заговорщиков, если не складывались против них же самих непреодолимые обстоятельства, то столь же поразительным образом сам Гитлер, точно предупреждаемый и спасаемый кем-то из вне, всегда уходил – и всегда заблаговременно – из опасного места. Не только каждый раз избегая неминуемую, казалось бы, гибель, но и всякий раз откровенно благодаря за свое спасение какие-то, одному ему ведомые, «силы».
Да и разве менее странны… – думал я с увлечением дальше. – Истории правлений и восхождений во власть Сталина или, скажем, Наполеона?... В том числе и связанные с множеством покушений и на них самих?... – в стремлении разглядеть и понять что-то столь очевидное, но сокрытое и глубинное, я стал мысленно перескакивать с одного на другое. – Да и разве, к примеру, были бы шансы у Путина, если бы никому неизвестный, совершенно не харизматичный в ту пору «премьер», оказался бы на пороге 2000-х годов в абсолютно равных условиях с другими, более «тяжеловесными» претендентами на президентский пост?... Да и разве его не менее властолюбивый предшественник, только и обеспечивший «фору» своему протеже, – вполне возможно, что, опять же, не без участия «каких-то там сил» – не признавался еще на пороге 90-х, что ведет его по жизни какая-то неведомая и могучая сила; быть может, даже одной, как и в случае с Гитлером, природы?... – и тут, вновь вспомнив детали разговор инспектора с Фабером, я подумал. – А ведь если все так, если все гораздо сложнее, чем привыкли мы думать и полагать… наивно рисуя себе фантастических вампиров и карикатурных зомби… то может, и в правду, нужно искать более сложные ответы и делать более сложные выводы?... И тогда… чтобы сгладить или даже избежать тех или иных масштабных бедствий… необходимо учитывать и моделировать что-то подобное, предложенное Фабером?... Учитывая и понимая при этом, что все темное и негативное исходит исключительно от исполински-могучих демонических существ и сил…»
17
«И если прав в таком случае Фабер… – увлеченно размышлял я дальше. – Говоря, что наша политика и наша экономика… что там еще?... религиозные... классовые… государственные и национальные вопросы... являются точно бы какими-то передаточными рычагами потустороннего воздействия на наш мир и на нас самих… то что тогда получается?... что уже результатом этого самого потустороннего темного воздействия, как раз и являются те или иные локальные и тем более масштабные события в мире… Ммм?… – я задумался. – И прежде всего это, стало быть, войны, политические или религиозные противостояния, экономические кризисы и межгосударственные или межнациональные конфликты и конфронтации… Ведь так?... А если так… – думал я дальше. – То тогда не только правления, но и даже мировоззрения каких-то особо значимых для нашей истории вождей и правителей, в той же мере являются передаточными звеньями потустороннего воздействия на всех нас и на всю нашу жизнь. Приводя режимами и политикою вождей, теми или иными их решениями и действиями, необходимые темным потусторонним силам уже наши собственные жизненные устремления, наши поступки, наши мировоззрения и действия… – мне вдруг вспомнился столь похожий «методами» на своего «арийского» предшественника наш собственный доморощенный «министр пропаганды» и меня тут же осенило. – Но ведь тогда в той же мере верно и обратное! И если мы видим, что насаждаемая теми или иными деятелями и правителями государственная политика приводит лишь к бесправию и полицейщине, кризису и разрухе, гонке вооружений и враждебности к соседям… ведя в конечном итоге к кровавому столкновению миллионов и неисчислимым бедствиям своего и других народов… то разве не должны мы тогда понимать и видеть, что стоят за такого рода «темными вождями» исключительно только демонические силы?... Те самые, что только и заинтересованы… как раз и действуя посредством этих своих темных марионеток и темных ставленников… в увеличении народных страданий, в наших масштабных трагедиях, в многомиллионных несчастьях и горестях… И чем тогда, собственно, и объясняются и чем тогда, конечно же, и вызваны, не только все эти загадочно-спасительные помощи при покушениях на великих тиранов, но и столь же противочеловечески ориентированные политики всех этих режимов. Потусторонне опекаемые и нередко вне человеческой логики действующие и существующие. По нацеленности своей исключительно антинародные. Всякий раз нечеловечески гениально обводящих «вокруг пальца» доверие миллионов. Разделяя и властвуя. Сталкивая лбами народы и классы, нации и религии… Ведя всех нас в конечном итоге – по замыслу этих самых исполински могучих, незримых и беспощадных демонических сил – всегда лишь к одному: к увеличению людских страданий, к новым масштабным бедствиям и к новым неисчислимым трагедиям… Если все это так… – горестно думал я, вспоминая все более и более обостряющиеся теперь социально-политическую и экономическую ситуации в стране и в мире. – То, что же ждет всех нас впереди?... Что?... Если уже налицо все эти мучительно-горестные параллели, которые и пытался объяснить Фабер инспектору, говоря о преддверии новых 1940-х годов... Что?... Новый, но уже «восточный» тайный сговор «Риббентропа-Молотова»?... Очередная воинственная и агрессивно-самодовольная, но гибельная самоизоляция нашей Родины? А затем и новая, но уже опять же «восточная» интервенция «дружественного соседа», с новым безбрежным океаном страданий впереди?...
В ночной тишине предрассветного времени, способного принести людям как новые беды, новые несчастья и горести, так и новые радости, новые счастливые мгновения и новые улыбки знакомых и незнакомых людей, слышался лишь размеренный ход часового механизма библиотечных часов. Непрестанно и неустанно – как и вчера, и сегодня, и завтра – отсчитывавших начало нового дня, идущего на смену затянувшейся уже ночи. Отсчитывая вместе с тем и время наших собственных – тех или иных, светлых или темных – свершений, поступков, помыслов, устремлений…»
18
Незаметно ночная усталость вновь стала брать свое и, почувствовав, что еще чуть-чуть и опять начну клевать носом, я снова вернулся к чтению.
«Тише, я вам говорю. – читал я теперь. – Только эти пули и спасают нас от его нападения. Не будь их… – простуженный не договорил. – Тише. Он где-то рядом. Держите наготове пистолеты».
«Какая-то высосанная из пальца ерунда!» – вновь подумал я, листая книгу дальше. – Какие-то надуманные зомби, придуманные страхи…»
«Темнело. – читал я дальше. – Прятавшийся за валуном беглец перевел дыхание и взглянул на часы.
«Черт, – выругался он тихо, и тут же услышал, как где-то недалеко испуганно заскулила собака. Он прислушался.
«Не бойся. – успокаивая собаку, произнес из темноты простуженный, и, уже обращаясь к своему спутнику, добавил. – Я же говорю, что он где-то рядом. Слышите, как она его чует?
«Похоже, она не чует… – ответил тот, чуть дрогнувшим голосом. – Она, скорее, испуганно скулит.
Прочитав последнюю фразу я вдруг вспомнил об овчарках Фабера.
«И что же они так испуганно скулили?» – подумал я, тяжело ворочая вязкими полусонными мыслями. В голову упрямо не приходило ни одно сколько-нибудь вразумительное объяснение.
Посидев некоторое время в полузабытьи, и отчаянно борясь со все более наваливающимися усталостью и сном, я вновь продолжил чтение.
«Конечно. – читал я дальше. – А как бы вы хотели? – Наша собака боится этого зомби, так же как и мы с вами… Эй!... – крикнул громко простуженный. – Только покажись и моя серебряная пуля размозжит твою башку… Слышишь меня?... Эй, ходячая мертвечина?! Слышишь?...
«Слышу… – тихо прошипел беглец в ответ и напрягся для решительного прыжка…»
– Чушь собачья! – громко воскликнул я, и уже не в силах читать подобное, захлопнув книгу, бросил ее на столик.
Не зная, чем заняться дальше, я оглядел несколько раз библиотеку, вновь осмотрел величественные напольные часы, размеренно шелестевшие незримым механизмом, и, наконец, остановил свой взгляд на широком, начавшем уже светлеть, окне.
Мне вдруг вновь вспомнился недавний разговор инспектора с хозяином дома.
«А может и вправду… – отчего-то подумал я. – И в правду, какие-то потусторонние, темные силы пытаются разного рода способами влиять на нашу жизнь и на наше поведение?... А почему бы и нет?.. Конечно же, не так как в книжке… По-другому… Ведь, вовсе не обязательно присутствие рядом с нами какой-то там темной нечисти, вроде этого зомби… Все происходит явно по-другому… – пространно рассуждал я. – Скажем, незаметными потусторонними воздействиями... Или, к примеру, тем же внушением. Когда выдаются чужие мысли за свои. Толкая, тем самым, всех, кого только возможно, в желанную сторону. Толкая кого-то на кражу. Кого-то к насилию. Кого-то к ненависти. Кого-то к зависти или к эгоизму… А почему бы и нет?... Более всего, должно быть, потусторонне стараясь, чтобы проходили на какие-то значимые властные посты лишь подходящие для этого люди… Ну, да. Точно! – думал я, даже обрадованный такого рода ходом своих мыслей. – Или, скажем, стараясь сделать успешным бизнес того или иного, опять же выгодного им, книгоиздателя или продюсера… Стремясь сделать властителем умов подходящего им писателя, партийного функционера или режиссера… А уж, если подходящему темным силам политику, коррупционеру или даже просто недостойному человеку, помочь взобраться на самый верх, да на подходящее местечко, то и вовсе тогда… тогда держись… Подталкивай, да внушай ему нужное… Именно!... И должно быть именно так, а не каким-то там волшебно-магическим способом… типа, зомби, вурдалаков или колдунов… все и происходит. Да-да, именно так!...»
В предрассветный час мысль моя устало оборвалась.
Посидев еще какое-то время в медленно отступающем полумраке библиотеки, я почувствовал, что вновь засыпаю.
– Не спать! – тут же приказал я себе громко и вскочил с кресла. Пройдясь несколько раз из угла в угол, я попробовал напевать вслух одну за другой несколько задорных мелодий. Но это помогало мало. Усталость упрямо давала о себе знать. И, не смотря на наступающее уже утро, спать хотелось все больше и больше. И тут меня осенило. Чтобы не заснуть, я вновь стал прорабатывать версию о сегодняшнем ночном происшествии.
– Точно! – воскликнул я через некоторое время. – Мистика-мистикой, но по реальным уликам и фактам обвинять следует именно Фабера. – мне тут же вспомнилось найденное удостоверение на имя умершего уже человека и следом отчего-то подумалось. – Да, как ни крути, но, похоже, что из живых именно Фабер главный подозреваемый в этом запутанном преступлении. Пусть даже, если кто-то из потусторонних или не живых в этом и замешан. – я криво усмехнулся столь нелепому своему предположению. – Эка меня понесло! А как они могут быть во всем этом замешаны? Как-как… – я недоуменно пожал плечами. – И что же тогда получается?... А получается, что все указывает именно на Фабера... Прямо или криво… Он или действительно все это сам совершил или… Или его как-то так подставили…
От всех этих мыслей мне стало даже жарко. Я снял пиджак и бросил его на диван. Затем, подражая инспектору, прошелся неторопливым шагом по библиотеке. Неожиданно я остановился у
