Мираж ( глава 3-я )

                                                                                 Глава  3-я



           Токио встретил проливным дождем. Отсюда, с 34-го этажа отеля "Мариенталь" раскрывалась перспектива на город, на пролегающие далеко внизу эстакады, по которым двигаются  букашки-машины, на расходящиеся  лучами ряды небоскрёбов. В хорошую погоду будет шикарный вид на Фудзияму, так ему обещали по крайней мере. Во всяком случае в номере лежал бинокль, а раз есть бинокль, то значит должен быть и вид. Но сейчас всё было закрыто серым туманом и дождём. Впрочем уже завтра обещали хорошую погоду.
           - Завтра уже будет хорошая погода, - сказал он.
           - Ура! Ура! Мы пойдём смотреть сакуру? - Женька перестала  прыгать на огромной кровати, и соскочив на пол, повисла у него на плечах.
          - Ну да, и цветение сакуры тоже, ну и всё остальное тоже будем смотреть.
          - Надо же я и в Японии, - захохотала она, - Так прикольно! Вообще я за границей ни разу не была, а тут раз, и сразу в Японии. Ты у меня такой клёвый.
          - Ну какие твои годы, поездишь ещё, - сказал он.


         Ночью он проснулся от тишины. Женька спала, дышала беззвучно, вздрагивая и прижимаясь к нему. Он осторожно снял с себя её руку, потом и уложил её поудобнее, заодно освободив себе больше места, а то совсем скоро его на пол спихнёт. В девятнадцать лет и он так спал.  Да,  в девятнадцать лет спится хорошо. В девятнадцать.. Когда-то и ему было девятнадцать. Когда-то... Сорок лет назад и было. Было и прошло.

         Дождь закончился, и ночной Токио лежал беззвучно внизу за толстым во всю стену стеклом, переливаясь разноцветными огоньками.
       - В Москве сейчас на шесть часов меньше, - подумал он. - А в Ташкенте сейчас сколько интересно? Разница с Москвой три часа. Но вот в какую сторону?
         Стал прикидывать и вспоминать, но не выдержал и заглянул в айпад. В Ташкенте оказалось на четыре часа меньше, чем в Токио. Но ведь он прекрасно помнил с детства, что разница между Москвой и Ташкентом три часа. Один час куда-то задевался.
         - Наверное это как-то связано с переходом на зимнее время, - подумал он.
         
         Вспомнилось как отец объяснял про разное время в разных городах, что земля мол крутится и солнце идёт от города к городу, и даже пытался показывать как это происходит, шагая по кругу.

        - Так ведь ты говорил, что солнце очень горячее, прямо раскалённое, - сказал тогда он.
        - Ну горячее, -  ответил отец.
        - Как же оно тогда ноги себе не обжигает?- спросил он.
        - Какие ноги? При чём тут ноги? А.. Ну у солнца нет ног.
        - Ну ты же говоришь оно идёт.
        - Идёт, - вздохнул отец, -  идёт себе и идёт, а ног нет.
          Он улыбался, вспоминая, как всё приставал к отцу с разными вопросами. Ну вот вроде того, кто больше овса съест, папа или лошадь. Отец, смеясь, пытался объяснить тогда, что он вообще не ест овёс, мол сама постановка вопроса несуразна. Но этот ответ мальчишку тогда совсем не устраивал. Ему хотелось услышать, что его отец не только самый сильный, но и самый-самый во всём. И поэтому   он всё спрашивал и  спрашивал, а вот если бы ты ел, тогда-то  кто бы больше съел овса. Всё-таки ты или лошадь?  
         Курганов улыбался и не понимал, почему отцу тогда трудно было просто сказать, что да, мол он съест больше. Это бы его тогда вполне устроило. Но отец избрал какую-то странную тактику, все пытаясь объяснить, что люди вообще не едят овса.
         Женька неожиданно во сне опять вздрогнула. Он обнял её и стал тихо гладить по спине, успокаивая, успокаиваясь сам и засыпая.


         А Егору Кичаеву  в Москве тоже не спалось, хотя уже была глубокая ночь, и поспать бы ему ох как бы не помешало.
         - А в Японии сейчас скоро утро, - сказал он сам себе, размышляя, и вдруг ни с того ни с сего совершил странный для этого времени суток поступок. Он снял с себя старый потёртый костюм, аккуратно повесил его на стул, затем подошёл к шкафу, открыл его, и достал свою парадную форму с орденами и медалями. Форму полковника милиции. Не спеша одел форму, подошёл к зеркалу и долго  молча смотрел на своё отражение.
           - А вот в Японии я уже никогда не побываю, - подумал Егорушка .


           Удивительно, но и в Японию Курганов, собственно, полетел только для того, чтобы лучше понять, что для него Ташкент, и куда уходит то счастливое состояние причастности к общей жизни, к среде. Это время виновато? Это оно съело то счастливое состояние из детства? Так устроено ради чего? Чтобы не задерживались в этой жизни, освобождая место молодому и прекрасному?  Но если всё так рационально, то почему же всё так печально? Ведь можно было сделать и по-другому, и передавать эстафету новому поколению с улыбкой и радостью.
         А Япония удивила! У него было представление о ней как о стране населённой чуть ли не роботами, живущими в ужасной тесноте и дышащими смогом. Но нет, оказалось страна очень зелёная и места много. А воздух в Токио на удивление чистый, и японцы совсем не суетливые и очень доброжелательные, такое было о них впечатление, пока не спустился в метро в час пик. Там увидел совсем других людей, усталых, даже измождённых, спящих в разных позах. Так спят люди после изнурительного выматывающего труда. Там в подземке другая Япония.
         Представление, что Япония страна какого-то невероятного  технического прогресса тоже разлетелось в пух и прах. Да нет,  всё собственно как и везде, на уровне. Может это раньше такое было, с Советских времён представление осталось. А сейчас как-то и робот в техническом центре, умеющий прыгать вприсядку и отвечать на вопросы зрителей, как-то не поразил, нет не поразил. Ну разве что подогреваемые сидушки на унитазах в отелях оставили приятные ощущения.
А так ну что, Япония, она и Япония. Страна, и страна. Вулканы, ну и вулканы. Трясёт тут их помаленьку этих японцев, но небоскрёбы все сейсмоустойчивые, так что и ничего вроде. Дорого только всё. Ну да ладно.
          Они с Женькой уже были и в Киото, и летели уже на остров Кюсю к океану. Женька была в восторге, а он всё про себя вспоминал Ташкент, пытаясь понять, почему он тогда был счастлив, а сейчас, когда может себе позволить всё, когда рядом молодая красивая девушка, когда экзотические картинки меняются одна за другой, почему сейчас чувствует он себя глубоко несчастливым человеком, и изо всех сил старается, чтобы этого никто не заметил.

       
         - Егорушка! Егорушка! Просыпайся, на службу опоздаешь ! - звучал в голове такой родной и знакомый голос.
Егор вскочил, и не понимая где он, в страхе озирался по сторонам. Он взглянул на часы и облегчённо выдохнул.
        - Тьфу ты! Какая к чёрту служба! Он на пенсии и 3 часа ночи сейчас. - Он, с трудом передвигая затёкшие ноги, побрёл на кухню, налил испить водицы, и тут только заметил, что нём парадная форма с орденами.
         - Слава богу никто не видит, да и не узнает, - засмеялся Егор, разделся, и уже окончательно лёг в постель, вспоминая училище, потом службу, любовь, женитьбу, счастливый вообщем-то брак, да и ох сколько в жизни у него хорошего-то было. Ох и много!
           - А Курганов в страну не вернётся, - вдруг подумал Егор засыпая, - ох и не вернётся. Чего ему тут? Чую не вернётся..



           Только на этот раз чутьё подвело опытного сыщика. Курганов вернулся.
Он вернулся в Москву, но в какую? Что эта за Москва? Какого года Москва? Год.. Год сейчас какой?
           Он лежит на диване. Такое ощущение, что он уже многие годы лежит на своём диване без движения. Когда же это всё началось? Двадцать или тридцать лет назад? Или десять? Или год? Полный разрыв с реальной действительностью,  утрата способности общаться и получать радость от жизни. Это же ненормально. И с чего всё началось? И когда? Сколько лет как они расстались? А кто ж его знает... С Ириной своей  они расстались уже так давно. Почему?

- Почему ты не хочешь говорить об этом? - она иногда была отвратительно настойчива. Она нависала над ним.
- Просто не хочу.
- Но почему?
- А зачем?
- Ну люди же как- то общаются, если живут вместе.
- Я просто не знаю, что рассказывать, - то ли ответил, то ли подумал он вслух.
- Просто было бы интересно узнать, как можно перенести такую жару. Ну вот чувственно представить хотя бы. - она засмеялась.
- Налей в ванну горячую воду и  две пачки соли туда высыпи. Попробуй минут двадцать просидеть в этой воде.
- В пустыне днём примерно также?
- Нет в пустыне много хуже, там же целый день, да и деться некуда, а из ванны ты всегда выйти можешь.
- А вот вы, когда вы там эти ракеты запускали, что - нибудь чувствовали?
- Что мы должны чувствовать?
- Ну всё-таки ракеты полетят, потом там кого-нибудь убьют.
- Там другой круг мыслей.
- Какой?
- Я не хочу об этом говорить
- Почему? Тебе больно вспоминать об этом?
- Я не хочу об этом говорить.
- Что бы я не спросила, ты не хочешь об этом говорить.
- Я устал.
- Ты всегда устаёшь. Почему?
- Я устал, мне нужно пройтись. - он быстро вышел на улицу. А на улице было холодно и шёл дождь, но ему было тепло.

     Странное чувство в холодной ночи, ощущение тепла и уюта. Он шёл сквозь дождь, дождь был, наверное, холодный, но ему было тепло и уютно.
           - Как странно, как всё это странно, - думал он, - дома тепло и сухо, должно быть уютно, но там холодно, а здесь холодно и дождь на этой пустынной улице. Но почему тут так тепло и уютно? Странно.. Как всё это странно..