Свист

одиночестве.
Дочитав рассказ и отложив на время книгу в сторонку, я решила проверить метод Холмса на практике. Взяла куртку Валька, в которой он утром был на базаре, и, обнюхивая и разглядывая ее, вывернув наизнанку карманы, пыталась «определить» кому она может принадлежать. И какие у меня были версии? Одна. И вывод однозначен. Это куртка моего брата, который «подставил» меня, а сам преспокойненько играет с друзьями, а может быть даже и хулиганит, а может даже и курит или... И никто, никто его не ругает.
От жалости к себе на глазах выступили слезы. Как я не гнала эти мысли от себя, они все одно меня настигли. Я бросила Валькину куртку в кладовку и продолжила самоистязание, встав за занавеской (так, чтобы меня не было видно ребятам с улицы) и наблюдая за ними. Мои друзья были во дворе, как обычно по вечерам.
Немного всплакнув, я решила еще почитать и начала новый рассказ, который назывался «Пестрая лента». Он мне определенно нравился больше предыдущего. Возможно мне была симпатична Элен, хотя в силу своего возраста, я еще не могла чувствовать всю глубину ее переживаний от потери сестры.
«...В последнее время, часа в три ночи, мне ясно слышится тихий, отчетливый свист. Я сплю очень чутко, и свист будит меня. Не могу понять, откуда он доносится, — быть может, из соседней комнаты, быть может, с лужайки. Я давно уже хотела спросить у тебя, слыхала ли ты его...»*** - читала я и негодовала по поводу противного отчима и мерзких цыган.
На улице уже темнело. Валёк вернулся с прогулки, а родители из гостей. Мама позвала меня пить чай, но я так была увлечена чтением, что отказалась. Очень хотелось дочитать рассказ, а так как до сна времени оставалось не так много (в десять родители выключали в комнате свет — это не обсуждалось), поэтому нужно успеть.
«...Ночь была жуткая: выл ветер, дождь барабанил в окна. И вдруг среди грохота бури раздался дикий вопль...»*** - я чувствовала, как нарастало напряжение и уже начала испытывать легкий ужас, но тем не менее продолжала читать.
Когда я поняла, что сестра Элен умерла, мне стало так ее жаль, что из глаз потекли слезы. Но я ждала, что Шерлок Холмс разберется в причине ее смерти, я была в этом уверена, и связывала ее, разумеется, только с цыганами.
«...Можете себе представить мой ужас, когда прошлой ночью, лежа без сна и размышляя о ее трагической смерти, я внезапно услышала в тишине тот самый тихий свист, который был предвестником гибели сестры...»*** - здесь я уже перестала читать рассуждения и описания, а глотала слова и предложения, торопясь добраться до финала.
Дочитав до конца, я испытала необыкновенную радость от благополучного завершения истории.
Я лежала и думала: «Какой же этот Холмс молодец, спас такую милую девушку и наказал ее ужасного отчима. Добро победило зло. Все замечательно».
- Доченька, пора спать, - в комнату зашла мама. - Сегодня ты была умницей, так что утром посмотрим, может и отменим твое наказание.
Мама чмокнула меня в лоб, потушила свет и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Я продолжала думать о прочитанном, сон не шел. И вдруг...

Глава 4.

Раздался свист. Тихий, чуть слышный. Я забралась с головой под одеяло. Но в мозгу моем звучали эти «страшные» звуки. Пролежала я так, наверное, несколько секунд, но мне они показались вечностью.
Выглянула из-под одеяла, а когда глаза привыкли к темноте, села на кровати и осмотрелась по сторонам. Ничего подозрительного. А свист казался уже более громким и зловещим. Что же такое происходит? Я набралась смелости, выскочила из постели и в один прыжок оказавшись у выключателя, включила свет.
Свист стих. Я прислушалась. Так и есть, вернее нет. Свиста - нет.
Я, как сыщик, приступила к осмотру комнаты. Не обнаружив никаких дыр в стенах и потолке и успокоившись на этот счет, выключила свет и залезла в постель.
Не успела я лечь и укрыться, как опять послышался свист. Громкость нарастала с каждой секундой. У меня не было сил это терпеть и я вновь включила свет. Все встало на свои места. Приятная уху тишина.
- Валюш, что ты там щелкаешь светом? - раздался из-за двери голос мамы. По всей видимости ей через щель под дверью была видна полоска света.
- Я? Да, просто так. Нужно. - Это были самые «понятные» объяснения, которые я могла озвучить. Не говорить же маме, что где-то по соседству происходит что-то страшное и пугающее.
Я опять легла. Как по мановению волшебной палочки — свист. Тихий, чуть громче, еще громче... Неужели никто, кроме меня его не слышит? В очередной раз встав, при свете лампы я осмотрела свою кровать. Даже проверила не прикручена ли она к полу. Подергала ее за ножки, приподняла каждый край за спинку (благо для этих занятий, что тогдашние кровати с панцирной сеткой были нетяжелыми).
Не в силах больше это терпеть, я под предлогом того, что мне нужно в туалет, выскочила из своей комнаты, а на обратном пути «зарулила» к брату. Родители, тем временем, сидели на кухне и тихонько о чем-то говорили, возможно обсуждая вопрос о моем «помиловании».
- Валёк, ты спишь?
- С тобой поспишь. Что ты там скрипишь кроватью? Прыгаешь, что ли? Да, гремишь, чем попало.
Я все, как на духу, ему рассказала. А мой вид при этом, наверное, был такой испуганный, что брат решил меня успокоить: «Не бери в голову. Тебе показалось. Просто ты у нас такая дурочка впечатлительная. Начиталась вот. Наверное, рано тебе еще такое читать».
Не унимаясь, все с большей настойчивостью я продолжала убеждать Валька, что это не выдумки, что это на самом деле происходит. И брат пошел проводить меня до комнаты.
Было тихо. Ни свиста, ни какого-нибудь другого шума. Тишина.
- Ложись и спи! И не выдумывай ничего. Доброй ночи! - бросил через плечо Валек и ушел в свою спальню.
Наверное, было бы странно, если бы, как только я легла в постель, не раздался свист. Уже не на шутку встревоженная, я тряслась, как осиновый лист. Слезы бессилия потихоньку потекли из глаз, и я лежала, зарывшись в одеяло и всхлипывала. Казалось, что одеяло стало моим щитом.
- Доченька, ты плачешь? Что случилось, милая? - мамин голос любимой песней прозвучал надо мной.
Я открыла глаза, откинула одеяло и прижалась к маме.
- Мамочка, представляешь... - и я сбивчиво начала рассказывать ей смысл своих переживаний. - И, главное, что этого никто кроме меня не слышит.
- Так я слышала свист. И зашла посмотреть, чем ты тут занимаешься. А оказывается, свистишь-то вовсе не ты. Странно...
И мы решились на следственный эксперимент. В компании мамы я чувствовала себя в безопасности. Я спокойно сидела на кровати, а мама, потушив свет, присела рядом и приобняла меня.
Послышался свист. Я схватила маму за руку. Она же, освободившись, встала и включила свет.
Свист утих. Выключила свет — свист. Включила — тишина.
И тут маму осенило...
Она выглянула за окно и рассмеялась. А затем, сама серьезность, открыла большую его створку, и через мгновенье на подоконнике сидел Иван. Красный, как рак, от волнения или стыда, а может усталости, он достал из-за пазухи кулек с семечками и протянул мне. Он то и поведал нам историю напугавшего меня свиста.
Оказывается, что узнав о моем наказании, Ванька расстроился и почувствовал себя виноватым (в отличие от некоторых). Потому как, домашний арест, кроме отсутствия прогулок, еще и не предполагал посещений наказанных, Иван посчитал единственно возможным вариантом увидеть меня и попросить прощения, только под покровом темноты пробравшись к моему окну. Благо дело, жили мы на втором этаже, квартира была угловой, с угла дома была водосточная труба, а прямо под окнами проходила газовая. Так вот Иван, дождавшись, когда стемнеет, поднялся по водосточной трубе, а уже дальше — проще, по газовой он благополучно дошел до окна, и стоял под ним, держась за карниз. Так как кричать меня по имени он не решился, то решил привлечь мое внимание свистом.
Ну не знал же он, что я находилась под сильнейшим впечатлением от только что прочитанной книги. И что свист в ней был предвестником смерти.
Так вот, стоя на трубе Ванька засвистел. Раз, другой погромче, потом, осмелев, еще громче. А тут встаю я, включаю свет. И свист прекращается, так как Иван-то думает, что я поняла, что это меня кто-то из друзей вызывает, и разу смолкает. Затем опять тоже самое. Затем еще раз. У меня шок от ужаса. У Ваньки абсолютное непонимание от происходящего. Сколько бы еще свистел этот соловей, если бы ни мама.
Когда Иван заканчивал свой рассказ, в комнате уже были и папа, и Валёк. Все слушали рассказчика и улыбались.
Я чувствовала себя абсолютно счастливой и в абсолютной безопасности. Семечки я взяла, мое прощение Ванька получил, родители меня освободили от наказания.
Со спокойной душой и светлой радостью я легла в постель. Стоило моей голове коснуться подушки, как я сразу сладко засопела.
Папа с Вальком пошли проводить позднего гостя.

Послесловие.

На утро я узнала, что Ивана наказали. Тоже «арест». Но более строгий. Кроме позднего возвращения домой, еще одной и, пожалуй, главной причиной наказания была пропажа из кладовки «поллитры» самогона. Посещать Ваньку я не рискнула, да и жил он в отличии от меня на пятом этаже.
*** Пестрая лента, А. Конан Дойл