знамение?
- Сядь, пожалуйста, рядом со мной, Тизхур, брат мой
единственный, отдышись и приготовься выслушать странную,
фантастическую историю, быть может, со счастливым концом, -
попросил его эн с необычайной теплотой в голосе. Нарастающее
чувство изумления, с которым внимал Тизхур радостным словам
брата, сменилось к концу рассказа изрядной озабоченностью.
- Я его плохо рассмотрел на площади. Мне бы хотелось
разглядеть его получше, прежде чем принести тебе мои
поздравления и возликовать вместе с тобой, - осторожно сказал
Тизхур. - Как его звать?
- В обиходе - Энентур, а тайного имени я не спрашивал, ибо мы
были не одни.
- Мне думается, о мой первородный брат, что нам обязательно
следует в присутствии старейшин рода испросить у Отца нашего,
всеведущего Энки, подтверждение: твое ли он семя. И если оракул
скажет "да", то и род его признает, а признает род - признает и
племя. И тогда ты сможешь засвидетельствовать перед Утом в
присутствии матери Энентура, которую нужно предварительно
освободить от рабства и очистить, свои отцовские права на него.
Но прежде, о брат мой, нужно посмотреть, что он за человек, каков
в битве; не испортила ли его натуру нечистота рабства, ибо род
наш не потерпит недостойного. Соблаговоли послать за ним, о
владыка, мы его расспросим еще раз о мелха. И пусть принесут
сюда побольше светильников.
- Истинно речешь, о Тизхур, - растроганный эн благодарно
пожал руку брата, лежавшую на колене, - здесь не нужна спешка, к тому же, нужно поручить Буенену срочно отыскать в архиве
табличку дарения, дабы узнать род матери Энентура и за какие
благодеяния божьи она принесена в дар храму по обету.
Вскоре привели омытого и переодетого Энентура. Осторожно
опуская перевязанную голову, пастух низко поклонился владыке и
почтительно застыл в ожидании расспросов. Тизхур поднялся со
скамьи и принялся прохаживаться, откровенно приглядываясь к
новому племяннику.
- О доблестный воин, - с мягкой улыбкой обратился он к пастуху,
- окажи милость, соизволь повторить для меня рассказ о
преступлениях этих разбойников мелха, ибо мне, главному слуге
великой Инанны, владычицы плодородия, необходимо знать
подробности их тяжкого прегрешения.
- Да будет ведомо тебе, о любимейший из слуг прекрасной
богини, - Энентур поклонился жрецу, - что я - пастух. Я много
воевал и с мелха, и с хаммури, но честь называться доблестным
воином мне еще предстоит заслужить, а рассказывать о
злодеяниях этих врагов племени нашего - мой долг перед
Всевышним, о пресветлый господин. - Мужественное, открытое
лицо пастуха было серьезным и спокойным; глубокий розовый
шрам, пересекавший его левую щеку, невольно вызывал уважение.
Слушая пастуха, жрец неоднократно заглядывал в его глаза,
присматривался к каждому его жесту и мимике.
- Скажи, о сын счастливого отца, - Тизхур бросил быстрый
взгляд на бесстрастно сидевшего эна, - когда ты настолько
оправишься от ран и окрепнешь, что сможешь нести службу воина?
- Я достаточно здоров и силен, мой господин, чтобы поймать
предателя-мелха, - суровые глаза пастуха свирепо засверкали, - и
собственноручно принести его в жертву Энки. Кроме меня, его никто не знает. Я надеюсь, что энси не откажется взять меня в отряд.
Отпустив Энентура, жрец еще немного походил в раздумье,
сложив руки на груди и посматривая на заметно напрягшегося, но хранящего молчание эна, затем присел на край скамьи и решительно сказал:
- Первое впечатление весьма благоприятно: он скромен и
прямодушен, но не глуп и не робок, говорит гладко и складно, чего рабам душой не дано. По виду он может быть твоим сыном и
достойным братом Аннипаду. И ты заметил, Уренки, - в волнении
Тизхур схватил брата за руку, - у него уши нашего отца, такие же,
как у всех нас, а это - уже не случайность!
Выслушав столь важное для него мнение, владыка облегченно
улыбнулся и напряжение спало с него, ибо ему было бы тяжело и
больно обмануться в своих ожиданиях и потерять сына, которого
он уже любил.
- И все-таки, брат, - промолвил эн, направляясь в дом, - спросим
у Владыки судеб.
Аннипад вернулся в храм из поиска в конце рассветной стражи.
Предположение старого пастуха о том, что своих соплеменников-
мелха, живущих на одном из островков вблизи Дильмуна, привел бывший пленный, кажется, подтверждалось, так как след стада
обрывался на побережье. Энси напился воды, наскоро смыл дорожную пыль и сразу же лег спать, ибо предстоял трудный день, день погони и битвы.
В середине утренней стражи помощник энси разбудил
Аннипада, дав ему немного поспать после изнурительной скачки,
и доложил, что все оружие освящено, воины окроплены святой водой
и размещены на кораблях по шестьдесят человек на каждом, а
военачальники ждут его у святилища. После недолгих сборов
Аннипад, надев амулет, защищающий от вражеского оружия,
поспешил к алтарю, дабы Владыка жизни благословил воинство
свое и возглавил, ибо всесильные, многославные руки великого
воителя Энки, могучего быка, ниспровергают, сокрушают и
обращают в пыль всякого бога, поднимающегося против него. И
лишь тому, кто вовремя осознавал тщетность сопротивления и
смиренно склонялся перед Всемогущим, он милостиво сохранял
жизнь и удел его, и, благодетельствуя побежденному богу,
усыновлял покорного.
Совершив жертвоприношение и возлияние кровью на алтарь бога, военачальники вознесли Энки молитву.
- О всемогущий, стань впереди нас и веди на мелха. Покарай грешников. Пусть гнев твой падёт на врагов народа твоего. Сделай их детей сиротами, а жен - вдовами. Оскверни их жилища, заставь их ноги
спотыкаться, а руки опуститься. Благослови оружие наше и всели в сердца мелха страх перед нами. О непобедимый, обрати в
добычу их самих, их достояние, их жен и детей, их братьев и
друзей. И да надолго запомнят они месть нашу.
Военачальники поднялись с колен, и энси, их военный вождь,
направив взор вдаль, в сторону врага, вскинул над головой боевой
топор и крикнул, точно птица Имдугут; и от его крика небеса
содрогнулись. - Пусть великий ужас храма Энки обрушится на
головы врагов наших! Вперед, братья! - И блеск небес благословил
воинство.
Флотилия из семи кораблей была готова к отплытию. Гребцы,
занявшие свои места, и воины, вольно сидевшие, сняв вооружение
и доспехи, вдоль бортов, на носу и на корме; завидев на причале
высокую фигуру энси в длинном, до колен, боевом одеянии и в
опоясывающей лоб повязке, громкими криками приветствовали
своего полководца. Каждый из кормчих надеялся, что поскольку
Урбагар уплыл на Маган за грузом золота, то энси взойдет именно
на его ладью, и тогда она становится флагманским кораблем.
Прежде чем выбрать корабль, Аннипад созвал кормчих и
военачальников на совет и изложил им основные приемы и
требования своей тактики во время плавания и высадки на остров.
Вызвав с ладьи Энентура для уточнения деталей, которые он не
упомянул в своем рассказе, энси, со слов старого пастуха, описал
мореходам остров сбежавшего раба-мелха, где и мог находиться
украденный скот. И когда один из кормчих опознал остров, энси
поднялся на его корабль, захватив с собой Энентура.
Флотилия вышла в море и взяла курс к земле мелха, живущих
на противоположной стороне Дильмуна и на островах. Дул попутный
северный ветер, и кормчий рассчитывал, что к заходу солнца они
доплывут до отыскиваемого острова, а мелха, у которых мелкие,
перегруженные ладьи, опередят их всего на две-три стражи.
Плавание предстояло долгое, и воины, сложив рядом с собой
снаряжение, удобно расположились группами по всей палубе. Одни
ели, другие дремали, третьи проверяли оружие. Копейщики
умащали древки своих тяжелых копий смесью масла с семенем
горчицы. Лучники освободили от упругой жиловой тетивы
изогнутые, гибкие луки и, вытащив из глубоких колчанов длинные стрелы, пробовали, хорошо ли прикручены кремниевые нако-
нечники.
Аннипад одиноко сидел в тени рубки, прислонившись
спиной к ней и откинув голову на прохладную тростниковую стенку.
Закрыв глаза и сосредоточившись, энси обдумывал возможные
варианты боевой ситуации и, представляя их зрительно, проигрывал
в уме. Постепенно его мысли обратились к Пэаби. Вчера он не
успел зайти к ней и проститься, но Мешда, наверное, уже обо всем
ей рассказал. Засыпая, он растроганно представил себе, как она с
Утеной расставляют в саду семь мисок с теплой кашей для ворон
и просят их возвестить о его возвращении. "Я вернусь, мои милые,
ибо Энки не допустит иного".
Неразговорчивому Энметену, сидевшему неподалеку, днем не
спалось. Умиротворенный покоем, он в полудреме смотрел в синюю
даль, размышляя о чем-то незначительном, маловажном, долго
не задерживающемся в голове. Иногда его скользящий,
поверхностный взгляд останавливался на ком-либо из общинников
или их оружии. Мысли о предстоящем сражении и о возможной
смерти не посещали его, ибо каждый воин, идя в бой, был уверен,
что погибнет кто-то другой, но не он, хранимый своим богом.
Юноша больше не питал ни зависти, ни зла к Аннипаду, а любовь
к Пэаби за эти годы трудно, медленно, но прошла. Он сам удивился
тому, как легко и безболезненно на свадьбе Урбагара и сестры
говорил с Пэаби и играл с ее ребенком, а после свадьбы
коротал по-соседски вечера полнолуния вместе с Аннипадом, играя в шашки-нарды.
Бездумный, рассеянный взгляд юноши задержался на гиганте-
пастухе, бывшем рабе, который сидел один у мачты, вытянув
длинные ноги, и дремал, свесив на грудь перевязанную голову. И
оружейник принялся гадать, смог ли бы он побороть Урбагара или
нет. Пастух проснулся, почувствовав пристальный взгляд
Энметена, поднял голову, и улыбка осветила его суровое лицо.
Энентур, не знакомый ни с кем из общинников, сам не стремился
вступить в разговор и подсесть к какой-нибудь группе. Юноша,
улыбнувшись в ответ, передвинулся к гиганту и заметил:
- Ты так велик, брат мой, что тебе даже не смогли подобрать
защитную перевязь по росту, а эта будет стеснять тебя в битве.
И Энентур, почувствовавший расположение к собеседнику,
согласился.
- Воистину, так, о почтенный. Я ее сниму, когда покажутся
мелха, да и копье я не возьму. Ведь я - пастух, мне привычнее
управляться топором и кинжалом.
Энметен посмотрел на его длинный, тяжелый и очень острый
кинжал.
- Будь милостив, покажи мне его, - попросил оружейник, узнав
свою работу. - Несколько лет тому назад отец продал этот кинжал
за четыре овцы.
- С охотой и удовольствием, - пастух протянул Энметену оружие,
- прекрасный кинжал, он не раз выручал меня. - Любовно оглаживая
оружие со всех сторон, оружейник протер пальцами клеймо. - Да
будет тебе ведомо, о брат мой, что я - оружейник, а это - мое
клеймо. -
Глаза Энентура потеплели, он привстал и почтительно
поклонился Энметену. - Дело рук твоих - искусная работа, о мастер.
У него хорошая длина, он крепок и грозен. Я счастлив, что этот
кинжал служит мне! - И они продолжали по-приятельски,
миролюбиво и доброжелательно беседовать, довольные
знакомством, до тех пор, пока впередсмотрящий не крикнул, что
показались острова мелха. Воины встрепенулись, подобрались,
надели доспехи и еще раз проверили, хорошо ли прикреплен пучок
травы жизни на шлеме, ибо шумер военного времени прекрасен
перед Энки пучком
