В Петербурге, в период сватовства к Олениной, у Пушкина были две любовные связи - с Анной Керн - мимолетная, и с Аграфеной Федоровной Закревской - красивой, блестящей, эксцентричной женщиной, презирающей условности света. Она жила в Финляндии, в Гельсингфорсе, иногда приезжая в Петербург.
Эта высокая смуглая красавица имела огромное число любовников. Натура пылкая и неуравновешенная, страстная любительница французских романов и последовательница их героинь, в редкие минуты просветления от своих безумств, Авдотья искренне молилась, творя крестное знамение по-старообрядчески - "двумя перстами".
Пушкин её увидел первый раз летом 1828 года, когда она приехала к мужу из Финляндии, назначенному министром внутренних дел в апреле этого же года.
Как только поэт увидел эту знойную даму, сразу же набросал ее «Портрет»:
С своей пылающей душой,
С своими бурными страстями,
О, жены Севера, меж вами
Она является порой.
И мимо всех условий света
Стремится до утраты сил,
Как беззаконная комета
В кругу расчисленных светил.
«Беззаконная комета»... Пушкин нашел, как передать всю эксцентричность характера этой удивительной женщины, одновременно очаровывающей и шокирующей.
Князь Вяземский прозвал её «медной Венерой, и поэт только так и величал её. Прозвище было полно смысла - в европейской галантной поэзии Венера была эмблемой чувственной любви.
Аграфена, дочь графа Федора Андреевича Толстого, в 1818 году, в восемнадцать лет, вышла замуж за Арсения Андреевича Закревского. Генерал-адъютант был участником Отечественной войны, и ему в то время исполнилось тридцать пять.
Характер Аграфены Федоровны явственно обнаружился уже в первые годы брака, и о них все начали судачить. А спустя всего четыре года у неё начались «нервические припадки», или, попросту говоря, капризы – она была единственной дочерью в семье отца и её наперебой портили все.
И уже через четыре года после вступления в брак, сделав причиной свои припадки, она отправилась на лечение в Италию. Правда, в сопровождении своего отца, который не только ничем не препятствовал развлечениям дочери, но и даже поощрял их.
Осенью, когда наступило время возвращаться, поползли упорные слухи, что Аграфена не собирается возвращаться из Италии: там ее, мол, удерживает князь Кобургский, будущий король Бельгии.
Но она все же вернулась к мужу, и именно в тот момент, когда он получил новое назначение - генерал-губернатором в Финляндию. Там он былл возведен в графское достоинство.
Здесь, с 1820 года, на военной службе, то есть, в ссылке, находился поэт Евгений Баратынский. Он влюбился в неё - Авдотья Закревская поразила его не только блеском красоты и роскошными формами, но и опасной оригинальностью:
Как Магдалина плачешь ты,
И как русалка ты хохочешь! –
писал он о ней.
Пушкин знал про её связь с Евгением Баратынским, и о поэме «Бал», в которой тот вывел вампическую женщину под именем княгини Нины. На самом деле, она в поэме предстала именно такой, какая есть: дерзко презирающей мнение света, сладострастной и даже порочной, внушающей страх необузданностью желаний.
Поэма Александру понравилась. А пуще всего – сама героиня.
Узнав скоро о её приезде в Петербург, он и сам стал её «наперсником». Вот как Александр Пушкин описывал чувства, бросившие его в объятия графине, в своей неоконченной повести "Гости съезжались на дачу": «Она ему нравилась за то, что осмеливалась явно презирать ненавистные ему светские приличия. Он подстрекал ее ободрением и советами, сделался ее наперсником и вскоре стал ей необходим».
Но в это же самое время Александр Сергеевич продолжал ходить к Олениным, не обнаруживая никому свои чувства к Авдотье и надеясь на свадьбу с Аннет Олениной. Но, когда домогательства Елизаветы Михайловны Хитрово, преследующей его своей нежностью, перешли всяческие границы, поэт ей отрезал: «Я больше всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных чувств. Да здравствуют гризетки - это и гораздо короче, и гораздо удобнее... Я не прихожу к вам оттого, что очень занят и могу выходить из дому лишь весьма поздно. Мне нужно бы было видеть тысячу людей, а между тем я их не вижу. Хотите, чтоб я говорил с вами откровенно? Быть может, я изящен и порядочен в моих писаниях, но сердце мое совсем вульгарно, и все наклонности у меня вполне мещанские. Я пресытился интригами, чувствами, перепиской и т. п. Я имею несчастье быть в связи с особой умной, болезненной и страстной, которая доводит меня до бешенства, хотя я ее и люблю всем сердцем. Этого более чем достаточно для моих забот и моего темперамента... Вас ведь не рассердит моя откровенность, правда?..»
Узнав о его связи с ней, ему стали рассказывать о цинизме Закревской, твердили что благонравные и моральные люди смотрят на нее с ужасом и отвращением. Но ему нравилось полное отсутствие у этой женщины нравственности, её порывистость… Хотя в минуты одиночества себе признавался, что их отношения мучительны - сам влюблен в неё без памяти, и ревнует ее ко всем и к каждому, тогда как она играет его чувствами.
Племянница Закревской, с которой Аграфена поделилась своей тайной взаимоотношений с Пушкиным, однажды рассказала: «Еще недавно в гостях у Соловых он, ревнуя ее за то, что она занимается с кем-то больше, чем с ним, разозлился на нее и впустил ей в руку свои длинные ногти так глубоко, что показалась кровь...»
В стихотворении «Наперсник» он так выразил свои мучительные чувства:
Твоих признаний, жалоб нежных
Ловлю я жадно каждый крик:
Страстей безумных и мятежных
Так упоителен язык!
Но прекрати свои рассказы,
Таи, таи свои мечты:
Боюсь их пламенной заразы,
Боюсь узнать, что знала ты!
Не сумев до конца выплеснуть здесь своего состояния, написал еще одно, тоже отражающее нервные отношения с ней:
…Но жалок тот, кто молчаливо,
Сгорая пламенем любви,
Потупя голову, ревниво
Признанья слушает твои.
Это у неё в доме, на рауте, он услышал слова Лагренэ, обращенные к ней:
-Мадам! Прогоните его! - из-за которых тогда и вызвал француза на дуэль. Хорошо, его приятель, Николай Путята, их помирил.
Образ Закревской Пушкин наметил во многих произведениях - её можно узнать и в блистательной Клеопатре из «Египетских ночей», и «На углу маленькой площади», и в незаконченной повести "Гости съезжались на дачу"...
Но, заняв поэтическое воображение поэта на недолгий срок, Авдотья Закревская ушла из его жизни навсегда, и в последующие годы между ними личного общения уже не было: в 1831 году её муж вышел в отставку по состоянию здоровья и стал заниматься устройством домашних дел и управлением имениями супруги.Теперь они
жили в деревне, наездами появляясь в Москве и Петербурге, а иногда и отбывая за границу с единственной дочерью.
И вот эта женщина, "медная Венера", после смерти теперь всеми известного поэта, заливаясь слезами, сидела ночью в Конюшенной церкви, возле его гроба, и делилась со всеми присутствующими здесь интимными подробностями связи с дорогим покойником.
Такова была нравственность женщины, вдохновившей гения на несколько запоминающихся своей страстью стихотворений.
