ибо зажились мы здесь. Но дабы мы не посмели ослушаться богов, усомнившись в их могуществе, Великие разрушили Город наш и отправили в Страну без возврата многих из нас, по-видимому, наиболее строптивых и грешных. Вот, братья, такова истинная причина несчастья, - закончил эн. И родичи сразу почувствовали, что перед ними прежний владыка, избранник божий, любимый слуга Энки, устами которого Знающий будущее вещает своему народу.
- Поведай нам, о достойнейший из ныне живущих потомков
благого Зиусудры, что же теперь делать народу нашему, дабы не гневить богов? - спросил эна сидевший перед ним старец.
- Разве, братья, теперь мы рискнем противиться воле божьей?
Придется готовиться к отплытию и оставить этот благодатный
край, где племя наше так долго жило счастливо, в достатке и довольстве.
Когда родичи разошлись, даже не помышляя оспаривать право
Уренки оставаться старейшиной рода, братья соорудили шалаши
для женщин и отца с дядей, а сами проспали ночь под открытым
небом.
Наутро эн, через сыновей, приказал жрецам храма Энки срочно
созвать у алтаря совет старейшин племени. Необъяснимые, даже
забавные, наглость и бесстыдство, выказанные низвергнутым
народом владыкой, вдруг потребовавшим от них беспрекословного
послушания, как в прежние времена, привели старейшин родов и
глав общин в изумление, которое еще более усилилось, когда они
заметили, что жрецы бога Энки - члены самого сильного и влиятельного в племени рода, рода Зиусудры, проявляют былое почтение к своему старейшине, покинутому богами за грехи его. Однако, каждый понимал, что совет старейшин собирается своевременно, ибо необходимо обсудить, как быть и как жить дальше, и кто бы его ни собирал, творит благое дело; но созывать их на совет более пристало энси Аннипаду.
В белом плаще и белой шумерке, эн, опиравшийся на свой посох,
был бодр и свеж. Око Энки украшало грудь его, и весь вид эна
напоминал о прежнем могуществе. Особенно поразило патриархов
то, что от вчерашних побоев не осталось и следа. И узрели они в
этом руку божью, вновь осенившую своей благодатью опального
эна, возврат милостей Всевышнего.
- Достопочтенные старейшины, - с доброй и печальной улыбкой
начал эн. - Мне понятны ваше недоумение и ваш протест по поводу
моего намерения оставаться в сложившихся обстоятельствах эном
племени. И тем не менее, я прошу вас, братья, дать мне сегодня
возможность высказаться и внимательно выслушать меня, не
перебивая ни вопросами, ни возражениями. - Подробно и ясно он
изложил старейшинам содержание давнего пророчества и суть его
толкования, особо подчеркнув, что нет греха на шумерах, а
следовательно, и не было кары божьей. - И предстоит нам, братья,
- в заключение сказал эн, - искать новые земли на неведомых
морских путях, ибо таково решение совета богов.
Долго молчали старейшины, натужно, с недоверием осмысливая слова эна, меняющие его роль в катастрофе и предвещавшие резкий
поворот в судьбе племени. Подняв правую руку, попросил слова
старейшина земледельцев и извиняющимся тоном выразил общее
мнение:
- Быть может, ты, о владыка, и истинно толкуешь откровение
божие, но если боги действительно хотят, чтобы мы покинули
Дильмун, будем просить Великих послать нам новые знамения,
подтверждающие их волю, ибо нет греха в этом.
- Ну что же, братья, да будет так? – обратился к старейшинам эн, предвидевший такой исход, и совет единогласно подтвердил это решение. Эн тотчас же совершил возлияние на алтарь водой, все стали на колени и вознесли Знающему будущее молитву о ниспослании понятных, не оставляющих никаких сомнений, знаков божьей воли. Затем эн предложил старейшинам выделить людей из каждой родовой
общины, дабы сегодня к вечеру, собрав трупы на равнине,
захоронить и оплакать их, а завтра утром всем племенем возвратиться туда, где прежде стоял Город. Это было разумно и
своевременно, ибо в любом случае следовало поднимать свой
Город из руин. Старейшины родов без видимого раздражения, не
слишком и в душе оспаривая претензии эна на главенство, ибо все
во власти Владыки судеб, с достоинством откланялись и
удалились к своим родичам, дабы рассказать им то, что узнали и
решили на совете.
Шумеры с опаской спустились на равнину, где всю ночь
пировали опьяненные обилием добычи кровожадные демоны
Страны без возврата. Прежде чем поднять труп, люди с молитвой
опрыскивали его водой, освященной на алтаре, отгоняя злого духа.
Каждый род погребал тела своих погибших отдельно, но все ямы
для братских могил, как мужчин, так и женщин, выкопанные на
краю возделываемых земель, располагались неподалеку одна от
другой. Трупы уложили на правый бок, головой на запад, руки
покойных подняли к лицу и, за неимением глиняных чаш, вложили
в них чашечки, свернутые из листьев.
Всем женщинам, на их смертельно бледные щеки и веки,
нанесли зеленый грим травой или листьями, но красные платья
нашлись лишь для немногих. Останки усыпали красными
черепками, которые удалось собрать, разбив взятую с собой и
случайно сохранившуюся глиняную посуду. Люди поставили в ямы
дары покойным, кто какие мог, и забросали их землей. С пением
погребального гимна жрецы заклали жертвенных животных и
совершили возлияние на могилы кровью овец, водой и парным
молоком, ибо ни погребального пива, ни погребальной травы не
было. После того как на могилы навалили груду камней, чтобы их
не потревожили голодные звери, повсюду раздались погребальное
пение и стенания оплакивающих погибших, ибо не было человека,
кто бы ни потерял родственника. Жены, дочери и сестры разорвали
на себе одежду, до крови расцарапали лица и грудь и посыпали
пылью распущенные волосы.
Стенания становились все громче и громче и продолжались до
заката, ибо люди устали и истомились от проявления глубокого
горя. Перед сном все племя омылось в ручье, и жрецы в сумерках
окропили и очистили народ от скверны смерти.
На следующий день, узнав гаданием, что гневное сердце Энлиля
уже успокоилось и его разъяренная печень усмирилась, семьи
жрецов из рода Зиусудры первыми двинулись обратно к развалинам
Города. Им, пребывающим под защитой и покровительством
самого Владыки жизни, личного бога рода, и полагалось раньше
всех ступить на эту опасную, сокрушенную и погубленную богами
землю, дабы принять на себя скверну божьего недовольства,
витающего над руинами.
Стоял обычный, безоблачный день. Солнце светило ласково и
ободряюще, утешая и вселяя надежду. Издали, с высоты
каменистой гряды, море, вклинившееся в незнакомое, странное,
красно-серое пятно, казалось спокойным и незлобивым. Эн, идущий
первым, со страхом осмотрелся: там, где всегда катила свои
быстрые, прозрачные и обильные воды река, журча, бежала мутная,
скромная, неширокая речушка. Оросительные каналы были
разрушены, от земляных валиков, разделяющих наделы, не
осталось и следа, и водоводы едва угадывались. Когда эн осознал,
что грязное пятно - это и есть то, что осталось от их прекрасного
Города, у него защемило сердце и прервалось дыхание. Творя
молитву, дабы успокоиться, эн подумал: - Вот он, первый знак божий:
мало воды, мало хлеба, а значит - наступил голод, если всему
племени остаться на Дильмуне.
Неузнаваемо изменились и очертания побережья. Часть
острова опустилась под воду и пропала лагуна. Море плескалось
прямо в Городе. Местность, где стоял Город, была сплошь завалена
ровным слоем обломков кирпича и засыпана песком. Невозможно
было различить ни улиц, ни переулков, и люди с трудом угадывали
места, где прежде стояли их дома. Корабли, выброшенные волной
на берег, разметало по Городу. Всюду валялись их поломанные
снасти. И лишь разбитая ладья "Горный козел Абзу" без мачты,
рубок и оснастки, стояла на невысоком, сглаженном водой холме
- руинах святилища храма Энки - как памятник мощи водной
стихии и напоминание о том, что Всевышний благословляет
скорейшее отплытие.
Еще не наступили сумерки, когда последний род вступил в Город.
Огромная волна, пронесшаяся над развалинами, вырвала с корнем или сломала фруктовые деревья садов приусадебных участков. И
люди, ориентируясь по немногим оставшимся пням с неровными,
рваными краями, определяли, где стоял дом, где были сараи и
хранилища. Наскоро расчистив площадки для ночлега, соседи,
подбадривая друг друга и делясь теплыми вещами, отошли ко сну,
но те, кому не спалось, а таких было большинство, еще долго, лёжа,
переговаривались в темноте, кое-где были слышны всхлипывания. Общинникам, чьи жилища ушли под воду, пришлось поселиться на участках погибших, и выбор был обширный.
Аннипад с женой и сыном вернулись к останкам дома энов и ни
отец, ни дядя не протестовали ни словом, ни взглядом, ибо за эти
короткие дни, до краев наполненные трагизмом, многое изменилось
в их душах.
Наутро все племя стихийно собралось у развалин храма Энки,
дабы просить своего главного бога о поддержке и помощи. Люди
с громкими рыданиями теснились на разбитых, выщербленных,
усыпанных обломками, серых плитах, которыми некогда был
вымощен храмовый двор, пытаясь отыскать остатки алтаря или
хотя бы куски каменного трона бога. Священный бассейн был
засыпан до краев, и ничто не говорило о том, что прежде здесь
бурлила сладкая, целебная вода, дарованная городу самим Энки.
Жрецы храма и народ с плачем сложили из обломков кирпичей
на прежнем месте некое подобие алтаря - краеугольный камень
своего бытия, а эн освятил его речной водой. Люди принялись
расчищать двор вокруг алтаря, относя мусор и куски развалин за
прежнюю храмовую стену. Один из жрецов взял у Аннипада его
большую морскую раковину, приложил ко рту, и полились
печальные похоронные звуки, усиливая всеобщую скорбь. Народ
пал на колени, и жрецы запели погребальный гимн Городу. Шумеры
в один голос вознесли горячую, слезную мольбу Всевышнему, дабы
услышал он их, внял их молению и снова даровал процветание
своему покорному племени.
Богослужение завершилось и к алтарю вышли старейшины
совета, ибо предстояло обсудить первоочередные дела и заботы.
Когда эн выступил вперед, чтобы обрисовать сложившееся
положение и предложить племени план действий, внушенный ему богом, из сгрудившейся толпы раздались негодующие крики
возмущения, дружно подхваченные большинством соплеменников.
- Не хотим, не хотим! Да не будет нашим владыкой человек,
оскверненный побоями женщин! - и эн, ожидавший нечто подобное,
с невеселой улыбкой отступил назад. Старейшины, образовав
тесный кружок, быстро переговорили между собой и выяснили
мнение каждого из членов совета. Дабы сообщить народному
собранию суждение совета старейшин, вперед вышел патриарх
земледельцев. Сославшись на знамение, он поведал племени, что
эн Уренки безвинен, что Господин истинных слов расположен к
нему, как и прежде; поэтому совет старейшин, умнейшие и
почтеннейшие люди племени, просят народ оставить Уренки эном
шумеров.
- Аннипад - спаситель племени, - громыхнула в ответ толпа. -
И да будет он владыкой! Он - избранник божий, просветленный
Всевышним на благо шумеров. Да будет Аннипад нашим эном!
- Для рода это самый лучший исход, - подумал Уренки, - и
утешил себя, - ну, побыл бы я еще несколько лет владыкой, а там
- кто
