Гнев Энлиля

Не
слушал, витал в облаках? Тот, кто отказывается слушать ушами,
спиной своей побужден будет слушать!
Выскочив из класса, он тотчас привел надзирателя, человека
огромного роста, угрюмого, равнодушного, много лет исправно
поровшего хлыстом. И Гаур понял, что на этот раз сечь будут его.
Ни на кого не глядя, подросток опустился на колени у края скамьи
и лег на нее животом.
- Сколько? - деловито спросил надзиратель старшего брата.
- Раза четыре хватит, - не раздумывая, ответил тот.
Засвистел хлыст, и четыре розовых рубца, перекрестившие
обнаженную спину Гаура, до конца занятий внушали его товарищам
глубокое почтение к Нисабе. Сделав свое дело, брат, владеющий
хлыстом, вышел из класса, а Гаур, не проронивший ни звука и лишь
вздрагивающий под ударами, поднялся, сел на свое место, и урок
продолжался.
Учитель задал письменное задание, и подростки, сопя от
усердия, принялись рисовать текст на новых табличках. В конце
занятий, после того как старший брат проверил выполненные
работы и несколько учеников прочитали свои таблички вслух, у
двери кабинета директора выстроилась очередь; ибо перед уходом
из школы отец Дома табличек также просматривал домашние
задания, контролируя и учеников, и учителя. Пропуская Гаура
вперед, его сосед по скамье пожаловался:
- Сердце мое холодеет, когда я захожу к директору и низко ему
кланяюсь. Вчера он прочитал мою табличку и сказал, что она выполнена неправильно и никуда не годится! Он сильно рассердился и побил меня палкой. Боюсь, что и сегодня будет то же самое.
Рубцы на спине Гаура заныли, и он возблагодарил богов за
предусмотрительность Аннипада: директор всегда встречал его
приветливо.
- Эй, сын горшечника, - резкий окрик старшего брата,
проходящего мимо очереди в комнату для учителей, заставил Гаура
вздрогнуть. - Я надеюсь, что хлыст не отбил у тебя память, и ты
соберешь в горшок старые таблички с текстами упражнений и
выбросишь их на свалку.
- Да, о господин, - низко поклонился Гаур.
Когда он вернулся домой, отец сидел у горящего очага за
гончарным кругом. Рядом суетилась мать и играли маленькие
сестры.
- Вот, сын мой, - сказал он устало, - готовлю к полнолунию
подарки для учителей твоих. Как дела в школе?
Гаур неопределенно пожал плечами и, взяв с очага лепешку,
присел на корточки у огня.
- За что же тебя, сынок, сегодня наказали? - Мешда, чуть
касаясь, провел шершавой, влажной от глины ладонью по спине
сына. - Ты что, болтал или вставал с места во время урока? Ты
же - мужчина, сын мой, и веди себя, как подобает мужчине. Будь
всегда почтителен с наставниками твоими, трепещи перед ними.
Учитель, увидев страх в твоих глазах, не будет гневаться и полюбит
тебя.
Когда Гаур с обидой поведал отцу обо всех своих непри-
ятностях, Мешда ненадолго задумался, вращая гончарный круг,
потом ласково спросил:
- Ты бы не смог, сынок, прочитать мне твою табличку?
Гаур рассказал отцу о своем письменном задании и четко, без
запинок, громко прочитал табличку. Глаза Мешды потеплели.
- Я думаю, сын мой, что надобно пригласить учителя в дом
наш, угостить и задобрить подарками, и тогда он будет более
милостив к тебе.
Гаур зажег от очага светильник и, войдя в свою комнату на
мужской половине дома, сел у стены и принялся усердно зубрить содержание таблички. Когда Мешда, закончив работу и убрав гончарный круг, как всегда, заглянул перед сном к сыну, Гаур
крепко спал, свесив голову на грудь и притулившись боком к стене,
с табличкой в руке. Отец осторожно разжал его пальцы, выбрал
табличку и положил ее в школьную сумку; затем уложил сына и
погасил светильник.
Прошло несколько недель и настало святое полнолуние. В эту
праздничную пору, выполняя задуманное, Мешда и вошел гостем
в дом учителя Гаура и пригласил его к себе, ибо он, как
благодарный отец, жаждал почтить вниманием и призна-
тельностью наставника своего сына. Шеми, воспользовавшись
припасами жены оружейника, приготовила разнообразные закуски,
а Мешда купил семь кувшинов свежего, хорошего пива. К вечеру
появился старший брат. Его торжественно встретили и усадили на
почетное место. Гончар, сам подобострастно хлопотавший вокруг
учителя, принудил и сына прислуживать ему. У учителя оказался
отменный аппетит, а в любви к пиву он не уступал хозяину дома, и
вскоре они, перебивая друг друга, заговорили, как старые приятели.
Когда Гаур поставил перед гостем очередной кувшин пива, Мешда
сказал:
- О неугасающий факел Нисабы! О владеющий мудростью
Энки! О, кормчий познания! В Доме табличек ты обучаешь сына
моего, помогаешь ему стать образованным человеком. Ты раскрыл
перед ним секреты письма и научил его складывать и вычитать.
Теперь ты - как отец для него! Нет границ благодарности, любви
и преданности, которые Гаур, сын твой, питает к тебе! Прими
милосердно, о достойнейший из жрецов Нисабы, дары наши. И
это - лишь малая толика того, что ты заслужил перед богом. -
Мешда набросил новый плащ на плечи старшего брата, надел на
его палец перстень и, как воды, налил ему масла в горшок. Учитель
поправил плащ, поднес перстень к глазам, повертел пальцем,
любуясь переливами света, и, довольный, растекся в восхвалениях
Гаура.
- О юноша, ты сумеешь достичь вершин совершенства в искусстве письма и счета и постичь все их тонкости, ибо ты не
презрел мои слова назидания и всегда внимаешь мне на уроках,
ничего не забывая из пройденного. Да будешь ты, о сын
горшечника, лучшим среди братьев своих и главным среди друзей
своих. Да займешь ты первое место среди всех сынов Дома
табличек. Да прославишься ты как избранник пресветлой Нисабы.
Ты хорошо учишься, и ты станешь ученым и богатым человеком.
Скажи, о мудрейший среди горшечников, - повернулся он к
Мешде, оторвавшись от пива и придвигая поближе кувшин,- из
каких средств ты платишь храму за обучение сына?
Мешда улыбнулся, приосанился и придал важность своему
голосу.
- Друг дома моего, энси Аннипад, будущий пастырь народа нашего,
покровительствуя сыну моему, соблаговолил распорядиться, дабы
Гаура обучали бесплатно.
Учитель поперхнулся, заёрзал, и новый плащ сполз с его плеч при мысли о том, что ему еще повезло: отец Дома табличек пока не знает, как он куражится над сыном столь достойного человека.
- Твой сын, о почтеннейший Мешда, очень способный, и я всегда
испытываю громадное удовольствие, слушая его ответы на уроках.
Сам директор несколько раз хвалил его, - добавил озадаченный
учитель, основательно хлебнул напоследок пива и поднялся.
Мешда, не проявив особой настойчивости, чтобы удержать его,
проводил пошатывающегося гостя на семь шагов от ворот и отдал
кувшин с маслом, так как старший брат, боясь пересудов, отказался
от того, чтобы гончар провожал его домой, факелом освещая
дорогу. Гость и хозяин громко друг друга поблагодарили и
обменялись пожеланиями светлых, пророческих сновидений.
На первом же уроке, утром, учитель, вызвав Гаура разбирать и
пересказывать наизусть табличку домашнего задания, перед всем
классом расхвалил его и поставил в пример, а перед концом
занятий назначил очередность по уборке классной комнаты.


Глава 12
ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ИНАННЫ
Серебристый Наннар, чей лик лучист и светел, соизволил
даровать шумерам четвертый месяц года. Поля ячменя
позолотились, каждый колосок окреп, вырос и налился спелостью.
Настал месяц жатвы, а с ним и дни праздника урожая. К этому
событию в доме Инанны готовились заранее: начищали жезлы,
курильницы и светильники, готовили множество факелов, плели
гирлянды и венки для украшения жрецов, храма и богини, приводили
в порядок храмовую рощу, репетировали священное действо. Особо
посвященный жрец изо дня в день наблюдал, как нежные, молодые
побеги, вызревая в полях, из зеленых превращались в золотые колосья. И когда, наконец, ячмень созрел и наступил день его силы, пришла
пора жатвы. И тогда, до полуночи отслужив богине плодородия
благодарственный молебен за новый урожай, жрецы Инанны, облачившись в белые одежды, отправились в храмовые поля за священным первым снопом.
Путь шествия ярко освещали горящими факелами четверо старших жрецов Инанны, идущих в начале процессии. Следом за ними величественно выступал жрец - земной сосуд божественной души Думузи. Длинный шлейф его плаща благоговейно поддерживали три мальчика в коротких, золотистого цвета, юбочках. Восемь жрецов торжественно несли вслед за полубогом алтарь с лежащим на нем священным терракотовым серпом. Главный жрец Инанны с тремя ее простыми слугами, нагруженные приношениями, замыкали процессию.
При первых проблесках дня главный жрец определил по жребию
делянку и место жатвы, а затем принес в жертву искупления богу
ячменя четырех ягнят, заклав их в углах делянки. На рассвете,
когда великая Небесная владычица, омывшись пурпурными лучами зари, уходила в свой дом, главный жрец Инанны совершил обильное
возлияние пивом вдоль края нивы и обратился с мольбой к богу
ячменя:
- О золотистый! О милостивый и благодатный! Прости нас и
дай нам от щедрот твоих! И да пусть не поляжет и не осыплется
колос, и сладок будет хлеб наш.
Жрец-Думузи умиротворенно поднял каменный серп над
алтарем и величаво, как истинный бог, передал в простертые руки
преклонившего перед ним колени главного жреца. Отступив от края
делянки вглубь поля на локоть, жрец срезал полосу колосьев, связал
первый большой сноп и украсил его лентами. С пением гимна,
славящего богиню плодородия, жрецы торжественно возложили священный сноп на алтарь, возлили масло и осыпали его крупинками ладана.
Когда первый сноп вступил в ворота храма, глашатаи, в
нетерпении ожидавшие его прибытия, тотчас побежали по улицам
Города, громко оповещая общинников о начале жатвы, о том, что
Великая богиня-мать и бог ячменя дозволили собрать новый
урожай. Хлеб - это жизнь, и преисполненный радости Город
поспешил на поля, отложив все дела и заботы до окончания жатвы.
На уборке люди распределялись по три человека: один жал, второй
вязал снопы, а третий их складывал. Вечером же, на закате, вокруг
Города выросло множество шалашей из ветвей и соломы. В период
уборки урожая обычай не позволял предаваться плотским  утехам, веселиться или устраивать свадьбы, ибо люди священнодействовали.
Каждый первый и последний сноп владельцы наделов украшали
петлями из красных и желтых лент и относили в храм, в дар богине
плодородия. Молотьба, начавшаяся сразу же после уборки,
производилась в два приема: вначале по колосьям возили взад и
вперед повозку, а потом салазки с привязанными к ним брусчатыми
перекладинами. После того, как жатва завершалась, жрецы Инанны
служили всеобщий благодарственный молебен сжатому ячменю.
Погода благоприятствовала уборке, и когда обмолоченное,
провеянное, промытое и высушенное зерно изобильного урожая засыпали в огромные кувшины празднично украшенных амбаров и хранилищ, опустевших за год, жители Города принялись готовиться к торжеству завершения трудов земледельца - дню Великой богини. Накануне праздника горожане разукрасили улицы и свои дома гирляндами цветов, связками тростника, увенчанными кольцами цветных лент; и пальмовыми ветвями.
В первый, ближайший, день Инанны после уборки урожая,
шумеры проснулись в приподнятом