ещё один залп? Не приведи Бог! Полковник скосил глаза. Там, у левого края – его брат. Как-то вот вышло: на русской службе он обошёл старшего брата в чинах. Родной брат Серж…
…В тот день с проклятым бронепоездом всё наконец кончилось. Вот так же, как сейчас, по составу и дорожному полотну работали СЗО. Только не те, что теперь, а – русские. Попадание уничтожило вагон с орудийной башней, скрутило рельсы в чугунные спирали, расшвыряло шпалы, гравий и землю, вырыло чудовищную ямину. Надолго всё стихло, а потом защёлкали автоматные выстрелы.
Едва ли не ухом он припал к заклёпанной бронированной двери, а дверь с каждой секундой разогревалась от пожара. Выстрелы стихли, донеслись голоса, русские. И тут за перегородкой брат начал долбить угольной лопатой в дверь и кричать:
– Откройте! Здесь люди, люди! Откройте! – по-русски начал кричать, догадался, он же умный, Сержик-джан!
Дверь вздрагивала – снаружи её били прикладами. Потом сотряслась и покосилась – это взорвали динамит. Просунули под бронелист лом, дверь приоткрылась, хлынул поток света.
– О-па, второй хаестанец, да тоже чумазый. Эй! А ты по-русски говоришь, командир?
В стороне от дыма и покорёженного железа майор после спрашивал его как бы между делом:
– Так сколько же ты пробыл в плену?
Подбирая русские слова, он ответил:
– Я был… четыре года.
– Бог ты мой… Зовут-то как?
– Суренян.
– Тоже Суренян, да? Братья, значит. А имя?
Он назвал. Бойцы скрыли усмешку. Кто-то потрепал его по плечу и утешил:
– А и не похож вовсе. Тот, говорят, был чёрный, а ты совсем белый.
Город Тарки – столица мятежной зоны. Таких зон между Россией и Оттоманской Портой – десятки. Это буферная область. Тарки несколько раз переходили из рук в руки. Их оккупировали то вооружённые силы Порты, то отряды самозваных «государств», то войско Каспийского атаманства. Теперь вот – Государственная Армия.
Идти по улочкам Тарков можно лишь группами. С оружием и с примотанными скотчем запасными рожками. Мужчины сторонились и зыркали исподлобья. Женщины проклинали вслед и загораживали дорогу, нарочно обостряя ситуацию. Мальчишки улюлюкали и клянчили съестное.
На базаре один турок продавал ворованную со склада армейскую тушёнку. Говяжью, хотя местные, наплевав на правила, взяли бы и свиную. У турка были проклятые янычарские усики – как у того полковника в феске. Он ненавидел эти усы. А турков узнавал теперь из всех национальностей.
Турок с ворованной тушёнкой, обнаглев, разглядывал патруль: – «А что ты мне сделаешь, кроме проверки документов?» – У Суреняна белели пальцы на автоматном магазине. А турок, потеряв страх, во весь голос бранился:
– Эй, вы – скоты, свиньи необрезанные! Эй, ваши бабы голыми ходят, а мужики как бабы одеваются. Эй, вы будете подмётки нам лизать, свиньи!
Солдаты обернулись.
– Ишь ты, черномазый, как матерится-то по-чучмекски. Суренян! Слышь, а ты-то, например, понимаешь, чего он там лопочет? Любопытно же.
А он вдруг выдохнул со свистом сквозь зубы и остановился. Нащупал у соседнего бойца штык-нож на поясе – и сорвал его.
– Э! Эй! Суренян!... Уй, блин…
Он успел раскидать с прилавка долбаную тушёнку, схватить турка за горло и дважды всадить штык-нож ему в живот.
– Обрезанный пёс, – сказал он по-турецки, как сплюнул.
– Суренян, блин, ты зарезал его, на фиг зарезал.
Торговки заулюлюкали, окружили их кольцом, тыча пальцами в него, Суреняна. Бородатые мужики зыркали из-за спин торговок, мухи облепили убитого, а мальчишки растащили его тушёнку.
– Уходим, уходим, – солдаты заслонили его от расправы. Выбираясь из толпы, кто-то ненароком отпихнул подростка. Лишь бы не женщину! Не то местные бросятся целой оравой – получат на то право. Женщины на это и провоцируют, попробуй-ка, тронь хоть одну!
Пробились.
Толчея рук и спин, кричащие и проклинающие лица сменились вдруг бежевым госпитальным потолком и выгорелыми оконными рамами. Полковник отдышался, пришёл в себя. Вспомнилось же…
– Эй, доктор. Да! Да – я хочу изменить этот мир, весь этот… расчудесный мир до последнего краешка. Какая, какая Игра?
Играла музыка. Роскошная квартира занимала целый этаж мини-небоскрёба – элитного дома возле Новокутузовского проспекта. За окнами в небе престижного района – сетка ПВО на аэростатах, а здесь в этой квартире – музыка и светский вечер. Ему неуютно. Доктор оказался прав: его полковничий китель был бы здесь неуместен.
В вестибюле охрана проверила документы – это нормально: время-то военное. Оттуда к лифтам убегали мужчины и женщины – в камзолах, вечерних платьях и полумасках. В лифте (можно подумать, это лифт для автомобилей – такой огромный) доктор убрал очки и надел маску с большущим кожаным носом. Суреняна передёрнуло.
На нём самом – чёрно-оранжевый (имперских цветов) полосатый мундир. В стиле позапрошлого века. Доктор подал ему полумаску: залихватские усы, нос из папье-маше и малиновый берет с перьями.
– Венецианский карнавал? – он нехотя и пренебрежительно принял и надел маску.
– Нет, Фестиваль Масок, – доктор ответил. Лифт распахнулся прямо в квартиру.
– Закрытый клуб?
Била музыка, сияли зеркала, искрились хрустальные люстры. Комнаты путались и перебегали одна в другую. Публика струилась по залам. Пили абсент и шампанское.
Доктор пропал. Подскочила дама в открытом платье, расшитом маками, в мини-масочке на одних только глазах и с голубем на руках. Голубь – не живой. Аксессуар.
– Я – Коломбина, это значит «голубка». Я – подруга Арлекина, – защебетала она. – Знаете?
– Неужели? – ответил как мог.
Кажется, паршивые усы мешали нормально говорить. Сковывали. Огляделся, заметил: то здесь, то там из-под полумасок посматривают на него, изучают, отводят глаза.
Кто он для них – скаковая лошадь, чтобы его разглядывать?!
– Так пойдёмте же, я вас познакомлю, – «Коломбина» ухватила его за руку. – Скорее запоминайте, это венецианцы, а там – неаполитанцы. Арлекин – добрый, Бригелла – мрачный, Панталоне – скряга, а Доктор – большой зануда, вы его знаете. Кстати, Бригелла мечтает с вами поговорить! Учёный Тарталья, фанфарон Скарамуш, вредина Ковьелло, наивный Полишинель…
– Я понял. Кто они в жизни?
– О! – ответила маска с алыми маками на платье и скрылась.
Он пересёк зеркальную комнату, но у дальнего зеркала – возле столика с напитками – был перехвачен другой дамой, с букетиком маргариток и тоже в полумаске.
– Вы спросили, кто эти люди? Я – Франческа, – она назвалась первой.
– Все пришли посмотреть на меня? – в его речи стал проявляться акцент, это его раздражало.
– Ни в коем случае! – «Франческа» возмутилась. – Главное правило Игры: новичка знают только по маске. Мы – маски дель арте! Мы – люди разных эпох… Вы понимаете? Время прозрачно, при желании сквозь него можно общаться.
– Кто я в этой Игре?
Франческа округлила глаза под полумаской и не ответила. Включили свет, опустили шторы. Ярче заискрились грани хрустальных фужеров и потолочных люстр.
– Как это кто? – подскочила Коломбина. Уже не одна, с подругой. Подруга ничего не говорила, поэтому Коломбина старалась за обеих: – Вы – маска «Капитан», хвастливый вояка и гламурный испанец.
– Какой испанец? – он справился с нерусским акцентом.
– Женщины любят вояк! – не поняла Коломбина.
– Не все, – вдруг перебила её подруга. – Не все и не всех.
Он собрался уйти, но оказалось, что к платью подруги вместо брошки приколота… срезанная веточка ивы. Он остановился.
Франческа прошелестела ему на ухо:
– Это – Лючинда, Влюблённая Маска!
– Капитан, останьтесь, – попросила «Лючинда». – Без вас не состоится Игра. Вас привёл Доктор, я знаю. Вы не подумайте, Доктор только с виду педант. На самом деле, это героическая маска. Знаете, для чего ему громадный нос? Это футляр с антисептическими травами. Вместо респиратора. Средневековые доктора с такими носами входили в чумные бараки.
– Вы это и в правду знаете… Или?
– Или с утра прочитала в Сети? – она оскорбилась, отвернулась от него, веточка ивы вздрогнула. – Я только сказала, что в жизни вы не обязаны быть трусом и задирой как маска «Капитан».
– Печально казаться не тем, кем являешься.
Дамы переглянулись, скрыли улыбки, а сзади кто-то настойчиво потянул его за рукав.
Резко обернулся. Позади стоял щёголь в чёрном смокинге и цилиндре. Без маски, но лицо густо усыпано белой пудрой. На одной щеке – слеза, нарисованная чёрной тушью.
– Печально? Капитан, никогда не произносите это слово. Мы маски комедии. Мы смеёмся даже тогда, когда в глазах слёзы.
– Пьеро? – он уставил на щёголя указательный палец, точно уличая его.
Пьеро приподнял цилиндр. К ним подошёл суровый франт в маске со жгучими бровями. Бригелла. С бокалом абсента.
– Уверяю тебя как трагик, – Бригелла сказал басом, – что лучшие роли в трагедиях сыграли именно комики!
– Время, страна, эпоха? – вскинулся полковник.
– У-у-у, Капитан, чувствую себя на допросе, – Бригелла мотнул крупной головой. – Не надо. Просто заходи ко мне, – он пригласил, – в городок Дорожный брод, что на речке. Ты найдёшь!
Слова прозвучали так, будто сказаны они на чужом языке, но чьей-то прихотью дословно переведены на русский.
И тут, требуя внимания, захлопал в ладоши сам Доктор:
– Господа Маски, новая Игра вот-вот начнётся. Установим правила! Я жду вашего пятистишия. Экспромтом! Пусть явится цель новой Игры. Подарите нам ваши пять строчек!
Щёголь Пьеро вдруг взял Капитана за плечо, хитро подмигнул и сказал первую строчку:
Пусть Коломбина голубем забьётся…
– Коломбина, тебе продолжать!
Подружка Арлекина растерялась. Захлопала глазами под полумаской и, пожав плечиком, прощебетала:
И Арлекин лохмотья разорвёт…
Арлекин хохотнул, его костюм с ромбами когда-то изображал лохмотья с заплатками. Не долго думая, он сказал:
Усталый Доктор снимет маску-нос…
– Доктор, ваша очередь!
Доктор, раздумывая, мотнул головой и вдруг обернулся к Бригелле:
Тогда Бригелла шляпу заломает…
– Последняя строчка – мне? – Бригелла смешался.
– Ну же! – подбодрила Лючинда, Влюблённая Маска.
– Раз уж так… Тогда пусть… – сказал Бригелла бархатным своим басом.
И срезанная ива заалеет.
Все зааплодировали, а Бригелла затряс над головой руками:
– Нет-нет, лучше «зацветёт», так будет в рифму, – настаивал он. – Я имел в виду, что заалеет – это зацветёт алыми цветами.
Зазвенели фужеры, все пили шампанское. Зеркала зрительно увеличивали залы до бесконечности. Откуда-то неслась музыка.
– Я всё равно ни черта не понял, – признался полковник.
– Как маска-юрист, – к нему подошёл Тарталья в университетской шапочке, – я поясню: Игра пройдёт там, в жизни. Кого-то из Масок ты встретишь вне этой комнаты и пройдёшь с ними некую часть твоей жизни. Но ты их не знаешь, и они тебя тоже – это главное правило.
– В чём суть? Задание, роль, сценарий…
– Э-э, нет, – Тарталья погрозил пальцем. – Дель арте никогда – ни-ког-да – не играли по сценарию. Это комедия импровизаций! Играй так, как живёшь – это второе правило. Всё должно идти от порыва души. Да, от порыва души! – повторил Тарталья и ещё раз погрозил пальцем.
Душа действительно рвалась из тела в том распроклятом бою под Царёвым-Борисовым. Дождались. Те проклятые СЗО сделали по второму залпу. Землю
