Вознесение

Наконец, я дождался этого! Стерильная белизна и тишина сменились ослепительными золотыми залами, заполненными нарастающим благоговейным гулом. Контраст и скоротечность били по глазам, дезориентируя, пока я плыл словно во сне. Мои движения стали неповторимо плавными и изящными, точно в замедленной съёмке. Как будто искуснейший дирижёр тянет за нити, пронзающие тело, дабы всё в моём бытии было идеально отточенным. Тягостные жесты и вздохи, точно в воде, оставляли золотистый шлейф за своим величественным и медленным движением. Я парил, приближаясь к центру зала. Гул нарастал.
Огромное пространство вокруг предстало шаром неправильной формы, испещрённым узорами, изгибами и оттисками, складывающимися в скоротечно вспыхивающие и затухающие картины. Золото перетекало, переходя от образа к образу. Жило своей жизнью и жизнями, которые оно демонстрировало. Струилось, дополняя глубину картин серебристыми и червонными оттенками, накатывающими будто кровь, хлынувшая из ран, не то словно волны, вырвавшиеся из безупречного полотна океана.

Я услышал ропот и, наконец, мог разобрать отдельные голоса. Перешёптывающиеся, взволнованные. Они восхищались мной. В тот момент, будучи уже совершенно нагим, я вращался подвешенный в центре зала, захлёстываемый бесконечными образами. Картины чужих свершений, радостных и тягостных сменяли одна другую, наваливаясь на мои плечи. Впиваясь в мою спину. Их груз тянул меня вниз, но был неспособен побороть силу гораздо более величественную, что желала моего прибывания здесь. Обернувшись назад, я узрел крылья, груз которых я и ощущал. Невообразимо сильные и вместе с тем спокойные они легли на мои плечи плащом, нежно прислонившись к израненной спине, чтобы скрыть её слабость и уязвимость.
Тот гул, такой же золотистый, как эти залы, блистающий как их поверхность, оказался музыкой. Вкрадчивая и безудержная, яркая и звонкая она вплеталась в саму ткань происходящего и светилась. Казалось, что она была куда важнее и материальнее чем просто звук. Словно я мог видеть её. Был способен желать её или даже взять с собой, осмелься я лишить всех окружающих её пронзительного очарования.

Зал был совершенно пустым, но я знал что тысячи лиц смотрят сейчас на меня почти не мигая, боясь упустить хотя бы крупицу происходящего. Переживая вместе со мной каждый мой вдох и выдох. Делая меня совершеннее. Музыка становилась громче. В ней ядовитая горечь и сладостная тоска сливались воедино с несказанным счастьем и подрагивающим восторгом. Прекрасные неземные голоса создавали песнь, чью красоту невозможно описать, чьи слова нельзя повторить. Надрывные и пронзительные, они горевали о гибели своего доброго друга, который так рано покинул их. Величественные и восторженные, они радовались рождению своего нового покровителя, чья любовь способна обогреть их всех или смести подобно шторму.

Воздух был слишком густым, от переполняющих его мыслей, чувств, эмоций и взглядов, отчего звуки медленно витали в нём крохотными мерцающими частицами. Словно пыль в лучах солнца, они вспыхивали и гасли, наполняя и без того светлые залы россыпями нестерпимо яркого света.
Я менялся, менялись и мои ощущения. Взгляды тянулись ко мне, наполняя значимостью. Прочувствовав каждый, я наконец-то мог ответить им, не обделив никого. Ведь каждый должен был быть услышан и наполнен теплом. Свет стремился ко мне, мечтая прильнуть к моей коже и впитаться, сделав её ещё более бледной и яркой. Усыпать множеством мельчайших отметин-искр, нежно опалив меня и мои мечты. Он уже не казался таким нестерпимо ярким. Наконец-то я мог дышать спокойно и ровно, мир явился предо мной уравновешенно-совершенным, а недавно обретённые крылья подхватили тело, сделав его пушинкой. И не было более нужды удерживать меня в воздухе, дабы я не рухнул. Я был совершенно счастлив.

Только теперь, в этот момент небывалой силы, когда меня стало невозможно много, а осознание действительности стало способно объять весь мир, я был готов. Меня посетил ужас, сковывавший всё естество, каждую молекулу тела, каждое слово и мысль. Даже звук исчезал лоскутами, словно весь зал заполнял вакуум. Всё то тепло, которое я знал, оказалось едва ли достаточным, чтобы не дать мне замёрзнуть. Повеяло холодом, и крылья затрепетали, вкушая свой первый ветер. Меня окутывала абсолютная беззащитность перед могучей и пугающей силой, в тени которой я нашёл Себя. Я был молью, которая трепетала крылышками зависнув на месте, среди пустоты и глухоты, контуженная внезапно обретённым разумом. Всё к чему я стремился и так упорно шёл, было всего лишь ступенью, на которую мне удалось вскарабкаться с таким трудом. Совершенно оглушённый перепадом чувств и постепенно выветривающейся гордостью, я ещё долго парил в пустоте и одиночестве, силясь понять что делать дальше. Крохотный мотылёк, дрожащий в центре золотой песчинки, случайно проклюнувшейся сквозь огромные часы вечности.