Часть 2. Новое хобби короля

          В некотором царстве, в некотором королевстве (не в том, о котором шла речь в первой части, а совершенно другом) жил да был царь-король (тоже другой). Другой король всерьёз увлекался историческими мемуарами различных царственных особ прошлого, и сотворил себе кумира в лице Цезаря. Чтобы больше походить на своего кумира с одной стороны, а с другой стороны сохранить хоть мало-мальскую индивидуальность и не утратить самоидентификацию, он после соответствующей пластической операции сменил официально своё имя и самопровозгласился Цесарем Первым. (Т.е. Цезарь с разницей в одну букву, кто сразу не заметил.)
          Ну и чтобы быть уже до конца последовательным в своём цезарепреклонении, то и царство он наказал официально величать никак иначе, как цесарство. Тем же, кто по своей забывчивости или злокозненности называл цесарство как-то иначе — по-старому, т.е. царством, или по-другому, отрубали забывчивую или злокозненную голову без судов и последствий, чайных церемоний, апелляций в высшие инстанции и ставок рефинансирования. Поскольку эпопея с переименованиями никоим образом не повлияла на великодушие и благородство государя, все финансовые издержки по казнепроизводству (кроме только малюююсенькой пошлины) великодушно ложились на казну. А не падали непомерным ярмом на карман казнимых и (или) их родственников. За что Цесарь, несмотря на многочисленные кровавые казни, сохранил в народных сердцах любовь и уважение, граничащие с обожанием. 

          Казни за забывчивость и злокозненность кроме дисциплинарного и воспитательного аспекта имели ещё и экономический. Дело в том, что с недавних пор в соседнем царстве-королевстве по не очень понятным причинам (про которые-то внимательный и длиннопамятный Читатель ещё возможно помнит) резко вырос спрос на услуги заплечных дел мастеров. И как следствие возникла угроза массовой трудовой миграции. Для того, чтобы сохранить высококвалифицированную рабочую силу на родине, Цесарю пришлось обеспечить отрасль госзаказами и достойным бюджетным финансированием. Такая забота о подданных не осталась незамеченной. Поэтому кроме всеобщей народной любви правитель в частном порядке пользовался ещё и особой специальной любовью гильдии палачей, которые провозгласили его своим покровительным патроном. И даже обязались отчислять 3 процента от полученных доходов в личный благотворительный фонд государя.

          Это была присказка, не сказка, предназначенная в первую очередь для дотошного Читателя, которому во всём нужно разобраться и докопаться. Чтобы расписать ему во всей красе политическую, экономическую и социальную обстановку в государстве, создавшуюся к моменту описываемых событий. Вот теперь можно смело и, не опасаясь протестов со стороны дотошного Читателя, к сказке переходить, чтоб не век за нос водить. Приступаем. Раз, два, три! Читай внимательно, замри!

          Кроме интереса к истории у Цесаря была ещё одно рьяное хобби, души зазноба. Увлекался правитель селекцией. Да так серьёзно увлекался, что всерьёз подумывал по фамилии своего другого кумира Мичурина назвать себя и своё цесарство Мочурин и мочуринство соответственно. Только чудом или ещё чем-то удалось Цесарице (так царица называлась в цесаревстве) отговорить правителя от позора государства и себя самой. Как услыхала Цесарица волю своего государя, так сразу топнула ножкой, стукнула ложкой и завизжала дурным голосом:
          -Не затем я положила честь свою девичью судьбинушку трагичну, головушку сферичну на алтарь государственных интересов моего батюшки окаянного, чтобы на старости лет стать двойной мочой. Не позволю называть меня МочУриницей. Только через мой прекрасный труп. Лучше буду трупом хладным, чем мочою безотрадной. Вот! 

          В знак подтверждения серьёзности и небезосновательности своих грозных слов Цесарева стала тут же резать себе вены, бросаться с балкона, травиться газом в духовке и раздеваться для наглядной демонстрации своего ненаглядного трупа. Испугался Цесарь ненаглядного трупа своей царственной супруги, воочию представив, как неаппетитно он будет выглядеть, даже если Цесарица после смерти особо и не подурнеет. Куда уж дурнее. Передёрнулся правитель от отвращения внутри и оставил пока идею переименования государства до лучших времён снаружи. Цесарица несказанно-неписанно обрадовалась очередной вымученной дорогой ценой и кровавыми жертвами неравной победе и сразу начала напевать свои любимые скабрезные песенки в стиле: 
          Пали-драли,
          Шпили-вили, 
          Мы не просто так давали,
          Чтобы вы прибор ложили…
          
          Вот такая милая сценка из быта королей. Всё могут короли…

          Была у Цесаря тайная любовь – выращенная им из косточки, выковырянной из дупла его зуба стоматологом, и многократно привитая всякими экзотическими привоями вишенка. Чего только не было прищеплено к бедному деревцу. Начиналось всё невинно с безобидной попытки привить баобаб. Попытка удалась лишь частично. Поскольку привой баобаба был слишком тяжел для тонюсенького ростка деревца, то вишенка согнулось до земли и привой пришлось отпилить. Вишенка осталось согнутой. Следующая попытка была более успешна. Хотя прищепленный тюльпан и завял на следующий день, его не пришлось отпиливать. А вишенку не пришлось пытаться выравнивать, как после баобаба.

          В дальнейшем с героическим ростом древа (который парадоксально продолжался вопреки всякой логике, невзирая на анти-гуманные невозможные условия существования) опыты становились всё успешнее. Наиболее удачными получались прищепы неорганического происхождения. Особую гордость в коллекции гордостей Цесаря представлял привитый через повешение на дерево винтажный клаксон от заржавевшего в гараже винтажного авто. В который можно было радостно и громко дудеть на закате солнца, распугивая прохожих. Или выхлопная труба, руль и педаль газа от гусеничного трактора, позорно покинутого на околице пьяным иностранным трактористом. Все эти детали были спаяны в единый привойный ансамбль. 
          
          С прищепами животного происхождения было сложнее, поскольку они быстро портились, разлагались и миазмили на всю округу.  В том числе и во дворце. Из-за чего в последние годы среди придворных вошло в моду носить гламурные прищепки на нос. После того как микроорганизмы, гиены и грифы обгладывали скелеты, они живописно белели на ветвях дерева, придавая пейзажу оригинальную красоту. Особенно на закате солнца под звуки клаксона.

          При любом удобном и не очень случае, когда Цесарь находил свободную минутку от важных государственных дел, включая высочайшее присутствие на публичных и камерных казнях и пытках, он надевал противогаз и неумолимо спешил к своей любимице с новым подарочным прищепом. Чтобы тихо посидеть под раскидистой кроной, послушать мелодичный грохот железяк, перестук костей и завывание ветра в пустых глазницах облезших черепов.

          В нонешний год, когда происходили события сказки, на вишенке выдался особо богатый урожай вишен. Ветви ломились под тяжестью плодов и прищепов. Цесарь был оголтело рад небывалому урожаю. Он как призрак днём и ночью бродил по дворцу в одной короткой ночной рубашке, нервно и алчно потирал влажные ручонки, в экстазе закатывал глаза, подсчитывая барыши, предполагаемые от контрабандной продажи за бугор вишнёвого самогона. Во время редких и недолгих приступов просветления разума Цесарь разводил бурную подготовительную деятельность к уборке и переработке урожая. Массово заказывались и закупались перегонные кубы, спирали, бутли мутного хрусталя. За баснесловные деньги из соседних стран зазывались и похищались лучшие самогонщики. Быстро и талантливо организовав необходимые работы,  самодержец вновь возвращался к состоянию оголтело-экстатического предвкушения.

          Да вот случилась незадача. Повадился какой-то гнусный ворюга подло и коварно обдирать вишни с цесарёвой любимицы. Самым загадочным было то, что этот таинственный вор совершенно не интересовался замечательным многочисленным редкоземельным привоем и ничего из него не брал. Каждый день поутряни вся поляна возле дерева только была заплевана лишь скорлупками от вишнёвых косточек. 

          Цесарь от такой трагедии сам не свой стал. Поседел раньше времени, ночную рубашку менять перестал, руки-ноги заламывает, вот-вот уже руки на себя готов наложить. Да не только руки, так ему на душе погано и муторно. И уже почти наложил, как в последний момент перед финальным рукоприкладством и наложением решил напоследок объявить королевский конкурс на поимку вора. Кто вора вычислит да изловит живым, мёртвым либо законсервированным, тому полцарства на коня, годовую подписку на журнал «Вестник палача» (включая приложение с литературными некрологами) и какую-нибудь принцессу в нагрузку. А если нет, то понятно что. Как говорится, на нет держать большой ответ по всей строгости военного времени.
          Лучшие умы отечества ломали свои умы, спинные и костные мозги в надежде по гороскопам и калейдоскопам, внутренностям птиц, крыс, тараканов и прочих мелких и не очень грызунов, полётам крокодилов, чефирной и какейной гуще вычислить покусителя на самое ценное для Цесаря в цесаревстве. Да всё зря, ничего они путного не наломали. За что и были всей гильдией лучших умов заварены в большом котле с кипящей смолой умными головами вниз, а спинными и костными мозгами наружу.

          Настал черёд гильдии электромагов. После двухнедельной стратегической сессии и разработки тактического плана на полугодие наволокли они к дереву всяческого мудрёного оборудования. Понавешали прожекторов, понатыкали видио-, аудио-, стерео- камер скрытых и открытых, микрофонов в студию и подслушивающих устройств различных поколений и размеров, бортовых самописцев и чёрных ящиков. Обтянули дерево и окрестности колючей проволокой под высоким напряжением в несколько рядов. Понаставили электрических стульев, столов, диванов, атаманок, шкафов и прочей мебели. В результате всех приготовлений поляна приобрела такой вид, как будто на ней собрались снимать сюрреалистический фильм про постапокакаэпилептическое  будущее в интерьере концентрационного лагеря насильно закрытой тоталитарной секты. В котором готовятся к массовому исходу на небеса в ближайший четверг. В общем, врагу не пройти, не проехать через электрические заслоны, световые и звуковые ловушки. А если и проберётся, просочится, то примет жуткую смерть, сладостно развалившись на электрическом диване с высунутым поджаренным языком и дымящимися волосами под сиянием софитов. Смонтировав  оборудование, доблестные электромаги засели в засаду и стали нетерпеливо ждать, поигрывая в дурака и в очко, дабы не уснуть от нетерпения. 

          В районе полуночи, когда