свет. И тут, как по заказу, разом «проснулись» «анцитаур» и «титан». «Анцитаур» звякнул словно колокольчиком, а «титан» врубил такую тревогу, что весь экран залило ярким красным светом. Такого «титана» Костя еще не видел и перепугался.
Базлов спросил шепотом:
– Чего встали? – он между делом лакомился селедкой и не знал, обо что вытереть руки.
Воняло так, словно сдохла вся рыба мира. А ему хоть бы хны, с завистью подумал Костя.
– Тихо… – сказал он и, стараясь, чтобы в дисках не громыхнул ни один патрон, на цыпочках стал подбираться к выходу, держа дробовик перед собой. Он быстро привык к нему и ощущал дробовик как бы продолжением самого себя. Палец лег на курок, и кто бы ни сунулся, ему бы сильно не поздоровилось.
Последние три метра Костя преодолел, не дыша, хотя в этом не было никакого смысла. Узкий, как нора, лаз вел наверх. Дверь была приоткрыта. Снаружи тянуло летним теплом, запахом травы и земли. Какие-то неясные тени мелькали там. Слышались голоса. Что-то знакомое было во всем этом. Костя никак не мог вспомнить, что именно. Поскользнувшись пару раз на засаленных ступенях, он подкрался и осторожно выглянул наружу. Все стало ясно: так «благоухало» от «богомолов» – смазкой и нагретыми симбонановолокнами ног. Остывая, они отдавали в окружающее пространство много тепла и при этом пахли горячим металлом. Запах не очень приятный – похожий на поджаренный лошадиный пот.
Отделение принимало пищу: «Чмок… чмок…» пальцы присасывались к рыбе и отрывали чешую. Костя разглядел Хамзя, у которого чуть ниже живота в доспехах красовалась глубокая вмятина. Из-за этой вмятины Хамзя передвигался, чуть согнувшись и подволакивая левую ногу. Моя работа, удовлетворенно сообразил Костя. Только тогда выходит, что это был не сон, а самая что ни на есть настоящая явь. Чудеса в решете. Он не успел поломать себе голову над этой тайной, как вдруг снова послышались шаги, ругань: «Руки из жопы растут... вам бы самовары раздувать…» Костя прыгнул вниз – прямо на любопытствующего Серегу Гнездилова. Патроны в дисках громыхнули: «Дум…» Однако в последний момент Костя сумел смягчить падение, оставив на стенах глубокие борозды от перчаток, но все равно Гнездилову досталось. К его чести, он даже не пискнул, а убрался назад в помещение. Костя – следом весьма поспешно. Дверь открылась, и пустая бадья соскользнула по лестнице. Видно, мужикам было лень стаскивать ее в погреб. Бадья замерла в куче рогож.
– Ну все, мужики, – объяснил Костя, когда они отбежали подальше, в соседнее помещение. – Мы в прошлом. Наверху отряд «богомолов». Это очень серьезно, потому что они хорошо вооружены. Есть два варианта: вернуться назад или подняться на поверхность после того, как отряд уйдет.
Только теперь он обратил внимание на деревянные бочонки, ведра и корыта, в которых солилась рыба. А еще здесь были кузова из лыка, корзины, усыпанные рыбьей чешуей, и, конечно, гнилые сети. Все это наполняло подземелье немилосердной вонью.
– Я за то, чтобы вернуться, – сказал Базлов и болезненно поморщился, вспомнив, должно быть, как его тащил Костя.
– А ты, Серега? – спроси Костя.
– Мне интересно… Я еще ни разу не был в прошлом… – прошептал Гнездилов, массируя плечо, и моргнул белесыми ресницами. В темноте подвала, хотя и разбавленной светом фонариков, он выглядел, как старик, не хватало только бороды. А еще он явно замерз в своей синей майке и тихонько, дрожал, но терпел.
Что-то в нем такое есть, подумал Костя, что мне нравится. Ох, уж эти «фракталы», не подловишь их ни на чем. И не агрессивный вовсе, а то бы «анцитаур» предупредил, да я бы и сам почувствовал.
– Ну что, майор, – сказал он, – мы остаемся, а ты как знаешь. Можешь здесь посидеть, пока мы с Серегой не вернемся.
– С какой стати? – зло ответил Базлов. – Хочешь меня «протеиновым матриксам» сплавить?
Несомненно, что мнение Гнездилов он ни во что не ставил. Пацан есть пацан. Что он понимает? – читалось на лице майора. Но раз ты, сталкер, берешь на себя ответственность, то так тому и быть. Спорить не буду.
– Майор, – удивился Костя, – ты же сам все решил?
– Да, решил, но я думал, мы выйдем назад вместе. Мне одному не выбраться.
– Извини, по-другому не получится.
– Чего в прошлом-то делать?! – неожиданно вскричал майор. – Зачем мы вообще туда премся?
Костя даже удивился – почему он так занервничал? Боится, что ли, не вернуться?
– Где-то здесь находится вход к тем, кто закрыл Кремлевскую Зону, – пояснил он.
– А ты не путаешь? – поморщился Базлов.
– Был я здесь, – Костя только не сказал, что во сне, а то бы все его аргументы рассыпались прахом.
А еще ему было почему-то стыдно перед Гнездиловым, которого, он это чувствовал, надо было защищать и оберегать.
– Ладно, – согласился майор, – я с вами, но, чур, советуйся, если что. Я все-таки старше тебя и опытней.
Это значило, что Костя в глазах майора не сделал ни одной крупной ошибки.
– Хорошо, – согласился Костя, – об чем разговор. Но я типа того, тебя не понял.
– А чего понимать? Если бы ты предупредил, мы бы сюда не лезли.
– В смысле? – насторожился Костя.
Ему показалось, что Базлов что-то знает, но молчит. Может, Гнездилова опасается? – подумал он и невольно оглянулся. Серега с безразличным видом рассматривал примитивную утварь семнадцатого века с таким видом, будто ему все равно, о чем взрослые разговаривают. Главное, что решили – идем в прошлое и баста! А все остальное меня не интересует.
– Да так… – неопределенно пожал плечами Базлов, – не люблю я все это… прошлое, в смысле… покойники там одни, должно быть?
– Нет там покойников, – насмешливо ответил Костя.
– Тогда просто страшно!
– А-а-а… – Костя сделал вил, что поверил, – понятно, – хотя он ничего не понял из мудреных речей майора, главное, что майор согласился идти в прошлое.


Глава 10
Третья тайна Кремлевской Зоны

– Ве-е-ра… а Ве-е-ра… – позвал Костя так, как обычно заигрывал с девушками из отдела.
В доме пахло пирогами, на улице кричали гуси, а из печной трубы в тереме напротив вяло струился дым.
Им страшно повезло. Они беспрепятственно прошли от Беклемишевской башни через конюшенный двор – в Царев-Борис дворец и даже столкнулись с дворовой девкой Веркой, и Костя на правах старого знакомого заговорил с ней. Верка простодушно привела их на светлую половину дома, выходившую окнами и на Дворцовую улицу, и во двор. А потом выяснилось, что она дочь старшего конюха Ивана Лопухина.
– Что, дяденька? – спросила Верка и покраснела так явственно, что на щеках проявился румянец.
– Какой я тебе дяденька? – возмутился Костя. – Меня Костей зовут, – он хотел еще добавить, что они почти ровесники, но промолчал, успеется.
Верка бросила теребить подол и, украдкой взглянув на Костю, тут же отвернулась:
– А странный вы какой-то… я таких ратников раньше не видала…
Горница была большой, чистой, а главное – с высоким потолком. Пахло щами и кислым тестом. Рядом с окном висела связка мяты.
– Почему ты решила, что я ратник?
– Да вон у вас пищаль за плечами. Странная какая-то… у нас другие… длинные, со штыком… а вот здесь такая штука, полочкой называется и замком.
– Полочкой, – рассмеялся Костя.
– Полочкой, – подтвердила Верка, – мне тятя говорил.
– А что он еще тебе говорил?
– А говорил еще то, – смешливо повела она глазами, – что из нее быка запросто можно свалить. Можно?
– Можно, – согласился Костя и едва не ляпнул типа: «А что ты делаешь вечером?», да вспомнил, где и при каких обстоятельствах они находятся.
Гнездилов с таким азартом подслушивал их, так ему хотелось поучаствовать в разговоре, что у него даже уши шевелились, хотя Костя, выделив ему сектор наблюдения, строго-настрого велел не отвлекаться. Со стороны Арсенала в любой момент могли появиться «богомолы» с подводами.
– А ты кто будешь?
– Мы Милославские… – кокетливо ответила Верка и зыркнула кокетливо, ну совсем как первая московская красавица.
Сердце у Кости, как всегда в такие моменты, сладко дернулось. Любил он, когда на него так смотрели, и никак не мог к этому привыкнуть. Не избалован он был женщинами, особенно такими красивыми и синеокими.
– А боярин где? – понимающе улыбнулся он.
Верка ему понравилась, когда он еще «был» «богомолом». Было в ней что-то непосредственное, природное, то, чего они все давным-давно потеряли в большом городе. Я бы сказал, «натуральное», подумал Костя.
– Илья Дмитриевич? – спросила она кокетливо.
Даже в лаптях она выглядела грациознее, чем какая-нибудь московская штучка на шпильках.
– Ну да, – не уступил ей Костя.
– Так они уехали намедни. А куда не знаю, сказывали, к себе в загородное… – она замолчала на полуслове и прислушалась.
– Вижу «механоида»… – постным голосом сообщил майор Базлов. Должно быть, он тоже завидовал их болтовне, но до подслушивания не опускался.
Усилитель звука «нетопырь» подсказал Косте, что «механоид» направляется по дороге в сторону сеновала на скотном дворе, поэтому Костя не отреагировал. Базлов вопросительно посмотрел на него. Он стоял в самом дальнем конце горницы и со скучным видом пялился в окно, выходившее во двор Потешного дворца. Таким образом, они контролировали все входы и выходы.
Гнездилов и тот делает свое дело охотнее, с неприязнью подумал Костя. Последнее время майор его почему-то раздражал, и Костя всячески давил в себе это чувство. Может быть, виной всему было то, что майор не привык подчиняться зеленым юнцам. А Костя Сабуров в его глазах именно таким и был. Разве я виноват, что молодой? – подумал Костя и спросил:
– А кто это у вас?
– Да лошаки… – оживленно зашептала Верка. – Я уже к ним привыкла. Чудные они какие-то, хотя и страшные.
– А почему шепотом?
– У них ухи, как у кроликов – все слышат!
– Иди ты?! – не поверил Костя.
В моей бытности «механоидом» я эту особенность в себе не заметил, удивился он. Уши как уши, и вовсе не кроличьи, а крохотные, как у мышки.
– Вот те крест! – еще яростнее зашептала