жердями хижин, дабы
можно было, подгоняя к нему ладьи, погрузить на них скот.
Шумеры трудились всю ночь, и к утру погрузка была закончена.
Энентур, не зная, что делать с ненужными ему больше плачущими
мальчишками, - то ли отпустить их на волю, то ли убить, - подвел
их к энси.
- Отпусти, брат мой, пойманных птенцов в свое гнездо. Пусть
пленные вернутся к материнскому лону. Но, дабы отпущенные
потом не вредили, пусть они сядут перед тобой, хлеба твоего
поедят и воды твоей чистой выпьют. - И он велел показать
мальчишкам пленников, за которых их родичи должны будут
собрать выкуп.
Перед отплытием шумеры установили поминальный камень на
братской могиле павших воинов, помолились, держа копья остриями
вниз, и энси совершил возлияние на камень чистой, ключевой водой.
Когда засверкали первые лучи золотой диадемы Ута, шумеры
вознесли ему в молитве просьбу о благополучном плавании и
покинули наказанный остров.
Через два дня перегруженные корабли вошли в порт Города, и
энси затрубил в раковину, возвещая победу воинства Энки. Заранее
оповещенные кострами портовых стражей, горожане высыпали на
причал и криками радости встретили благополучно вернувшихся
родных и близких. Воины разгрузили корабли и, во главе с энси,
семью отрядами, в полном вооружении направились к реке, дабы
очистить себя и оружие от скверны пролитой крови. Дружно зайдя
в воду, шумеры пять раз окунулись с головой, вышли на берег
и направились в храм Энки, дабы оставить воинское снаряжение и
разойтись по домам. В храме эн, отслужив благодарственный
молебен Владыке судеб, принес в жертву богу семь овец и их
кровью помазал грудь, правую руку и голову каждого воина,
окончательно очистив их.
Пятеро суток в Городе у всех ворот жгли костры и били в
большие барабаны, отпугивая души убиенных, дабы они не
преследовали воинов и не нарушали их сон. Жрецы храма Энки, снимая скверну, привнесенную нечистыми мелха, окропили скот и
трофеи святой водой храмового источника и окурили их ладаном.
На следующий день, к середине утренней стражи, весь Город
собрался в храме Энки, где народ вознес к небесам молитву,
славящую бога-победителя. Энси-полководец и Энентур-солдат,
проявивший наибольший героизм и отвагу в битве, бросили Энки
под ноги кумира поверженного им бога. Затем храмовые воины
вывели четырех обнаженных юношей-мелха, локти которых были
стянуты веревками, и семь раз обвели их, нечистых, вокруг
презрительно смотревшего на них непобедимого Владыки.
Эн окропил их и, когда под грохот военных барабанов юношей,
одного за другим, бросили на алтарь, принеся их в жертву богу-
воителю, перерезал каждому горло, совершив возлияние вражеской
кровью. Трупы юношей-мелха и их деревянного кумира положили
в пылающий костер, а шумеры, пируя на радостях, ели прекрасную
траву - траву героев, которую народ вкушал в дни побед и
благоденствия.
Со счастливой улыбкой умиления, распираемый отцовской
гордостью, взирал эн на своих сынов-богатырей - первых среди
мужей племени, и, окропляя их - лучших воинов Энки, думал о
будущем детей своих.
- Энентур - первородный сын и по обычаю должен бы сменить
меня, но по воле Энки судьба вернула мне его слишком поздно,
чтобы он, как высший жрец, сумел пройти все ступени посвящения:
и времени не хватит, и нет у него привычки к учению, да и род не
согласится, чтобы эном стал бывший раб. Тем не менее,
совершенно необходимо, чтобы он освоил таинства первых двух
ступеней, ибо число дней его укоротится, если он случайно, не
посвященный, будет присутствовать во время отправления
обрядов; да и родичи будут его сторониться, как чужака, поскольку
посвященный открывается только посвященному.
Он может быть прекрасным военным вождем, и если придать
ему в помощь сведущего строителя, то Энентура вполне можно
сделать энси, когда Аннипад станет главным жрецом храма
Энлиля. А вот меньшенького теперь же нужно отдать на выучку
Тизхуру, ибо и он немолод, и вскоре ему станет в тягость служение владычице плодородия. В будущем, когда повелит Всевышний, я,
как и отец мой, при жизни передам власть Аннипаду, и тогда Тизхур
заменит его пред ликом Огненноокого.
Когда пораженный эн, не веря глазам своим, несколько раз
перечитал дарственную табличку на мать Энентура, найденную
начальником канцелярии в храмовом архиве, перед ним ярко,
красочно и живо встало прошлое, - его бурная, безудержная первая
и единственная любовь, его скупые, тяжелые, жаркие слезы при
расставании, его долгая неприязнь к отцу. Насколько бы счастливее
сложилась его личная жизнь, будь отец не таким осторожным!
Кто знает, может быть, отец и не знал, чьим даром была крошка-
девочка, выросшая в столь необычайную красавицу, а выяснять
не считал нужным, ибо у главного жреца храма Энки, правителя
Города, всегда много дел и мало свободного времени, - тут же
оправдал отца эн. И он еще раз поднес к глазам табличку, которая
говорила о том, что в год обиды Ута, когда лик праведного судьи
затмился, девочка принесена в дар богу врачевания Ассалухи, сыну
Энки, в благодарность за исцеление неизлечимого недуга
патриарха, главы дома ее отца, одного из отпрысков рода Зиусудры.
Эн повелел, чтобы на следующий день разыскали и доставили ему
в храм рабыню, мать Энентура, и пусть она ожидает его одна у
алтаря Владыки.
В назначенное время эн вышел из канцелярии, незаметно
приблизился к алтарю и, скрытый лестницей, с нежностью долго
смотрел, как его раба истово молилась Энки. Черноволосая,
крепкая, статная, все еще красивая немолодая женщина, одетая
аккуратно, но как раба - без всяких украшений, стояла на коленях
перед богом, сложив на высокой груди руки, и шептала молитву.
Эн тихонько кашлянул, и она, заметив владыку, поспешно закончила
моление, заторопилась к нему, пала на колени и поцеловала его
сандалию со словами благодарности за благодеяние, оказанное
ее сыну.
Взяв ее двумя руками за плечи, эн осторожно поднял рабыню,
но рук не убрал, ибо горячая упругость ее тела вдруг заставила
эна разом забыть все прожитые годы, и увядающая плоть его
затрепетала. Они встретились впервые со дня расставания. Раба не опустила глаз под тяжелым взглядом владыки, с жадностью
всматриваясь в его далеко уже не юное, изборожденное
морщинами тревог и глубоких раздумий, дорогое лицо. Неглубокие
лучики расходились от уголков ее больших и ясных глаз, не
утративших былого блеска, и как когда-то, давным-давно, вновь
вобравших его в себя целиком. Волнение покрыло румянцем щеки
рабыни и омолодило ее.
- Скажи, Сигби, - спросил эн срывающимся голосом, - Энентур
- мой сын? Он очень похож на тебя.
- Да, о Уренки, мой повелитель, - ответила она как в далекой
юности.
- Почему же ты, Сигби, раньше мне об этом ничего не сказала?
- Разве бы я посмела, когда был жив твой отец, о Уренки? Тебе
ведомо, как я его боялась; а потом я решила, что для всех будет
лучше, если эту тайну буду хранить лишь я одна. Скажи, о мой
повелитель, а как ты сам догадался об этом?
- Как догадался? Наверное, Владыка судеб надоумил. Раньше-
то я ни разу не видел Энентура. Он похож на Аннипада и, кроме
того, Тизхур заметил, что у него уши мужчин нашего дома. - Эн
постепенно увлек ее со двора храма в свой сад, ибо владыка не
любил любопытных. - А знаешь ли ты, Сигби, из какого ты рода?
- Нет, о, Уренки. По-видимому, отцом моим был какой-нибудь
ремесленник или бедный земледелец.
- Нет, Сигби, нет! Найден дарственный документ на тебя, и в
нем говорится, что мы с тобой из одного рода. Я отдам тебе эту
табличку, и ты станешь свободной, ибо, возвратив мне сына,
Всевышний, личный бог нашего рода, создавший в твоем чреве
Энентура; обязывает меня вернуть свободу и его матери.
Слезы набежали на глаза женщины, и она вздохнула с глубокой
застарелой болью:
- Как жаль, о Уренки, как жаль, что эту табличку нашли слишком
поздно.
Эн пригласил ее сесть на скамью под дубом и распорядился
подать столик с фруктами и сластями. - Я слыхал, что твой муж,
пастух, недавно умер? Говорят, что у него оказались сломанными
ребра.
- Да, мы уже похоронили его. Он был добрым человеком, любил
меня и никогда не бил, а я ему была за это благодарна. У меня от
него две дочери, а сына, как тебе ведомо, убили мелха. - Она
взглянула на дом, где много лет назад была домашней прислугой,
и где они были, пусть украдкой, тайком, но беспредельно
счастливы.
- У тебя от Нинтур хорошие дети, Уренки, я их видела. В
молодости твоя жена была очень красива, - добавила Сигби, - и я, будучи матерью уже двоих детей, ревновала тебя к ней.
- У тебя дочери замужем? - эн в волнении проглотил слюну,
его рука непроизвольно потянулась обнять Сигби, ибо он все еще
любил ее. Дабы успокоиться, эн поднялся и стал ходить вдоль
скамьи, на которой сидела рабыня.
- Пока нет, но их время пришло.
- Я освобожу их от рабства и дам приданое. Вы должны из
пригорода переехать в другой дом, в Городе, и я позабочусь об
этом, А Энентура я усыновлю.
И вот, в день совместной трапезы рода, эн, ничего не объясняя,
неожиданно предложил собранию родичей спуститься из покоев
личного бога к его алтарю. В присутствии всех мужчин рода
Зиусудры жрец-прорицатель четырежды вопрошал оракул Энки,
каждый раз подвергая закланию овцу, о том, является ли Энентур
семенем рода Зиусудры и создан ли он владыкой Энки; и
четырежды оракул давал утвердительный ответ. Родичи, усмотрев
в деянии эна пользу роду, усиление его влияния и мощи, высказали
одобрение благословленному Всевышним принятию в члены их
рода бывшего раба, а ныне - народного героя, славного воина,
могучего мужа, чья доблесть не померкнет в потомстве.
Эн повелел привести мать Энентура и, объявив, что по велению
Владыки судеб, отныне она свободна, громко зачитал дарственную
табличку, дабы Энентур обрел свои корни. И сразу же двое
уважаемых, имеющих голос в совете общины, родича, родные
братья Сигби, подошли к ней и расцеловались с сестрой, которую
и не чаяли когда-нибудь встретить. Удивление рода достигло
апогея, когда Владыка приказал привести Энентура и, приподняв к
небу ничего не понимающего воина, перед Утом признал его своим
сыном.
Затем счастливый эн, радостно улыбающийся Тизхур,
озадаченный Аннипад и безучастно покорный воле отца младший
отпрыск владыки поцеловались с пораженным Энентуром, в изумлении
посматривающим на мать, которую ласково держали за руки двое
незнакомых, почтенного вида жрецов. Когда Аннипад целовался с
Энентуром, родичи, сразу же заметив их явное фамильное сходство,
догадались о том, что они - кровные братья. И собрание рода,
начавшееся совместной молитвой и трапезой с личным богом,
закончилось веселым пиршеством с многочисленными здравицами
в честь старейшины рода, которому Владыка возвратил сына.
Аннипад, не имеющий возможности сравнить свою внешность с
обличьем Энентура, был не в силах понять, зачем это деяние
понадобилось отцу, и в разгар пира подсел к дяде, дабы тот все
ему объяснил. Узнав, что Энентур, которого энси искренне уважал
за силу и отвагу, истинный первородный сын владыки, он вначале
огорчился, ибо отходил на второй план, но тут же обрадовано
подумал, что теперь-то он сможет развестись с Нинмизи и забрать
у нее своего сына, ибо он и его дети - боковая ветвь древа энов,
